Ламберто Маффеи "Только безумцы могут изменить мир: искусство и безумие"

Альберт Эйнштейн сказал, что «безумцы, уверенные, что способны изменить мир, на самом деле его меняют», но так ли это? Безумие – иррационально, оно показывает новое мышление, способное открывать, смотреть, чувствовать и постигать этот мир иначе. В этой книге автор сталкивает два мира: искусство и психологию. Какая леди преследовала Эразма Роттердамского? Так ли были безумны Ван Гог и Эдвард Мунк? Как страх и величие перед смертью и неизвестностью вдохновляли безумных гениев? Настолько ли безумцы безумны и как феномен «сумасшедшего творца» распространился по миру искусства? На самых ярких примерах из биографий Моцарта, Энсора, Магритта и многих других, автор аккуратно, но в тоже время настойчиво, проводит тонкую историческую нить безумия до нашего времени и дает ответы на эти и многие другие вопросы. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательство АСТ

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-17-160233-8

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 28.04.2024

Только безумцы могут изменить мир: искусство и безумие
Ламберто Маффеи

Нонфикшн. Лекции
Альберт Эйнштейн сказал, что «безумцы, уверенные, что способны изменить мир, на самом деле его меняют», но так ли это? Безумие – иррационально, оно показывает новое мышление, способное открывать, смотреть, чувствовать и постигать этот мир иначе.

В этой книге автор сталкивает два мира: искусство и психологию. Какая леди преследовала Эразма Роттердамского? Так ли были безумны Ван Гог и Эдвард Мунк? Как страх и величие перед смертью и неизвестностью вдохновляли безумных гениев? Настолько ли безумцы безумны и как феномен «сумасшедшего творца» распространился по миру искусства? На самых ярких примерах из биографий Моцарта, Энсора, Магритта и многих других, автор аккуратно, но в тоже время настойчиво, проводит тонкую историческую нить безумия до нашего времени и дает ответы на эти и многие другие вопросы.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.





Маффеи Ламберто

Только безумцы могут изменить мир: искусство и безумие

Посвящается моей жене, Марии Грации Фуччи, которая придумала и отредактировала каждое слово в этой книге.

© 2023 by Societ? editrice Il Mulino, Bologna

© Богданова Я.А., перевод, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог

Безумцы, уверенные, что способны изменить мир, на самом деле его меняют.

    Альберт Эйнштейн[1 - Здесь автор, следуя расхожему заблуждению, приписывает фразу Альберту Эйнштейну. В действительности, она была использована в качестве слогана в рекламной кампании Apple «Think different» в 1997 году (здесь и далее, если не указано иное, примечания переводчика).]

Наш разговор о безумии мне хотелось бы начать с Диогена Синопского (IV век до н. э.), человека, без сомнения наделенного некоторой долей сумасшествия: кто в здравом уме стал бы жить в бочке, при этом еще и демонстрировать столь вызывающее поведение и пренебрегать всеми общественными нормами? Поговаривают, что в один прекрасный день он выбрался из своей бочки и отправился бродить по городу с фонарем в руках, а на вопрос, что он делает, ответил: «Ищу человека» (должно быть, он хотел сказать, что ищет человека честного, далекого от условностей, свободного). Диогена называли «безумным Сократом», потому что он был учеником Сократа, а в народе прозвали «собакой»; отсюда произошло и слово «цинизм», давшее название философскому течению, одним из основоположников которого был сам Диоген, наряду со своим учителем Антисфеном[2 - Термин «цинизм» или «кинизм» происходит от греческого kynos – собака. Согласно другой версии, название произошло от афинского гимнасия Киносарг, в котором философ Антисфен проводил свои философские беседы. Основой учения киников являлось достижение счастья путем отказа от славы, богатства, власти и других искушений. Высшей целью объявлялась жизнь в соответствии с естественной природой. Подобно любому животному, человек не должен испытывать чувства стыда за те действия, которые продиктованы инстинктом.]. Лучше довольствоваться малым или вовсе ничего не иметь, но при этом жить в соответствии со своей природой, быть свободным от законов и условностей, презирать удовольствия и всякие излишества. Рассказывают, что он даже отказался от чаши для питья после того, как увидел мальчика, который пил из сложенных ладоней.

Данте Алигьери отправил Диогена в Лимб, причислив к сонму духов достойнейших мужей, о которых идет речь в четвертой песне «Ада»:

Философ знаменитый Демокрит;
Здесь Диоген, Фалес с Анаксагором,
Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит[3 - Пер. М.Л. Лозинского.].

В голове у каждого из нас хранится множество любопытных историй и причудливых мыслей, они словно записки, спрятанные по разным ящикам письменного стола, и время от времени мы достаем их, перечитываем, чтобы убедиться – мы еще живы. В современном мире, где повсеместно царит погоня за излишествами, охота за удовольствиями, стандартизация мышления, желаний и нравов, где, к сожалению, существует оружие, изобретенное только для того, чтобы убивать других людей, где верховодит ложь – в таком мире мысли Сократа и Диогена Синопского о необходимости пересмотреть наш образ жизни и, если не изменить кардинально, то хотя бы внести в него долю умеренности, вовсе не кажутся нелепыми.

Можно, конечно, заявить, что красота спасет нас от засилья новой культуры, ошибочно воспринимаемой как регресс, от повсеместного невежества, но существует большая вероятность того, что и эта красота однажды станет другой, и мы сочтем прекрасным то, что получит ярлык «прекрасное», а справедливым станет то, что будет названо справедливым.

Ничего удивительного, ведь мы живем в мире быстрых, неожиданных и удивительных перемен – нам навязали их, не предоставив никакого выбора, а мы, в свою очередь, беспрекословно их приняли. Экономическая и военная мощь – вот новые пастбища для обывателей, а благополучное существование сводится к тому, чтобы просто пастись и ни о чем не думать.

Красота, понятие по сути своей изменчивое, никого не спасет, но в этой формуле я рискну заменить красоту людьми, которые отличаются от других, людьми, мыслящими нестандартно, немножечко сумасшедшими (как выразился бы Альберт Эйнштейн); они, может быть, и не спасут мир, но хотя бы изменят его – целиком или крошечный кусочек. За всю историю существования человечества психические заболевания частенько выступали в роли удивительно эффективного инструмента, позволяющего некоторым людям во весь голос заявить о том, что они другие, выступить против стандартизации мышления. Может быть, настало наше время выйти средь бела дня на площадь с фонарем разума в руках и ответить толпе: мы ищем человека.

В одной из своих предыдущих книг, «Похвала медлительности» (Elogio della lentezza, Il Mulino, 2014), я отмечал, что в жизни человека есть два важнейших события: рождение и смерть; и что спешить ко второму из них, не уделив и минуты размышлению о смысле всего этого путешествия, весьма опрометчиво. Диоген вот никуда не спешил, он дожил до восьмидесяти девяти лет, весьма преклонного возраста.

Глупцы и безумцы, особенно в глазах таких же глупцов и безумцев, выглядят гораздо привлекательнее обычных людей, нормальных, которым настолько сложно примириться с их сумасшедшими идеями, что аж желудок сводит. В числе этих безумцев мне хотелось бы вспомнить одного человека, которому однажды надоело быть серьезным, потому-то он и взялся шутить; я имею в виду Эразма Роттердамского – с ним мы встретимся в следующей главе.

Моя искренняя благодарность Даниэлю Малагути – он с огромным вниманием и профессионализмом наблюдал за написанием этой книги, а его замечания заставили меня изменить некоторые концепции, которые вы встретите на ее страницах, и по-другому расставить акценты.

Глава первая

Только безумцы могут изменить мир

1. Эразм в землях Альбиона

Эразм Роттердамский, голландский теолог, гуманист и философ, родившийся около 1466 года и умерший в 1536 году, провел не меньше трех лет в Италии, и за это время посетил все библиотеки, до которых смог добраться, чем заслужил репутацию настоящего книжного червя. Он писал только на латыни, хотя обожал греческий язык, которому учился в Берлине. Эразм Роттердамский был странным богословом, он отказался, например, от должности кардинала, потому что считал: все власть предержащие, даже представители церкви, чересчур падки на всевозможные излишества. В общем и целом, он был великим гуманистом, который много читал, много преподавал, а, может быть, и много молился, хотя о последнем у нас нет достоверных сведений. Он слыл весьма серьезным человеком и прославился на всю Европу своими обширными познаниями во многих областях тогдашней науки (рис. 1).

Вот этот самый Эразм Роттердамский и покинул Италию в 1509 году, отправившись в земли туманного Альбиона, то есть в Англию. Конечно, он путешествовал тем видом транспорта, который чаще всего использовался в то время, – верхом на лошади. Дорога казалась бесконечной, а Эразм Роттердамский был уже немолод, ему вот-вот должно было исполниться пятьдесят, сидеть в седле оказалось очень утомительно, а вся эта тряска не позволяла погрузиться в свои мысли, другими словами, мешала работать и думать. К тому же, спина, особенно нижняя ее часть, то и дело давала о себе знать. Эразм Роттердамский не мог размышлять о чем-то серьезном, но ничего не мешало ему фантазировать, занять свой разум пустяками, непривычными глупостями, о которых в привычном окружении, например, в библиотеке, ему было бы очень стыдно даже помыслить, но здесь, верхом на лошади, на пустынном тракте, где не видно ни души, он мог позволить себе даже то, что раньше считал непозволительным.

И вот Эразм Роттердамский принялся размышлять о богине, женщине-аллегории, воплощении глупости, которую мы впредь так и будем называть, – Леди Глупость. Вероятно, она предстала перед ним в образе прекрасной девы с весьма соблазнительными формами, радующими глаз своими изгибами; близкой подругой воображения и пустячных мыслей. И эта самая Леди Глупость взялась настойчиво нашептывать ему странные идеи, как поступали порой обитатели Олимпа с несчастными жителями Древней Греции, советуя им что-нибудь сделать или, наоборот, не делать. В данном же конкретном случае Эразму, страдающему от боли пониже спины, было предложено задуматься, а лучше – перестать думать вовсе, причем последнее звучало куда убедительнее первого.

Эразм Роттердамский представил, как Леди Глупость выступает перед огромной толпой и нахваливает сама себя, называет себя вполне естественным и даже созидательным порывом, без которого немыслимо само существование человека:

«Пусть грубые смертные толкуют обо мне, как им угодно, – мне ведомо, на каком худом счету Глупость даже у глупейших, – все же я дерзаю утверждать, что мое божественное присутствие, и только оно одно, веселит богов и людей. Наилучшее тому доказательство – перед вами: едва взошла я на кафедру в этом многолюдном собрании, как все лица просияли небывалым, необычайным весельем, все подались вперед и повсеместно раздался радостный, ликующий смех. При взгляде на вас кажется мне, будто я вижу богов Гомеровых, охмелевших от нектара, настоянного на непенте, а ведь только что вы сидели печальные и озабоченные, словно воротились недавно из Трофониевой пещеры[4 - Здесь и далее «Похвала глупости» цитируется в переводе П.К. Губера.]».

Вот такие двусмысленные и притягательные мысли божественным голоском нашептывала Леди Глупость в левое ухо Эразму Роттердамскому, но резвый скакун ученого не слышал ни слова из этого, а то бы несомненно замедлил бег, ведь чем длиннее путешествие, тем сподручнее предаваться фантазиям, мечты не рождаются в спешке.

– Эразм, – шептала леди Глупость, – неужели ты никогда не задумывался о том, что помимо человеческого разума в этом мире есть еще солнце и луна, твое собственное тело и вибрация твоих чувств, жаждущих вырваться на свободу? Все это существует за пределами разума, да что вообще такое этот разум, ведь кроме него есть и воображение, эмоции, веселье, радость жизни? Разуму же чужд смех, он лишь нагоняет тоску да усталость.

Леди Глупость и без того пользовалась большой популярностью среди простого народа, вот и Эразм Роттердамский начал понемногу подпадать под ее чары. Все эти дни, проведенные в библиотеках, в компании одних лишь книг, и все только ради того, чтобы стать похожим на своих прославленных коллег и самому снискать не меньшую известность. Лошадь неслась галопом, а Эразм Роттердамский все фантазировал. «Вот доберусь до земель Альбиона, – думал он, – и расскажу об этом своему другу Томасу Мору[5 - Сэр Томас (Фома) Мор (1478–1535) – английский юрист, государственный деятель, философ и писатель-гуманист, автор сатирической книги «Утопия», чье название стало нарицательным для всего жанра.], который мудрее Демокрита. А еще Мор звучит как Moriae, что по-гречески означает «безумие». Моя новая книга будет посвящена ему и называться будет Moriae encomium – «Похвала глупости». Томас Мор не только мудрее Демокрита, но, может статься, и немного безумнее его[6 - Демокрит Абдерский (ок. 460 до н. э – ок. 370 до н. э.) – древнегреческий философ, ученик Левкиппа, один из основателей атомистики и материалистической философии. Образ его жизни казался современникам непонятным: философ постоянно уходил из города, скрывался на кладбищах, чтобы предаться размышлениям вдали от мирской суеты, а иногда без видимой причины разражался смехом – людские заботы казались ему невероятно забавными на фоне величия миропорядка. Сограждане сочли Демокрита умалишенным, и даже пригласили знаменитого врача Гиппократа осмотреть его. Врач встретился с философом и постановил, что тот абсолютно здоров как физически, так и психически, а кроме того, назвал Демокрита одним из умнейших людей, с которыми ему приходилось общаться.]».

– Эразм, неужели ты никогда не задумывался о том, что помимо человеческого разума в этом мире есть еще солнце и луна, твое собственное тело и вибрация твоих чувств, жаждущих вырваться на свободу? Все это существует за пределами разума, да что вообще такое этот разум, ведь кроме него есть и воображение, эмоции, веселье, радость жизни? Разуму же чужд смех, он лишь нагоняет тоску да усталость.

«И какую же пользу может принести столь превозносимое вами безумие?» – задался вопросом конь, постукивая копытами, но ответа так и не получил.

2. У безумия есть свои поклонники

Существует обширный свод несколько туманной, но увлекательной литературы о взаимосвязи, которая может обнаружиться между безумием и творчеством. Слово «безумие» в этом контексте не имеет ничего общего с медициной и диагностикой психических заболеваний, а относится скорее к неким преходящим проявлениям процессов, которые условно похожи на симптомы определенных неврологических отклонений или психических заболеваний. Такие симптомы могут проявиться в той или иной мере у любого человека: это не только «психопатология повседневной жизни», но и воображаемые полеты в неизведанные миры.

Печать безумия отмечает совершенно разных людей, чьи проступки противоречат здравому смыслу, который, по словам художника Пабло Пикассо, лишь ограничивает творчество. Всех людей, отбившихся от глобального овечьего стада, можно назвать сумасшедшими; говорят, что не только художники, но даже ученые немного безумны, ведь они мыслят и живут по-другому, им наплевать на общепринятые нормы.

Ваш покорный слуга же считает, что абсолютно все люди на Земле в какой-то степени сумасшедшие, только тщательно маскируются под нормальных, потому что находиться вне мейнстрима, за пределами общей массы или, как говорят некоторые, «среднего класса» – по меньшей мере стыдно, а нередко и опасно.

Отличаться от других и перестать быть частью стада настолько трудно, что часто лишь психическое заболевание (да и не только психическое) помогает это сделать. Помогает, потому что открывает человеку другие пути развития и заставляет осознать новую реальность, причем это доступно любому из нас, но так глубоко и надежно сокрыто в глубинах сознания, что переходит в категорию так называемого «бессознательного». Даже я, обычный бумагомарака, знаю, что внутри меня прячется нечто, что так и хочется исследовать, только я называю это не бессознательным, а душой. Но если вы спросите, что такое бессознательное, я не смогу объяснить, хоть и чувствую его присутствие в себе, это просто неотъемлемая часть моего существа. Воплощение хорошо известного парадокса, «вопроса о времени» Блаженного Августина[7 - Аврелий Августин Иппонийский (354–430), также известный как Блаженный Августин, – раннехристианский богослов и мыслитель, представитель зрелой патристики, значительно повлиявший как на формирование христианского духовного канона, так и на развитие западной культуры в целом. Среди его работ – «О граде Божьем», «Христианская наука» и «Исповедь».]; он тоже понимал, что такое время, но не мог объяснить это другому человеку.

В наших телах прячутся различные объекты, относящиеся к сфере эмоций, мыслей, образов, звуков – мы называем их объектами, потому что они непременно материальны. Они принадлежат вам, вы знаете, что они у вас есть, и вы не можете перестать на них ориентироваться, если только не вмешается болезнь, которая частенько, вместо того чтобы стать чем-то разрушительным, воплощением зла[8 - Итальянское «male», которое можно перевести как «болезнь», происходит от латинского «male aptus» – «связанный со злом».], превращается в нечто конструктивное: крик о свободе, не скованный законами и религиозными догмами.

Психические заболевания, вроде депрессии или преходящих проявлений биполярного расстройства с его характерным чередованием маниакальных и депрессивных периодов, сопровождающихся поведенческими или интеллектуальными отклонениями, которые мы называем безумием, могут иметь отношение к творческому процессу – они были известны давно и упоминаются уже у Аристотеля. Связь между творчеством и безумием фактически восходит к отрывку из аристотелевского канона, известному как Проблема XXX[9 - Аристотель, «Проблемы» (раздел XXX, д. 1).]:

«Почему все неординарные личности, занимающиеся трудом философским и политическим, художественным и литературным, имеют меланхолический темперамент, проявляющийся у некоторых с такой силой, что они становятся подвержены патологическим состояниям, причиной которых является меланхолия?»

Этот отрывок цитировали и другие философы: Сократ, Платон, Эмпедокл. Читая их труды, становится ясно, что все они были личностями весьма своеобразными, частенько ловили на себе подозрительные взгляды, а во многих случаях – если говорить о Сократе, например, – расплачивались за свои убеждения собственной жизнью.

Шекспир размышляет о безумии в пьесе «Сон в летнюю ночь» (акт V, сцена I), вкладывая в уста герцога Тесея следующие слова:

У всех влюбленных, как у сумасшедших,
Кипят мозги: воображенье их
Всегда сильней холодного рассудка.
Безумные, любовники, поэты —
Все из фантазий созданы одних[10 - Пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник.].

Поэт хочет донести до нас мысль, что безумие может стимулировать творческие способности, стать двигателем искусства, пробудить мечты и фантазии. Рассудок же склонен демонстрировать лишь ледяное здравомыслие.

Многие мыслители рассуждали о различных аспектах безумия, среди них, безусловно, и Мишель Фуко с великолепной книгой «История безумия в классическую эпоху» (1988). Я процитирую только одно предложение: «Путь от просто человека к человеку истинному лежит через человека безумного»[11 - Мишель Фуко (1926–1984) – французский философ, теоретик культуры и историк, создал первую во Франции кафедру психоанализа. Цитата приведена в пер. И.К. Стаф.].

«Почему все неординарные личности, занимающиеся трудом философским и политическим, художественным и литературным, имеют меланхолический темперамент, проявляющийся у некоторых с такой силой, что они становятся подвержены патологическим состояниям, причиной которых является меланхолия?»

    Аристотель, «Проблемы»

Артюр Рембо[12 - Жан Николя Артюр Рембо (1854–1891) – французский поэт. Писал стихи только в ранней юности, после 1873 года отошел от творчества. Издал сборник «Одно лето в аду» (1873). При его жизни вышел также сборник стихотворений в прозе «Озарения» (1886). Входит в число так называемых «проклятых поэтов».] писал, что поэзия может возникнуть только из сознательного расстройства всех чувств, из потребности кричать, петь; я бы даже сказал: исторгать звуки, слова, знаки, цвета, которые спрятаны глубоко внутри человеческого естес-тва, – все это действует как терапия, помогающая человеку жить дальше.

3. Психические заболевания и творчество: Франко Базалья

Первым психиатром, проявившим научный интерес к взаимосвязи психических заболеваний и творчества, был Ханс Принцхорн (1886–1933), человек многогранно талантливый, с широким кругозором, отличный знаток истории искусства. После окончания медицинского факультета психиатрической университетской клиники Гейдельберга он провел серию весьма точных наблюдений и сделал ряд статистических выкладок. Его имя было и остается широко известным, собранные им данные до сих пор приводятся в числе наиболее достоверных источников по этой теме. Его главный научный труд вышел в 1922 году и назывался Bildnerei der Geisteskranken, что можно перевести как «Пластическое искусство душевнобольных»[13 - На русском языке также известна как «Художественное творчество душевнобольных».]. Благодаря растущему интересу к этой работе в 1991 году она была переведена на итальянский язык, а в 2011 году переиздана под названием «Искусство сумасшедших» (L’arte dei folli).

В 1921 году профессор Ханс Принцхорн представил свои выводы на чрезвычайно успешной конференции в Вене, где присутствовали разные врачи и ученые, в том числе и Зигмунд Фрейд.

Ханс Принцхорн является пионером психопатологии, чьи выводы часто ложатся в основу анализа многих видов искусства, в частности, современного. Он писал:

«Шизофрения, безусловно, является одним из возможных способов существования человека, она не угрожает жизни, хотя и требует от тех, кто ею страдает, невероятной силы, чтобы вновь и вновь изобретать реальность и продолжать существовать в непостижимом для них мире, страдая от непонимания со стороны окружающих».

Приведенные здесь размышления психиатра кажутся мне удивительно современными, поскольку описывают ситуацию, характерную для нашей сегодняшней жизни, где человек то и дело ищет новые реалии и вынужден постоянно изобретать новые модели поведения, новые профессии, а иногда – даже новые слова и языки. Немецкое слово Geisteskranken звучит, по крайней мере, для моего уха, очень резко, и как бы намекает на серьезность своего значения – «больной разум» (или дух, нем. Geist). Возможно, мы тоже страдаем от коллективной психической болезни, которая заставляет нас сомневаться в собственном прошлом, будущем и тех ценностях, на которые мы опираемся, испытывая при этом подспудный страх, порожденный усталостью и осознанием тщетности жизни.

Может быть мир, по крайней мере современный мир, стал подобием огромной психиатрической клиники, и Ханс Принцхорн включил бы нас сейчас в свою статистику по Geisteskranken. Глобализация, подобно пандемии Covid-19, распространила повсюду вирус неопределенности и синдром поиска новой реальности, сущности осязаемой, но неуловимой, фактически не существующей как жизненная цель. Возможно, именно поэтому мы и живем в век высоких скоростей, пытаемся убежать от окружающей нас реальности.

«Шизофрения, безусловно, является одним из возможных способов существования человека, она не угрожает жизни, хотя и требует от тех, кто ею страдает, невероятной силы, чтобы вновь и вновь изобретать реальность и продолжать существовать в непостижимом для них мире, страдая от непонимания со стороны окружающих».

    Ханс Принцхорн

В интереснейшей книге «Общество риска» Ульрих Бек[14 - Ульрих Бек (1944–2015) – немецкий социолог и политический философ, профессор Мюнхенского университета и Лондонской школы экономики, автор концепций «рефлексивной модернизации» и «общества риска». Особую известность ему принесли работы по периодизации эпохи модерна и комплексному исследованию современной глобализации. Являлся основателем и главным редактором журнала Soziale Welt.] рассматривает примеры неопределенности, вызванные глобализацией и в особенности быстрым развитием технологий, он называет их примерами сконструированной неопределенности, не поддающимися контролю, потому что к ним невозможно применить теорию вероятности.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом