Макс и Бочкин кивнули одновременно.
* * *
Тимур Альбертович Бочкин свою работу любил. Ему нравились головоломки, которые подбрасывала ему служба, нравились бесконечная череда многоходовок, работа с деталями, уликами, нравилось ощущение победы, которое неизбежно наступало после успешного следствия.
Много лет назад, когда он учился в гимназии и записался в школьную театральную студию, он почти в каждой роли, даже если это была роль Принца из «Золушки», играл немного Мегрэ, чуть-чуть Холмса, капельку Жеглова.
Он и сейчас ловил себя на том, что все еще играет в знаменитых литературных сыщиков.
И иногда он «заигрывался».
Три года назад он участвовал в совместной группе по выявлению наркотрафика, проходившего через регион. Работали за городом, в горах, искали следы контрабандных троп, секретных причалов, доков. И коллеги из ФСБ все больше тяготели к гористой местности, считая, что дорога проложена там. Тимур же поглядывал в сторону нищих рыбацких поселков, щедро рассыпанных по берегам. Когда-то в них кипел промысел, мужики рассекали на дорогих тогда «Ладах». Сейчас же рыболовецкий промысел укрупнился, оказался сосредоточен в руках крупных игроков. Мелкие добывающие предприятия простаивали, требования технадзора выполнять становилось все сложнее, суденышки выходили из строя, и нищета хватала за горло. Кое-кто, конечно, приноровился к новой реальности – туристов морская рыбалка всегда привлекала. Но чем жили те, кто остался за бортом и этого бизнеса?
– Нужно прочесать старые пристани, – упирался он.
Его не слушали – что там может знать молодой провинциальный следователь. Тем более, что агентура говорила о «горном» следе.
Тимур отправился сам, с местным участковым и оперативником из столичного управления – этот особенно в гипотезу не верил, но был приучен отрабатывать все поступившие версии, включая самые невероятные. Невероятность участия стареньких рыболовецких катеров заключалась в масштабах трафика: крохотные, скупо оборудованные суда, не перевезли бы значительный груз, а много перевозчиков – много свидетелей, значит, большие расходы. Тот, кто организовал доставку, действовал цинично, наверняка.
Но именно это «наверняка» и говорило Тимуру за рыболовецкий поселок. Он спрятался в низине у подножия скалистых и укрытых лесом утесов. Когда-то поселок процветал, сейчас о нем Тимур практически ничего не слышал.
– Пристань здесь была удобная, – вспоминал участковый. – Народ все больше трудовой, не слишком разговорчивый, потому приедешь, поспрашиваешь, все ли нормально. Они кивают – все, все хорошо. А что там за закрытыми дверями творится, как узнаешь?
Он щурился на яркое солнце, вытирал струившийся по лбу пот.
– А пристань-то новая, – отметил Тимур.
Ровные, плотно подогнанные друг к другу доски на основном понтоне, поблескивающие швартовочные кнехты, аккуратные перила на сходнях. Этой конструкции – от силы два года, и на свои скудные пенсии местные рыбаки такое не отгрохали бы. Да и не нужен им такой причал.
Участковый промолчал – вроде как своим замечанием городской следователь намекал на его недосмотр, а какой недосмотр, если жалоб нет? Участковый отвел взгляд. Они шли вдоль берега. Московский опер тоже рассматривал пристань.
– А чем живет поселок, а? – он посмотрел на участкового.
Тот пожал плечами:
– Да, знамо дело, своим хозяйством. Почти у всех дворов свои курочки, две козы на поселок да корова дойная, Матрена. Ну и рыбку для себя ловят, вялят, да вдоль трасы торгуют. Как-то так выживают.
– И много катеров в поселке?
– Ну, пять, может, шесть… но вы громко сказали, конечно, «катера», моторки крохотные у них.
И он махнул в сторону причала, у которого покачивались три моторные лодки с зачехленными двигателями.
– А пристань на десять кнехтов им тогда зачем?
Участковый не знал, он давненько в поселок не заглядывал – все другие дела, поважнее находились. Оперативник как-то недобро улыбнулся, повернулся к следователю:
– Надо выяснить. Причал больно большой, странно это все…
Но странность эту местные объяснили готовящимися переменами – поселок собирался приглашать в новом сезоне рыбаков из разных регионов.
– Вот есть у народы избинг, слышали о таком? А у нас рыбинг будет! – Веселился старый рыбак, сверкая золотыми зубами.
– Надо бы лодки посмотреть, – тихо проговорил оперативник.
И вот тут-то и возникла проблема, из-за которой в Тимуре Бочкине взыграл Глеб Жеглов: к лодкам их не пустили. Народ хоть и простой на вид, оказался подкованным, вспомнил про постановление на обыск, конституционное право на неприкосновенность жилища и так далее.
Их теснили к берегу. Макс вышел вперед, еще раз продемонстрировал удостоверение:
– Граждане рыбаки и рыбачки, – зычно проговорил интонацией киношного Жеглова. – Вы, конечно, правы, законы соблюдать надо. Но моя задача какая была? Получить оперативную информацию по причастности отдельных жителей этого поселка к участию в контрабанде запрещенных веществ. И эту информацию я получил, так как своим отказом в доступе к транспортным средствам вы подтвердили, что вам есть что скрывать!
– Да утопить их и дело с концом…
Голос – усталый и равнодушный – пролетел над толпой, разбился о недоумение Бочкина.
– Чего? Кто там представителя власти топить собрался?!
Он видел человека, стоявшего за рыбаками. На вид около сорока или чуть больше, приземистый, кряжистый, как когда-то говорили, черноглазый. Взгляд колкий, злой, будто игла. Он смотрел из-за спин, не пытаясь спрятаться за ними, но и не торопясь выходить на свет, будто стоя на границе: примут решение «утопить» – решит, не примут – растает в толпе, не догнать-не дотянуться.
Оперативник сделал движение – к кобуре.
И тут же раздался выстрел. И чутьем, уже своим собственным, не книжным, Тимур понял, что стрелял тот самый человек. Стрелял вероломно, из-под локтя стоявшего перед ним рыбака, ахнувшего от неожиданности и отпрянувшего было в сторону.
Тимур бросился на стрелявшего.
Удар, сваливший его с ног, будто подсек его. Правую сторону парализовало от боли, рука онемела и перестала слушаться. В ушах шумело от разгорающегося в плече пламени. Он пытался его сбросить с себя, но чувствовал, как боль разрастается – это его куда-то волокли, прямо по каменистому пляжу. Сквозь ватную пену в ушах слышались голоса и отрывистые команды, взгляд выхватывал чьи-то сапоги, брезентовый плащ.
Еще один рывок – волна накрыла его с головой, на миг подарив блаженное небытие и прохладу, но тут же отступила, лизнув напоследок живот. Тимура подхватили подмышки и под колени, забросили куда-то. Рядом что-то тяжело и влажно грохнулось.
Двигатель завелся, лодка двинулась по волнам, подпрыгивая на них и немилосердно встряхивая. Эта тряска и заставила Тимура очнуться: одежда промокла и пропиталась насквозь кровью, плечо нещадно жгло, правая рука не слушалась. Но Бочкин приподнялся, повернул голову. Справа от себя он заметил спину московского оперативника, тот не двигался. В ногах, скрючившись, сидел участковый и смотрел на Тимура мертвенно-мутным взором. Его одежда была мокрой, а на щеке и запястьях темнели свежие кровоподтеки. Не сложно догадаться – его утопили там же, у берега. Опер из Москвы или убит, или ранен. Тимур изогнулся, убедился – катером никто не управлял.
Неудачный маневр, и судно потеряет управление и опрокинется. Тела отнесет течением, не факт, что их кто-нибудь когда-нибудь найдет. А если и найдет, то какая связь с поселком? Никакой. Их никто не видел. Не справились с управлением, погибли по дороге. Если найдут московского опера или самого Тимура, пули, застрявшие в их телах, могут вызвать вопросы, но опять же – какая связь с тем черноглазым мужиком и поселком?
Бочкин вздохнул – ситуации такие он не любил. И хоть литературные сыщики в них частенько оказывались и с блеском выходили из них, в реальности все выглядело почти безнадежным.
Тимур перевернулся на другой бок, осторожно привстал на одно колено. Катер подпрыгнул на волне – Бочкин с грохотом повалился на дно, с силой ударился о скамью.
Но боль отрезвила его, добавила злости и решимости – если они погибнут, то никто не узнает, ни о контрабанде, ни о черноглазом мужике, запросто выстрелившем в человека. Такая несправедливость никак не укладывалась в голове Бочкина, поэтому он снова поднялся, стараясь удерживать равновесие, добрался до руля. Там, схватившись за руль управления здоровой рукой, он понял, что руль не слушается: или рыбаки постарались, или повредился уже во время гонки по волнам. Он выругался, обмотал себя тросом и привязал к катеру, включил задний ход. Катер дернуло – Тимур едва не вывалился за борт, но успел схватиться за вертикальную стойку. Судно медленно тормозило, а после потянуло назад, неторопливо подводя к берегу.
Тимур включил аварийный маячок, попытался связаться с береговой охраной – тщетно, связь им вырубили.
Он сел на дно, вытянул ноги. Подобрался к московскому оперу, попытался найти пульс – мертв.
– Хреново, – пробормотал.
В заднем кармане джинсов что-то завибрировало. Тимур вздрогнул от неожиданности, полез здоровой рукой в карман и вытянул мобильный: звонила жена.
– Тимур, я на работе задерживаюсь, ты Маркошу из садика заберешь?
Сына из садика он забрать никак не мог, но жена дозвонилась, это была большая удача.
– Нина, солнышко, ты только не волнуйся, – начал он. – И не перебивай меня.
– Терпеть не могу, когда ты так говоришь…
Тимур зажмурился, молясь, чтобы связь не прервалась:
– Свяжись с нашим отделом, скажи, пусть ищут меня и участкового Иванова по GPS, слышишь? Мы в море, шут знает где…
– Тимур, ты чего в море-то? – Нина расстроилась. – Куда ты опять полез?
– Нина!
– Да по…
Связь оборвалась, и Тимур надеялся, что это «Да по» должно было означать, что супруга поняла и знает, что делать.
С тех пор у Тимура Бочкина было внеочередное звание, плохо работала правая рука, а супруга нервничала всякий раз, когда он заступал на дежурство.
– В море тебя искать не придется?
И это могло бы быть семейной шуткой, если бы тот участковый Иванов и оперативник из Москвы выбрались живыми.
Вот и сейчас, вернувшись с работы, он первым дело услышал:
– Все нормально?
Как шифр, как сигнал – он не в беде.
– Да нормально, конечно. Ты мне тот случай будешь до пенсии вспоминать?
Нина смотрела на него и молчала с осуждением.
С того дня каждый его поход на службу стал для нее испытанием. Вернется-не вернется, жив или нет. Он читал это в ее глазах, чувствовал в трепете рук, обнимающих его перед выходом из дома, улавливал в интонациях. Жена не просила ни о чем: знала, что выходила замуж за следователя, что Тимур не видит себя вне службы. Молчала.
И словно пружина затягивалась внутри.
Глава 7
Макс как раз собирался уезжать, когда Бочкин его «обрадовал»:
– Не понял, а ты куда собрался?
Капитан Александров замер, сунул руки в задние карманы джинсов.
– Я так-то в отпуске, – собственное безмятежное безделие вызвало приступ стыда, будто он совершал нечто неприличное.
Бочкин нахмурился:
– Это я понял. Я не понял, ты что, собирался скинуть на меня эту задачку с до хрена сколькими неизвестными, чтобы я с ними кувыркался, а ты в это время пузо на пляже греть будешь?
Признаться, что именно такая картина и рисовалась в мозгу, Макс не решился. Посмотрел на старого товарища с настороженным упрямством.
– А чего я могу делать? – Он насупился, потому что понимал – такие вопросы никогда не остаются без ответа.
Ответ Бочкина его не порадовал:
– Если ты такой принципиальный, могу оформить тебя своим общественным помощником, хочешь?
– Нет, – Макс в самом деле не хотел. Он хотел в отель и в морюшко, и чтобы оно шептало. А не вот это вот всё.
Бочкин мрачно кивнул:
– Ну тогда вот бери ноги в руки и топай вместе с представителем авиакомпании, – он кивнул подбородком на притулившегося у стойки информации мужика, – и выясняешь, какими путями этот чемодан из Москвы к нам летел. И собираешь смены всех, кто в этот момент работал и имел возможность подсунуть эту гадость в чемодан…
Макс нахмурился, сунул руки в карманы джинсов:
– Это оперов работа… Пара запросов, подтянуть ребят из полиции…
Бочкин не спорил, согласно кивнул:
– Во-первых, хороший опер и так загружен под завязку, а плохого на это дело снаряжать – пустая трата времени. Только если галочку поставить, мол, работу провели… Тебе такая «галочка» нужна? Нет? И мне нет. Тем более представь, что где-то твои коллеги пытаются раскрыть дело об убийстве девушки и надеются, что преступник оставил следы на ее одежде, а одежда у тебя в чемодане. И никто не ищет ее хозяйку, – он трагически скривился. – Так что проверить надо быстро и со всей заинтересованностью. Но если ты отказываешься, я, конечно, пойму.
И он выжидательно уставился на Макса. Капитан Александров в этот момент отчетливо осознал причину, по которой он все еще капитан, а его старый однокашник уже давно носит майорские погоны. Есть люди – прирожденные руководители, а есть – такие же прирожденные, но исполнители. И он, Макс Александров, очевидно, относится к последней категории – говорить «нет», когда на него смотрят вот с таким видом, как сейчас у Бочкина, он не умел.
– Ты ж понимаешь, что добытые мною доказательства не прикрутишь к материалам дела…
Бочкин ослепительно и одновременно зло улыбнулся:
– Не бойся, я всё, что мне надо, прикручу. Он нашел взглядом следователя из своей следственной группы. Поманил к себе: – Порфирьев, с товарищем капитаном пойдешь…
Он многозначительно подмигнул Порфирьеву. Он вообще-то хотел сострить и вспомнить расхожую шуточку про товарища майора, но вовремя решил, что Порфирьев по молодости лет ничего о шуточках времен СССР не знает, а Макс может и обидеться. Поэтому Бочкин вздохнул, деловито спрятал руки в карманах брюк и посерьезнел.
* * *
Из администрации Александров и приставленный к нему следователь из местного следственного комитета вышли примерно через сорок минут: девушка торопилась домой, а потому сообщила всё, что от нее требовалось, быстро и без лишних вопросов и проволочек. Чемодан оказался тем еще путешественником – сперва он высадился в Челябинске, а уж потом, транзитом через Москву, прилетел на курорт. Список сотрудников, работавших на приемке рейсов и обработке грузов, стремительно рос.
– Н-да, – прошелестел распечатками Макс.
– Н-да, – повторил Порфирьев и заглянул через его плечо в записи. – Что будем дальше делать?
Капитан Александров рассеянно посмотрел на взлетно-посадочную полосу, он вместо ответа спросил:
