А в?третьих… ну кто, черт побери, надевает обувь на высоких каблуках во время переезда в новое жилье?
Мелроуз пытается пройти по потрескавшейся асфальтовой дорожке, ведущей к моему бунгало, и через каждые несколько шагов останавливается, чтобы поудобнее перехватить вещи.
Ее каблуки цокают по асфальту, груди на каждом шагу колышутся, едва не выпрыгивая из облегающего белого топика. Помимо того она прижимает щекой к плечу свой смартфон.
– Я тебе перезвоню, – говорит она в трубку, заметив меня. По крайней мере, мне кажется, что она меня заметила. Трудно что-то разобрать сквозь огромные солнечные очки «Шанель», скрывающие ее глаза. – Да, всё в порядке.
– Или вы просто можете сделать две ходки, – продолжаю я.
Она сдвигает очки к кончику своего идеального носика и изучает меня.
Первое впечатление? Чертовски горячая цыпочка.
Второе впечатление? Чертовски требовательная цыпочка.
Третье впечатление? Проще некуда.
Когда мой изначальный сосед, Гектор, получил работу на другом конце страны, он убедил какого-то гитариста-казанову по имени Ник Кэмден поселиться в доме вместо него.
Ладно. Отлично. Кто угодно, лишь бы за жилье платил.
Но месяц спустя группа Ника подписала контракт с какой-то крутой студией звукозаписи и ему сообщили, что в ближайшие полгода ему вместе с группой предстоит гастролировать по всей стране. Ник, будучи скрягой, сразу же зазвал какую-то свою старую подругу пожить в доме вместо него.
Он заверил меня, что мы с ней поладим, что она «дико клевая» и «ненапряжная», и пообещал, что, если ничего не получится или если она решит съехать, он все равно будет ежемесячно выплачивать свою половину арендной платы.
С первого же взгляда на эту штучку я понял, что мы с ней постоянно будем спорить. Вероятно, в течение ближайшей пары месяцев нам предстоит ругаться, выясняя, кто оставил сиденье в туалете поднятым (не я) и чья очередь мыть тарелки, скопившиеся в раковине (ее, естественно). А через некоторое время она соберет вещички и съедет обратно в гостевой дом своей бабушки в Брентвуде, проклиная тот день, когда встретила меня.
Не вижу ничего плохого в том, чтобы слегка ускорить неизбежную развязку.
Изрядную часть последнего десятилетия я жил вместе с соседями, к тому же я все еще не отошел от затянувшегося расставания с девушкой, которая буквально висела на мне, не давая вздохнуть.
Все, что мне нужно – это немного личного пространства и времени для того, чтобы выдохнуть и прийти в себя.
– Мелроуз – ваше настоящее имя? – спрашиваю я, подходя ближе и подхватывая одну из ее сумок. Одновременно я присматриваюсь к своей новой соседке поближе. Запах дорогих духов наполняет мои легкие, и я от души надеюсь, что эта девушка не настолько общительна, как кажется с виду. – Или это актерский псевдоним, который вы взяли, чтобы выделиться среди прочих?
Она склоняет голову набок.
– «Саттер Олкотт» звучит как имя богатого белого старикашки.
«Туше».
Я подавляю улыбку и перебираю ключи, пока не нахожу нужный, потом вставляю его в замок входной двери. Мелроуз маячит позади, выжидая, и я более чем уверен, что от меня воняет, как от помойки. Я весь день тянул проводку в строящемся здании в Энсино, а март нынче выдался необычайно жарким.
Особенно для целого дня работы.
Мы входим в дом, и я ставлю ее сумку у левой стены прихожей, но на этом моя помощь заканчивается, поскольку сейчас у меня три первоочередных дела: горячий душ, холодное пиво и сочный стейк-рибай.
– Вы знаете, куда идти? – спрашиваю я.
– Ник сказал – наверх. Спальня слева.
Я хмыкаю:
– У Ника проблемы с ориентировкой в пространстве. Слева – моя комната. А его, то есть ваша, справа.
Странно думать о том, что она и Ник – друзья, даже лучшие друзья. Он может носить одну и ту же футболку по три дня, прежде чем кинуть в стирку. А на ней туфли с красной подошвой и высокими каблуками – я постоянно вижу женщин в таких туфлях на бульваре Робертсон.
– Вы всегда так наряжаетесь для переезда? – спрашиваю я, отметив, что ее блестящие белокурые волосы изящно завиты, а полные губы накрашены темно-розовой помадой. Не знаю уж, полные ли эти губы от природы или же она попыталась сделать из себя некое подобие Кайли Дженнер – в наши дни подобные вещи не определишь на взгляд, по крайней мере, в большом городе. Однако эти губы просто великолепны, словно две половинки подушки, имеющей форму сердечка.
– Я не наряжалась. – Она опускает взгляд на свои туфли на шпильках, потом снова смотрит на меня. – Это не наряд.
Может быть, там, откуда она прибыла, это и так.
– А, понимаю. Значит, вы просто хотели произвести на меня впечатление, – говорю я.
Мелроуз поджимает губы – такие полные, розовые… Да, я уже говорил о них.
– К вашему сведению, у меня сегодня было прослушивание, и я целый день ездила по городу. У меня не было времени переодеться.
– Ник сказал, что вы актриса, – припоминаю я. Он рассказал мне все о ней – о том, как познакомился с ней еще в детстве и что ее бабушка была какой-то знаменитой и именитой кинозвездой по имени Глория Клейборн, хотя я плевать на это хотел. – Но я не видел вас ни в одном фильме.
Я запомнил бы такое лицо.
И такую грудь я тоже запомнил бы.
Она прищуривает красивые глаза и расправляет плечи.
– Вы не могли бы хоть полминуты вести разговор без завуалированных оскорблений в мой адрес?
– Вы полагаете, что я намеревался вас оскорбить? – Я подавляю усмешку.
– Ник сказал мне, что вы хороший человек, – отзывается она. – Он не говорил мне, что вы заносчивый нахал.
Я прижимаю ладонь к сердцу, притворяясь, будто ее слова меня уязвили.
– Может, это он виноват в том, что так меня расхвалил? Он скупой, как черт, и сделает что угодно лишь бы сэкономить несколько баксов. Я ужасно рад, что больше в моем холодильнике не будут валяться эти банки с мочой… то есть с «Old Milwaukee».
Мелроуз опускает взгляд, как будто ей трудно признать, что ее друг детства буквально продал ее за эти несколько тысяч баксов. Отпустив ручку чемодана, она складывает руки на груди.
– Он не стал бы ставить меня в такое неловкое положение, – возражает она. – Он не стал бы просить меня жить под одной крышей с кем бы то ни было, если бы не думал, что я смогу с этим человеком поладить.
– Может быть, вы просто знаете его не настолько хорошо, как вам кажется? – Я пожимаю плечами, как будто это не моя проблема – и это действительно так. – Я всегда априори предполагаю, что все лгут и заботятся только о себе. Так намного реже приходится разочаровываться в жизни.
– Я не лгу.
– Фигня, – отмахиваюсь я. – Все лгут. А если говорят, будто не лгут, то тоже лгут.
– Я не согласна, но пусть так. – Она закатывает глаза и выдыхает сквозь сжатые губы. Мой взгляд снова падает на эти губы – такие полные, что это мешает сосредоточиться на чем-то другом. Хотя и остальные черты ее внешности безупречны – от сливочной кожи и изогнутых ресниц до блестящих белокурых локонов и подтянутого аккуратного зада. Но если я что-то и усвоил к своим двадцати восьми годам, то это то, что безупречная внешность почти всегда уравновешивается внутренним уродством, безумием и прочими неприятными особенностями.
Я точно это знаю.
Моя прошлая девушка была такой же, понадобилось лишь немного больше времени для того, чтобы сквозь ее внешний лоск добраться до истинной сути: лживая, легкомысленная принцесска, изображающая из себя веганку-филантропку, главная ценность которой – полностью натуральная вагина.
– Вы всегда держитесь так, словно кол проглотили, или я просто застал вас в неудачный момент? – спрашиваю я. Мне искренне интересно, но я готов получить любой ответ.
– Зачем это? – Она хмурит брови, ее пес легонько царапает ей ногу. Он явно устал от этого разговора. – Вы испытываете меня? Пытаетесь проверить на прочность? Узнать, насколько далеко вы можете зайти, прежде чем я дам отпор?
Близко… но не совсем в точку.
– Кажется, я когда-то тоже так делала… когда была совсем маленькой, – добавляет она.
– Ой-ой-ой. – Я направляюсь к лестнице, изображая, будто поражен до глубины души. – Вы закончили? Могу я уже принять душ?
– То, что я вежлива, не означает, что я глупа. Я неплохо читаю людей, Саттер. В том числе и вас. Я точно знаю, что вы пытаетесь сделать, и искренне советую вам перестать.
Я потираю грудь ладонью и ухмыляюсь.
– Вы пытаетесь меня запугать?
Мелроуз сжимает губы.
– Нет. Просто говорю, чтобы вы прекратили это.
– Что именно прекратить?
– То, что вы пытаетесь делать, – говорит она. – Потому что могу вам пообещать: со мной это не сработает. У меня толстая шкура и долгое терпение.
Я начинаю гадать – быть может, я ее недооценил? Все это время я предполагал, что она типичная «брентвудская сучка» с полным отсутствием личности, амбициями до небес и самоуважением на уровне плинтуса.
Но… теперь мне кажется, что в ней может быть больше, чем видно с первого взгляда.
– Итак… – Она приподнимает ухоженные брови и делает шаг ко мне, держась прямо и гордо, словно королева. – Может быть, начнем сначала?
– Что?
Она протягивает правую руку, и на ее красивом лице медленно проявляется улыбка.
– Привет, Саттер. Я Мелроуз, ваша новая соседка. Рада познакомиться с вами.
Не знаю, разыгрывает ли она меня или искренне хочет начать все заново – насколько я понимаю, она может и притворяться, но мне кажется, что это не так.
В любом случае, я решаю подыграть. Я отказываюсь быть проигравшим в той игре, которую я сам же и затеял.
– Мелроуз, очень приятно с вами познакомиться. Николас высоко ценит вас. Уверен, что мы подружимся, – отвечаю я преувеличенно-сладким тоном, пожимая ей руку.
В эту игру можно играть и вдвоем.
– Вот так намного лучше. – Она выдыхает, выражая частичное довольство ситуацией, потом снова берется за ручку чемодана.
Я действительно ожидал сегодня увидеть голливудскую принцесску, начинающую Пэрис Хилтон с комплексом превосходства. А встретил остроумную красавицу, которая в мгновение ока поставила меня на место.
И это… если быть полностью честным с собой… на самом деле чертовски круто.
Глава 3
Мелроуз
Ник мне должен.
Он очень много мне должен.
И при следующей нашей встрече я ему это выскажу. Я ему все это выскажу прямо в лицо.
Ему повезло, что я всегда держу свое слово, иначе бы я с порога уехала с вещами обратно.
Войдя в комнату Ника – мою комнату, – я расстегиваю «молнию» чемодана и пытаюсь найти пустой шкаф или отделение гардероба, на которое смогу претендовать. Я привезла с собой немного вещей… да… только необходимое. Одежду. Обувь. Косметику. Клейкие листки и гелевые ручки, чтобы писать записки и напоминания.
Все остальные мои вещи остались в гостевом домике в Брентвуде, а поскольку Ник конечно же не увез с собой мебель, вряд ли мне понадобится что-то сверх основного минимума.
И к тому же я не хотела обременять себя лишним – на тот случай, если сосед Ника окажется полным уродом. Я бы сделала для Ника все, что угодно, но я не собираюсь проводить ближайшие полгода в компании какого-то отморозка лишь ради того, чтобы Ник мог сэкономить несколько тысяч баксов на арендной плате.
Если мне хотя бы покажется, что Саттер записывает на камеру, как я принимаю душ, или крадет мое нижнее белье, я сразу же съеду отсюда. Есть предел тому, что я смогу вытерпеть, даже ради самого любимого на свете человека.
Но что-то подсказывает мне, что Саттер не таков.
Неприятный? Да, абсолютно верно.
Маньяк? Хм, похоже, что нет.
Гардероб Ника забит футболками, мешковато свисающими с проволочных и пластиковых плечиков вперемешку, без какого бы то ни было порядка. Сдвинув его вещи в сторону, я расчищаю для себя несколько футов пространства и начинаю развешивать в шкафу свои топики и платья.
Закончив с этим, я на секунду присаживаюсь на его кровать и вижу на прикроватном столике нашу с Ником совместную фотографию. Я узнаю ее: этот снимок был сделан в наш первый год в старшей школе, когда парень, с которым я встречалась, послал меня за неделю до школьного бала – и было это после того, как Скайлар Сондерс осталась без пары для этого самого бала и, поедая пиццу в школьном кафетерии, при всех высказалась, что всегда считала моего парня симпатичным.
Он конечно же узнал об этом – и избавился от меня, как от протухшего содержимого мусорного ведра. Однако в свою защиту могу сказать, что девяносто восемь процентов парней в старшей школе Ла-Палома поступили бы точно так же.
Все хотели встречаться со Скайлар, и мне достался неудачный жребий, потому что, как оказалось, она хотела встречаться именно с моим парнем.
Ник в тот год не собирался идти на бал – он никогда не любил таких мероприятий, к тому же, как это ни странно для ритм-гитариста, он совершенно не умел танцевать. Однако в последнюю минуту он заставил себя напялить фрак и возник у меня на пороге, протягивая мне букетик цветов, чтобы я могла украсить корсаж своего бального платья. А на подъездной дорожке за его спиной стояла винтажная «Шелби Кобра», принадлежавшая его отцу.
На фотографии мы позируем перед этой самой машиной, стараясь не смеяться над тем, как неловко он обнимает меня за талию, а я прижимаюсь к нему спиной, и мы выглядим словно настоящая пара.
Я улыбаюсь. Во всех воспоминаниях моего детства и юности обязательно присутствует Ник – хотя бы в чем-то, отдаленно, намеком.
Гул воды, текущей по старым водопроводным трубам бунгало, возвращает меня в настоящее, в мою новую реальность. Должно быть, Саттер принимает душ в единственном санузле этого дома… подробность, которую Ник не поведал мне до того, как я согласилась переехать сюда.
