– Хорошо, находитесь со взводом.
– Слушаюсь!
Фишер взглянул на Альфреда фон Кермана и сказал:
– Теперь, господин генерал, необходимо убрать трупы и устроить в помещении над хранилищем склад с вещевым имуществом.
– Давайте быстрее, оберштурмбанфюрер! Мне уже надоело торчать здесь, – заявил тот.
– Ремер! – гаркнул Фишер.
– Я! – ответил лейтенант.
– Вынести трупы в овраг, присыпать землей, затем навести полный порядок в отсеке, замаскировать его под вещевой склад! Вопросы есть?
– Никак нет, господин оберштурмбанфюрер!
– Выполнять!
Солдаты пехотного взвода вынесли трупы и засыпали их землей. Вскоре они уже раскладывали всякое имущество в помещении над складом с оружием и химическими боеприпасами.
В 00:10 среды, 12 июля, дело было закончено.
– Вот и все, господин генерал, – сказал оберштурмбанфюрер. – Вы можете заводить батальон в сектор, но предупреждаю, о подземном складе не должен знать никто, кроме, естественно, вас, майора Гофмана и оберштурмфюрера Вебера.
– Само собой. Но остаются еще штурмбанфюрер Беренц, унтерштурмфюрер Альтман и лейтенант Ремер.
– О них не беспокойтесь.
– Хорошо.
Фишер собрался отдать команду оберштурмфюреру Веберу и лейтенанту Ремеру на отдых, как с севера донеслась вдруг очередь советского ППШ.
Генерал вздрогнул и спросил:
– В чем дело?
Фишер сориентировался мгновенно.
– Всем, к бою! – выкрикнул он.
Взвод СС занял позиции у техники, пулеметчики на бронетранспортерах навели стволы на лес, солдаты Альтмана залегли у ДОТа, подчиненные лейтенанта Ремера расположились вдоль вала. Фишер, генерал фон Керман и штурмбанфюрер Беренц забежали в укрытие. Майор Гофман направился к батальону.
Красноармейцы Миронов и Лазарев обошли ДОТы и встретились позади них. Отсюда они не видели немецких офицеров.
Тогда Миронов проявил инициативу и сказал товарищу:
– Миша, прикрывай, я пройду вперед, а то так и докладывать нечего будет. Командир же приказал нам узнать, что тут за дела. Уверен, он разрешил бы продвижение.
– Ну, не знаю. Я, конечно, прикрою, но…
– Все будет как надо. Не дрейфь, Миша.
Молчанов пополз вперед, нашел место, откуда мог как-то видеть немецких офицеров и слышать их разговор.
Не исключено, что все у него получилось бы, обошлось, если бы не ефрейтор из взвода лейтенанта Ремера. Он заметил движение в кустах и решил проверить, что бы это значило. Докладывать взводному не стал, побоялся, что засмеют потом сослуживцы, если окажется, что в лесу был кабан. Они тут водились во множестве и совершенно не боялись людей. Ефрейтор пошел к кустам, за которыми лежал Миронов.
Красноармеец видел его и понимал, что снять гитлеровца тихо не получится. За ним наблюдали двое солдат от входа. Миронов чертыхнулся про себя. Теперь группа обнаружена, но хоть уйти сможет. Будет что доложить в центр. Красноармеец положил палец на спусковой крючок ППШ.
Немец увидел Миронова, вскинул автомат, открыл рот, чтобы закричать. Больше ждать было нельзя. Красноармеец дал очередь. Солдат упал. Миронов ударил по двум немцам, стоявшим у входа в ДОТ.
– Какого черта? – выкрикнул командир группы капитан Акчурин. – Огонь!
Лисенко из пулемета Дегтярева выбил сразу пятерых немцев. В ответ тут же заработали мощные МГ-34, установленные на бронетранспортерах. Холм покрылся фонтанами земли.
Лисенко вскрикнул, схватился за плечо.
– Что, Гриша?
– Ранен. Левая рука не слушается.
Акчурин забрал у него пулемет, дал очередь по транспортерам, но вынужден был укрыться. Пули вздыбили весь западный склон.
Капитан отполз к краю холма и крикнул связисту красноармейцу Захарову:
– Витя, к тебе спустится Лисенко. Вы отойдете в лес, там быстро настроишься на наших, передашь о выходе к укрепрайону, о немцах, грузе, о том, что мы вынуждены были вступить в бой. Потом уходите. Арамян, огонь с левой стороны холма!
– А как же вы?
– А мы повоюем. – Капитан взглянул на Лисенко и приказал: – Уходи, Гриша!
– Я могу стрелять одной рукой.
– Уходи, мать твою!
Сержант пополз к спуску со склона.
Акчурин выждал, когда закончится обстрел, вновь вскинул пулемет и дал очередь по переднему бронетранспортеру. Лейтенант Зинков ударил по эсэсовцам.
Им вновь пришлось укрыться. По холму били уже два пулемета.
Миронов и Лазарев вели стрельбу с северного фланга. Пулеметчик головного бронетранспортера неожиданно и резко развернул ствол в их сторону. Прогремели две очереди. Миронов с пробитой головой уткнулся в траву.
Лазарев откатился в сторону и крикнул:
– Вася?
В ответ тишина.
– Василий? Вот черт!.. – Он увидел, как вдоль вала к нему подходят немцы числом до десятка.
Лазарев перезарядил ППШ и дал длинную очередь. Он убил троих, но пулеметчик засек по вспышке его местонахождение, прицелился и выстрелил. Боец, пробитый пулями, умер мгновенно.
Гурули подобрался к заднему бронетранспортеру, невдалеке от которого залегли эсэсовцы. Они пока молчали, а пулеметчик стрелял по холму. Подхода советского диверсанта с тыла никто из них не ожидал.
Гурули не видел, как погибли Миронов и Лазарев, но понимал, что шансов у них, обнаруженных гитлеровцами, не было. Как, впрочем, и у всех других.
Красноармеец достал из подсумка две мощные Ф-1, отложил в сторону ППШ и проговорил:
– Сейчас, суки, вы у меня лезгинку спляшете!
Он взял гранаты, поднялся, одну метнул в десантный отсек бронетранспортера, другую – в ту сторону, где залегла большая часть эсэсовцев. Два взрыва прогремели почти одновременно и явились для немцев полной неожиданностью.
Гурули подхватил автомат и тремя очередями расстрелял уцелевших эсэсовцев. После этого он бросился к грузовикам.
Пулеметчик переднего бронетранспортера вздрогнул от разрыва гранат, обернулся, увидел дым, пыль и вторую боевую машину, поврежденную взрывом.
– Ганс, уходим! Русские зашли с тыла, – крикнул он механику-водителю и спрыгнул на землю с той стороны, где находился Гурули.
Пулеметчик увидел его и замер, потом судорожно расстегнул кобуру. Гурули всадил в него очередь.
Тут отделение эсэсовцев обошло бронетранспортер.
Лейтенант Зинков увидел это и закричал:
– Бадри, сзади! Падай на землю!
Грохот выстрелов помешал Гурули услышать голос заместителя командира группы. Автоматная очередь пробила его спину. Пуля попала в сердце. Красноармеец из солнечного Тбилиси упал на землю.
Акчурин дал очередь, но эсэсовцы проявили незаурядную прыть, успели укрыться за бронетранспортером.
Командир группы чуть приподнялся и крикнул:
– Арамян!
– Я! – ответил младший сержант.
– Живой?
– Живой. А вот Миронова, Лазарева и Гурули больше нет.
– Знаю. Захарова с Лисенко видишь?
– Нет, они отошли, но недалеко.
– Тогда держим оборону. Прикрывай левый фланг.
– Да, командир, прикрываю.
– Нам нужно продержаться минут двадцать. Потом по моей команде отход вслед за Захаровым и Лисенко.
– Товарищ капитан, не дадут нам немцы уйти.
– Ничего, даст бог, прорвемся!
– Он сейчас спит, не видит ничего.
– Значит, сами уйдем.
– Хорошо бы.
Акчурин повернулся к заместителю и распорядился:
– Жора, спустись по восточному склону и займи позицию с правой стороны.
– Ты останешься здесь?
– Да. Сейчас фрицы придут в себя и двинутся в атаку. Я не позволю им посадить в бронетранспортер пулеметчика, так что пойдут пехота и эсэсовцы. Держи с Арамяном фланги, с фронтом я разберусь. Бой двадцать минут. Это одна атака гитлеровцев. Отобьемся – отходим. Строго по моей команде.
– Будут преследовать.
– Закружим.
– Мне бы твой оптимизм. Я пошел.
Лейтенант спустился со склона, занял позицию прикрытия северного фланга, выложил на траву запасной диск к ППШ, приготовился к бою.
Гитлеровские офицеры пришли в себя. За бронетранспортером собрались оберштурмфюрер Отто Вебер, унтерштурмфюрер Ганс Альтман и командир взвода пехоты лейтенант Карл Ремер.
На правах старшего по званию командование всеми подразделениями принял на себя Вебер.
– У кого какие потери? – спросил он.
– У меня уничтожен бронетранспортер, экипаж и отделение солдат, плюс пулеметчик второго. Всего убиты тринадцать человек, осталось одиннадцать.
– Да, серьезные потери.
– Все это дело рук одного диверсанта. Он зашел в тыл колонне, забросал второе отделение оборонительными гранатами, а потом расстрелял из автомата.
Вебер воспринял это равнодушно и спросил пехотного лейтенанта:
– У тебя, Ремер?
