Я врач! О тех, кто ежедневно надевает маску супергероя
Джоанна Кэннон
Медицина изнутри. Книги о тех, кому доверяют свое здоровье
Интересно ли вам взглянуть на медицину под другим углом и узнать, что чувствуют врачи, когда спасают жизни людей? Джоанна Кэннон, автор книги и врач-психиатр, не боится говорить о собственной уязвимости и совершенных ею ошибках. Для этого она проведет вас по больничным палатам и расскажет о пациентах, с которыми познакомилась по долгу службы. Каждая ее история наглядно показывает, что пациенты и врачи – обычные люди, заслуживающие уважения и сочувствия, и призывает гуманно относиться друг к другу. Медицина не ограничивается скальпелями и дефибрилляторами, автор рассказывает, как важно быть рядом с умирающим пациентом в последние часы его жизни и как зачастую одно правильно или неправильно подобранное слово может сыграть огромную роль. Несмотря на все препятствия, которые порой казались Джоанне непреодолимыми, она все же осталась в медицине, поняв, что это ее призвание.
Джоанна Кэннон
Я врач!
О тех, кто ежедневно надевает маску супергероя
Joanna Cannon
BREAKING AND MENDING:
A junior doctor’s stories of compassion and burnout
Copyright © Joanna Cannon, 2019
Серия «Медицина изнутри. Книги о тех, кому доверяют свое здоровье»
© Иван Чорный, перевод на русский язык, 2020
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
* * *
Посвящается Микаэле
1
Сломленная
Мы всегда стремимся сделать для наших пациентов все возможное, обеспечить им наилучший возможный уход – почему же мы не делаем то же самое и для своих коллег?
Младший врач[1 - Должности здесь и далее указаны согласно больничной иерархии в Англии. Окончив медицинскую школу, студент получает диплом и становится младшим врачом. Затем он на протяжении многих лет проходит стажировки в различных специальностях – терапии, хирургии, психиатрии и т. д. – сначала в роли интерна, потом ординатора. Это не совсем стажировка в привычном понимании, так как он выполняет реальную работу, от него зависят жизни пациентов. Определившись со специальностью, он многие годы может продолжать работать младшим врачом, пока где-нибудь не освободится должность консультанта, которую ему удастся заполучить.]
Несколько месяцев назад я оказалась в отделении неотложной помощи.
Никогда не чувствовала себя настолько плохо. Я была разбита физически и эмоционально. На самом деле я была настолько сломлена, что толком не ела и не спала, и даже не меняла выражения лица – месяцами. У меня тряслись руки. В глазах стояли слезы, и я сидела за тоненькими шторками, слушая происходящее вокруг меня в больнице. Больше всего сил уходило на то, чтобы не заплакать. Казалось, словно сам костяк моей души – тот хрупкий каркас, что поддерживал тело, – дал трещину и начал разваливаться и что, если никто не протянет мне руку помощи, если этого никто не заметит, сама моя сущность прорвется наружу и будет навсегда утрачена. Я понимала, что нахожусь в миллиметре от полного краха, от признания собственного поражения, которое казалось мне неизбежным, однако в то же время я знала, что должна бороться и как-то это преодолеть.
Потому что я не была пациентом. Я была врачом.
Мы встречаем их каждый раз, когда приходим в больницу. Армию белых халатов и стетоскопов, курсирующих по коридорам со спокойным и уверенным видом.
По какой-то странной причине мы считаем врачей неуязвимыми. Словно понимание механизмов болезни каким-то образом может защитить человека от нее. У кардиологов не бывает стенокардии, пульмонологи не страдают астмой, а психиатрам не суждено на собственном опыте испытать депрессию.
Все это сплошные заблуждения, хотя, пожалуй, они и необходимы, так как помогают не терять веру в то, что врач может нас спасти. Ведь если врачи не в состоянии спасти самих себя, то какую надежду они могут дать другим?
Но для кого-то стетоскоп – не столько защитный оберег, сколько фактор риска, потому что связан с невообразимой ношей. Ноша врачебного призвания – давление этого образа, который формировался и отшлифовывался в сознании с детства. Образа, созданного фильмами и телесериалами, книгами, мыльными операми и журналами. Врачи беспристрастны, спокойны, обладают обширными знаниями. Они защищают, лечат, приводят в порядок. Врачи решают проблемы. Пять лет мы проводим в медицинской школе, где нас учат этому, после чего попадаем в больницу и понимаем, что существует огромное количество проблем, решить которые мы в жизни не сможем. Все эти пять лет мы просиживаем перед бесконечными экзаменационными листами с пустыми белыми полями, в которых нужно написать, как бы ты поступил в том или ином воображаемом сценарии – после чего обнаруживаем, что во многих реальных жизненных ситуациях лучше вообще ничего не делать. Когда на смену учебникам приходят живые люди, а воображаемые сценарии становятся реальными, мы наконец понимаем, что хороший врач определяется вовсе не тем, как он решает человеческие проблемы. Мы также обнаруживаем, что неспособность вылечить человека не делает нас несостоявшимися неудачниками, и узнаем, что пустое белое поле в некоторых случаях и есть правильный ответ. Но мы осознаем все это, лишь пройдя сотни километров по больничным коридорам, маневрируя по столь чуждому и непростому ландшафту, что порой недоумеваем, как вообще здесь оказались изначально.
Но мы непременно всему учимся. В итоге. Если, конечно, нас прежде не сломает происходящее.
Каждый раз, когда я читаю про очередного врача, решившего уйти из жизни, про кого-то, почувствовавшего потребность сбежать с этого ландшафта, у меня на мгновение замирает дыхание, потому что на его месте мог оказаться любой из нас. И этим человеком уж точно могла стать я, сидевшая за шторкой в отделении неотложной помощи, пытаясь понять, как работа, в которой я столь решительно хотела преуспеть, стала моим заклятым врагом. Я вспоминала свою медицинскую школу, все прожитые моменты, которые переплелись воедино и привели меня сюда. Я вспоминала и более отдаленное прошлое – собеседование при поступлении в медицинскую школу, когда я с таким пылом рассказывала о профессии, к которой мне столь сильно хотелось примкнуть. Это была моя мечта, моя главная цель, но в итоге она оказалась настолько ярким и жестоким кошмаром, что я уже не могла его вынести.
Если бы в тот день, когда я посреди суматохи отделения неотложной помощи пыталась отползти от края обрыва, мне кто-нибудь показал на дверь с надписью «выход», я бы с удовольствием через нее прошла.
2
Истории
До поступления в медицинскую школу идея о том, чтобы стать врачом, была лишь далекой мечтой. Мечтой, в основе которой лежали мой ранний детский опыт, воспоминания о нашем терапевте, семейном враче, об операции на моих косолапых ногах и последующей реабилитации, о том, как мне удалили аппендикс. Эти мимолетные, но яркие моменты оставили в моей жизни более глубокий отпечаток, чем все остальные. И этот отпечаток послужил основой для сформировавшегося у меня образа врача. Мои воспоминания о чувстве защищенности, несмотря на страх; о грандиозных способностях, а прежде всего о доброте. Это были воспоминания о враче, которым я хотел стать.
Консультант
Когда проходишь собеседование при поступлении в медицинскую школу, среди всех многочисленных тем, которые тебе, вероятно, предложат обсудить, только один вопрос будет задан наверняка. Только один вопрос, ответ на который можно подготовить заранее: «Скажите, почему вы хотите стать врачом?»
Мы все отвечаем: «Я хочу стать врачом, потому что люблю людей», – однако на самом деле подразумеваем, что любим истории. Они связывают нас вместе, объединяют, и мы делимся своими историями в надежде, что кто-то их выслушает, что нас поймут.
Через несколько месяцев тех, кому посчастливилось получить заветное место по результатам собеседования, собрали вместе в самом начале обучения, угрюмым сентябрьским утром, в медицинской школе. Мы и представить себе не могли, что опыт, который предстояло совместно получить, объединит нас на всю оставшуюся жизнь, что следующие пять лет положат начало дружбе, отношениям и даже бракам и совместным детям. В тот момент мы все были еще незнакомцами, собравшимися в темном лекционном зале и пребывавшими в волшебном и волнительном ожидании.
Началась вступительная лекция. На кафедру перед нами вышел ученый и невероятно сведущий профессор. Облокотившись на трибуну, он принялся изучать свою аудиторию с ученым и невероятно проницательным видом, и мы с замиранием сердца ждали в полной тишине. Все триста человек. Когда же наконец заговорил, казалось, он проникся самой сутью того, что каждый из нас чувствовал. Что мы чувствовали все предшествовавшие недели, когда покупали учебники из четырехстраничного списка и без конца изучали свое будущее расписание. Когда нами хвастались перед друзьями и родными. Когда мы мечтали. Осмеливались верить, однако отметали эту веру, как полную глупость. Все мы чувствовали это тем утром, пока шли, ехали на велосипеде или на машине к началу своей новой жизни. На каждого из присутствовавших в том зале приходилось четыре других человека, которым хотелось оказаться на его месте. Это же явно говорило о том, что мы способные? Это же определенно означало, что нам наконец дозволено воплотить в жизнь свои давние мечты, почувствовать, каково это. И тем не менее мы все ощущали себя глупо, нам все казалось очень нелепым. Слишком неправдоподобным. Как бы то ни было своими словами в то мрачное сентябрьское утро мудрый профессор сумел в точности отразить то, что чувствовал каждый из нас, и в тот самый момент все перестало казаться таким уж нелепым. В тот самый момент все стало для нас реальным.
«Добро пожаловать, – сказал профессор, – в первый день вашей медицинской карьеры».
Триста человек, что сидели в лекционном зале, представляли собой весьма разношерстное сборище. У одних родословная была усеяна врачами, а другие первыми в своей семье увидели университет изнутри. Кто-то проехал всего пару миль, а кому-то пришлось преодолеть полмира, чтобы попасть сюда. Одни только что окончили школу либо вернулись, проколесив год после школы по планете, а другие вроде меня решили заняться медициной гораздо позже, когда им было уже за тридцать, а то и за сорок, перепробовав, казалось бы, совершенно не связанные с ней профессии, которые потом странным образом пригодились. Вместе с тем общей у нас была любовь к историям, слушать которые предстояло до конца своих дней. Историям, рассказанным в тишине хосписа или в суматохе амбулаторной клиники. Историям, поведанным шепотом посреди шума и гама отделения неотложной помощи. Историям забавным и грустным. Историям, сплетенным изо лжи, которую приходилось распутывать. Историям, которые вызывали смех, отчаяние или тревогу. Историям, благодаря которым мы улыбались по дороге домой. И другим, невероятно трогательным историям, которые останутся с нами на всю жизнь.
Меня часто спрашивают, что общего между врачом и писателем, и ответ чрезвычайно прост. В основе любого рассказа лежит повествование, чей-то голос, и в медицине все точно так же, потому что здесь центральное место занимают люди, а люди сотканы из историй.
Темные лошадки
Пять лет кажутся долгим периодом для получения диплома, однако на деле они пролетают, словно мгновение. Пять коротких лет, чтобы превратить полностью предсказуемых студентов во врачей. Не только дать им огромное количество знаний и информации, но и привить совершенно новый взгляд на мир. Новый склад ума, новую роль. Одним эта роль дается легко, хотя они не справляются с нагрузкой. Другие без труда сдают экзамены, но чувствуют себя в этой роли некомфортно. У нас есть пять лет, чтобы что-то исправить, чтобы воспитать, поддержать, подготовить. По окончании этого срока мы отпускаем человека в надежде, что сделали достаточно.
Иногда оказывается, что это не так. Иногда они ломаются. Мы выбираем самых успешных, педантов, лучших в своих школах, капитанов спортивных сборных, детей, которые всю свою пока недолгую жизнь были лучшими, завоевывали призы и награды, которым рукоплескали, которых замечали, которые привыкли выделяться. Когда берешь такого человека и сажаешь его с еще тремя сотнями точно таких же, чтобы больше никто не выделялся, и тем, кто без труда получал пятерки, теперь приходилось стараться изо всех сил, чтобы поспевать, а еще добавляешь ко всему огромную нагрузку и давление, то неудивительно, что некоторые из них ломаются. По правде говоря, я удивлен, что такое не случается еще чаще.
Я помню всех своих студентов, однако больше всего запоминаются те, кто ломается, потому что я непременно спрашиваю себя: если бы я был повнимательнее, если бы получше сосредоточился, возможно, мне удалось бы вовремя обнаружить наметившуюся трещину? Может быть, мне удалось бы это предотвратить?
Председатель приемной комиссии
Я была темной лошадкой.
При поступлении со мной беседовал пожилой и собирающийся выходить на пенсию профессор, и по иронии судьбы в следующий раз я увидела его лишь на церемонии вручения дипломов. Я поблагодарила его за предоставленную возможность, даже и не надеясь, что он меня вспомнит.
Он вспомнил.
– Каждый год я беру кого-нибудь, кто выбивается из толпы. Иду на большой риск. В тот год я выбрал тебя, – сказал он. – Ты была моей темной лошадкой.
Как и полагается темным лошадкам, моя история была чрезвычайно запутанной.
Я ушла из школы в пятнадцать, сдав только один обязательный экзамен. В те (как и в нынешние) времена от детей требовали принять серьезные решения о своем будущем, прежде чем они успевали в себе разобраться. В пятнадцать я не имела ни малейшего понятия, чем хочу заниматься, так что просто ушла. Я решила подумать об этом, и размышления заняли довольно много времени.
Пока думала, я много где успела поработать: печатала письма, разливала пиво и доставляла пиццу. Я работала в чудеснейшем центре спасения животных. Работала официанткой. Я была одной из тех надоедливых женщин в торговом центре, которые норовят обрызгать проходящих через магазин людей духами. Тех, от которых так стараются увильнуть. Я была такой женщиной, и несколько месяцев моей жизни от меня бегали люди.
Я никогда не теряла надежду, что однажды непременно вернусь к учебе. Я никогда не отворачивалась от своей потребности учиться и была готова на многое, чтобы эту потребность удовлетворить.
