Дэниэл Кахелин "Несвязные нити"

Несвязные нити
Дэниэл Кахелин

Тексты этого сборника – отдельные нити, вплетенные в полотна иных миров. Каждый рассказывает свою историю, приоткрывая завесу в неизведанное. Полагаю, вам понадобится проводник. Какова цена? – спросите вы. Не беспокойтесь. Платой будет время.

Дэниэл Кахелин

Несвязные нити

Сборник рассказов

Предисловие

Проектуриал (образовано от проекция, существо проецируемое) – позабытое слово, утраченное в процессе естественного хода вещей и исчезновения магии из мира. Подобным термином можно назвать «избранных», но избранных в понимании не самостоятельном, а подневольном.

Жизнь проектуриала (если это возможно назвать жизнью) печальна и коротка. Лишенные дара демиурга, они принимают на себя венец творца, даже не подозревая об этом. Их сила велика, а отведенное им время ограничено. У проектуриалов существует конкретный «срок годности» – после исполнения предназначения их избранность лопается‚ как мыльный пузырь.

Проектуриалов нельзя назвать богами среди нас. Люди и боги свободны, проектуриалы же по факту рождения скованны, лишены выбора и являются лишь орудием, инструментом для достижения цели. Зато их без тени иронии можно назвать стражами идеи, сосудами смысла. Идеи зыбки и эфемерны, а проектуриалы материальны. О них удобно сочинять истории, потому как они сами являются воплощением легенды. Их существование нельзя подтвердить, однако на ход событий они влияют неизгладимо. (Псевдо-научная статья из архива)

Времена

1. Зима

– Куда едем? – небрежно поинтересовался он.

Так обыденно слышать эту фразу, но что-то меня насторожило. Я всмотрелся в лицо таксиста: коротко стриженный, с глубоко посаженными хитрыми глазками. Такие часто видишь у торгашей на рынке. Торгуют в основном всяким хламом, но можно найти нечто ценное, когда знаешь, что искать. Забавная деталь – на таксисте была черная кепка – вроде ничего особенного, а цепляет.

– Так куда едем? – уточнил он.

«Ну и тон, – подумал я. – Укоризненный. Не просто спрашивает, а с давлением».

– Знакомы? – внезапно спросил я.

«А почему бы и нет?» – странное ощущение, что я знаю этого типа, не покидало меня.

– Не, – лениво ответил таксист, – просто едем в одной тачке. – Куда – не знаю‚ просто едем.

– Давай тогда, куда глаза глядят, – усмехнулся я.

– Да куда они глядят, – рассмеялся таксист, – стекла-то тонированные!

– Ну, – задумался я, – тогда никуда. Конечная, приехали.

Подумал и проснулся.

Проснулся. Думал, ещё в машине проснулся, но сон многослойный оказался, запутанный. Сейчас не возникало сомнений, что выкинуло именно в реальность – суровую и неприглядную. Моя квартира на окраине, серое марево за окном‚ и час до работы, если будильник в очередной раз не солгал. Я медленно направился на кухню. «Конечная, – повторял я, – приехали». В холодильнике отыскался бутерброд, о котором я забыл. Был он вчерашний или приготовленный неделю назад, не знаю, проверять не стал. Выкинул и забыл. А вот про сон не забыл. Прицепилась ко мне эта фраза: «Конечная, приехали, поезд дальше не идёт». Так ведь в метро говорят: гаснет свет, все выходят, а дальше что? Действительно конечная? Нет, соврали, поезд дальше идет. А такси?

Заварил кашу. Наспех позавтракал. Всегда казалось, что это самое бессмысленное время. Действительность и пословицы разнятся. Обед нужно есть самому, а завтраки и ужины можно если не отдать врагу, то просто отдать. Умылся. Ночные мороки отошли на второй план. Присмотрелся – кран подтекает, надо бы починить. Заметил, что времени совсем нет. Ну, нет так нет‚ – значит, опять забуду. Задержусь на работе допоздна – забуду. «Кран подтекает», – снова заметил я. Забыть не получится.

Оделся. Гардероб мой разнообразием не отличался никогда. Сколько себя помню, всегда любил практичность в ущерб моде. Джинсы, толстовка, иногда рубашка – вечно мятая, но всегда безукоризненно белая. Зимой прибавлялась куртка – полезный довесок. Шапка по настроению. Носил бы пальто, да жаль шарфа нет. Я внимательно всмотрелся в зеркало. «Пуховик – он куда лучше, по крайней мере теплее», – думал я. Куртка сидела нелепо, цвет блеклый и скучный. «То, что нужно», – ободряюще улыбнулся я. Кроссовки – обувь на все времена. Торопливо завязал шнурки. Они путались, изображая то ли петлю, то ли бант.

Щелкнул замок. Небрежно звякнув, ключи летят в карман куртки. Быстро спускаюсь по лестнице – лифт не работает. Неделю уже. Ремонтника уволили. Гадать о его судьбе нет времени. Часы беспощадно пунктуальны. Толкаю дверь, в лицо ударяет холодный воздух. Недовольно морщась, приглаживаю спутанные волосы, бегу со всех ног.

Вокруг бушует снежная канитель, мороз кусает лицо, словно рой надоедливых насекомых. Белый туман прорывают прожектора автомобилей, шипованные колеса раскидывают грязь. Смотрю на красный луч светофора. От долгого бега болит горло, на губах соль. «Это с непривычки, – утешаю себя я, – это не старость». Проскользив пару метров, вдруг понимаю, что ботинки не по сезону. Дверь метрополитена едва не ударяет меня по лбу. Интеллигентного вида старик извиняется, даже не обернувшись. Спускаюсь в ад, опасливо глядя на скользкие мраморные ступени.

Провести выходные в офисе‚ действительно‚ ад. Почему так? Других дурачков не нашлось.

– Людей нет, – улыбаясь‚ заявил шеф. – Вся надежда на тебя, Семен. – Я задумался, разглядывая его цветастый, наспех завязанный галстук. Слова долетали словно через стекло аквариума. – Вот и ладненько, – кивнул он. – Завтра в офис. – Шеф развернулся, скрипнув лакированными туфлями, накинул пиджак на плечо. – Хороший ты человек, Семен, – бросил он и скрылся за дверью.

«Хороший я человек», – горько усмехнулся я. Вглядываясь в тонированное стекло дверей, я зеркальным образом видел всё. Поезд свистел, продвигаясь вдоль мрачных стен метро. Я обернулся на открытую форточку, холодный поток воздуха пробивался в вагон. Мужик, погруженный в газету, поежился. Закрыл окно и вернулся к чтению. Вагон был наполовину пуст, – это я говорил как оптимист. На самом деле, кроме нас больше никого не было. «Меньше народа – больше кислорода», – думал я, разглядывая попутчика. «Солидный, – размышлял я. Читающий газету нахмурился, почесал затылок. – Одет в дорогой костюм, одеколон чувствовался бы, уйди я даже в другой вагон. Наверняка, большой начальник: по утрам ходит в спортзал, не курит, как и положено мудрому человеку, осведомлен о происходящем в мире исключительно через газеты, вечерами пьет дорогое вино и посещает театр. Вот только, где он забыл дорогой автомобиль, и куда едет в такую рань?» Цепочка нелепых мыслей оборвалась.

– Черт те что, – бросил попутчик, откладывая газету.

Поправив галстук, он не спеша вышел из поезда. Я остановился на мысли, что нагло завидую.

– Хотел бы и я так, – почти вслух сказал я. – Хочу!

Я глядел ему вслед до тех пор, пока двери с грохотом не захлопнулись. Занял освободившееся место, взял оставленную газету, пробежался по новостным строкам. Закрыл глаза. Мигающая белая лампа поезда начинала меня раздражать. Тусклый свет вспыхивал и мгновенно гас.

– Починили бы, – буркнул я.

– Некому чинить, – раздался голос.

Я огляделся. В конце вагона расположился бомжеватого вида человек. Странно, я не заметил, как он оказался в поезде.

– Я через двери вошел, – пояснил незнакомец и плюхнулся на сиденье.

– Ясно, – зачем-то ответил я.

Человек прищурился, глядя на лампу. Я внимательно разглядывал его. На секунду мне показалось, что я его знаю. Помятый серый пиджак, порванный у рукава, широкие брюки словно у танцора хип-хопа. Белые носки удивительно хорошо сочетались с коричневыми мокасинами. Я присмотрелся к его лицу, было в нем что-то отталкивающее: то ли водянистые глаза с абсолютно пустым и стеклянным взглядом, то ли болезненная бледность. Он почесал заостренный нос, снял с коротко стриженной головы черную кепку и вдруг спросил:

– Куда едем?

– На работу, – машинально ответил я.

Глупая привычка отвечать на неожиданно заданные вопросы.

– И я, – ухмыльнулся собеседник, втягивая меня в диалог.

Он вновь прищурился, глядя на бледный свет лампы. Я отложил газету, отвернувшись от странного типа, посмотрел на мигающие диоды под грязным стеклом.

– Чего бы ты хотел? – нарушил молчание он.

– То есть? – растерянно переспросил я.

Ритмичное мерцание лампы перестало раздражать, начало клонить в сон.

Тип вздохнул.

– Опять двадцать пять, – он обреченно покачал головой, отряхнул пиджак. – Твое желание, мечта или может какая просьба? – монотонно проговорил он.

На мгновение я задумался, пытаясь осознать услышанное. Незнакомец в ожидании замер, приподняв одну бровь.

– Нет, ничего не нужно, – замахал я руками.

Я начинал догадываться, что передо мной сумасшедший, может быть, алкоголик. Выходные на дворе, хороший повод сойти с ума или выпить. Тип как-то сразу сник, задумался.

– Нет, погоди-ка, – произнес он, поднимаясь. Быстрым шагом направился в мою сторону.

«Сейчас он начнет просить денег или предлагать купить какую-то чушь», – понял я.

– Ничего не нужно, – повторил я, вставая и пятясь к дверям.

– Нет, постой, господин хороший, – оживился тип. Он опустил руку мне на плечо, пристально посмотрел мне в глаза. Хитрый это был взгляд, так смотрит делец, готовящийся провернуть сделку. – Ты меня зачем звал? – резко спросил он. – Зачем, по-твоему, я здесь? – распалялся чудак.

– Я звал? – переспросил я, отступая на шаг.

Тип убрал руку, откашлялся.

– Точно, – серьезно ответил он, – ты.

Я в непонимании смотрел на него, изредка косясь на тонированное стекло. Поезд ехал мучительно долго. По привычке я взглянул на часы. Незнакомец нетерпеливо постучал по стеклу.

– Вот, что ты сказал? Что, а? – продолжил он.

– Не помню, – честно признался я.

Начинало казаться, что я зря надеюсь услышать спасительное название станции и покинуть проклятый вагон.

– А я помню, – с вызовом бросил тип. – Ты сказал «хочу». Помнишь? – Он ткнул меня в грудь, заставив отпрянуть. – Цитирую, – торжественно произнес незнакомец‚ – «хотел бы и я так». А потом ты добавил «хочу», – его взгляд сделался хищным. – Так чего же ты хочешь?

Он смолк, вопросительно уставившись на меня. Поезд замедлял свой ход. Я глядел в стекло, пытаясь вникнуть в происходящее. Тычок в грудь оказался болезненным, стало трудно дышать. Поезд остановился, его шипение заглушил голос, доносящийся из динамика: «Конечная, поезд дальше не идет». Тип усмехнулся.

– Просьба выйти из вагонов, – прошептал я.

– Пошли, – прищурился незнакомец, – обсудим насущные вопросы.

Из кармана пиджака он вытащил солнцезащитные очки и вышел. Я обернулся, сломанная лампа продолжала мерцать. «Приехали», – подумал я, вспоминая сон. Подумал, но не проснулся.

2. Лето

Выходя из поезда, я думал, что ступаю на мраморный пол метрополитена. Вместо этого под ногами ощутил пустоту. Казалось, что падаю в пропасть, и я невольно зажмурился. Когда решился открыть глаза, оказалось, что уверенно стою на асфальте набережной. Вечерело. Ясное небо зажигало звезды. Они причудливо мерцали точно драгоценные камни в свете луны. Я прислушался, вдалеке задорно играла музыка. Это был джаз. Теплый воздух не казался душным, напротив. Я глубоко вдохнул, ощущая летнюю свежесть, но тут же закашлялся. Примешался неприятный запах табака.

Странный тип неподалеку докуривал сигарету. Он бросил окурок на землю, примял носком ботинка. В солнцезащитных очках в круглой оправе он походил на слепого.

– Кто ты такой? – хрипло спросил я.

– Тот, кто тебе нужен, Семен, – ответил он. – Можешь звать меня Шофер, – тип задумался, – это что-то вроде прозвища.

Я кивнул. Меня не удивило, что он знает мое имя‚ как не удивило и то, что сменилась погода. На смену холодной вьюге пришел ветер, пропитанный морской солью. Шофер уже исполнил желание. Оставалось лишь узнать цену. Известно, что ничего не бывает даром. Я огляделся. Незнакомая набережная, шум прибоя, белый пляж, на нем – оставляемые мной следы. Осмотрел свою одежду: достаточно летняя, в легкие сандалии забивается холодный песок. Слышу смех людей, отголоски чужих разговоров, ловкую игру музыкантов. Теперь, когда тип перестал курить, мой нос уловил запах выпечки и лимонада. Опустившись на песок, я коснулся колючих крупиц. Песчаные струи проходили сквозь пальцы, утекали, исчезая бесследно.

– Время, – раздался голос за моей спиной. – Ценой будет время. – Шофер вздохнул. – Каждое желание приближает конец. Когда упадет последняя песчинка, – продолжил он после небольшой паузы, – когда ничего не останется, тогда все и закончится.

Я кивнул. Меня устраивал такой расклад. К чему мне бесконечно тянущееся время, когда я горбачусь на нелюбимой работе? К чему здоровье, которое я прожигаю, вдыхая едкие выхлопы реальности? Я поднялся, отряхнулся от песка. Нужна ли мне жизнь, прожить которую я не успею? Зачем мне небо, если я не поднимаю головы от земли? Я посмотрел вверх впервые за долгое время. Стоял, запрокинув голову, пока не затекла шея. Звезды по-прежнему горели. Они не исчезнут, покуда не наступит утро. Лучи солнца беспощадно выжгут их, но ночь зажжет вновь. Я понял, что не хочу знать время. Идя вдоль побережья, бросил часы в соленую воду. Цепкие волны утащили их, зарывая в илистый песок. Туда им и дорога.

Мы шли вдоль многочисленных витрин, террас ресторанов и цветочных ларьков. От запаха духов и мелькания пестрой одежды кружилась голова. Моего спутника, казалось, мало интересовала эта суета. Я же с интересом озирался по сторонам. Фонари, украшавшие набережную, излучали теплый свет. При взгляде на них тип только поморщился. На пирсе толпились люди, их загорелые лица казались счастливыми. Я заслушался мелодичным бренчанием гитары, занял столик в кафе. Отсюда хорошо был виден далекий маяк, луч которого прорезал темные воды. На горизонте застыла лодка с белым парусом.

Мое внимание привлекла девушка у ярко освещенной витрины. К моему удивлению она не разглядывала стекла бутиков, ее внимание захватило море. На ней было темно-зеленое платье. Такого же цвета были и ее глаза, настолько же задумчивые, насколько и печальные. Рыжие волосы украшала модная шляпа с широкими полями, гладкая кожа казалась призрачно бледной в свете витрин. Заметив мой взгляд, девушка приветливо улыбнулась. Я улыбнулся в ответ.

– Только для гостей заведения, – возник возле меня официант. – Ознакомьтесь с меню, – с ноткой презрения бросил он.