«Спит, сука!» – думает старпом.
– Обстановка?
– Горизонт чист!
– Спишь, сука?
– Никак нет, мостик!
– Смотри у меня! И если что там – сразу доклад! Немедленно! Как понял?
– Есть доклад немедленно.
– Спит там, сука, представляешь? – кричит старпом минеру.
Минер встрепенулся: тоже задремал, – внизу так же холодно, как и на ходовом мостике, но хоть не так сыро и лампы вон светят, а от них кажется, что теплее. На румбе – триста пять градусов, проскочил курс, тихонечко руль влево – авось не заметят.
– Мостик, штурману!
– Есть штурман.
– Рекомендую задержаться на курсе триста!
– На румбе? – не понимает старпом, который как раз на этот курс и ложился.
– Триста три, – врет минер, – устаканиваю!
– Тоже там спишь, собака бешеная?
– Никак нет!
– «Никак нет», – дразнится старпом. – Есть штурман, задерживаемся на курсе триста! Дружок твой, рогатый, уснул на руле!
– Не друг он мне после того случая на Яграх!
– А сам виноват! – кричит минер. – На румбе триста!
– Есть триста! Штурман, смотри, на румбе триста!
– Подтверждаю. Есть триста.
– Штурман, мостику!
– Есть штурман.
– Так что там было, на Яграх-то?
– Так я вам три раза уже рассказывал!
– Да делать мне нечего, херню эту вашу помнить! Расскажи еще раз, язык у тебя отвалится?
– Все веселитесь тут, да? – На мостик поднимается командир с термосом, и от него пахнет теплом, и туман в недоумении клубится поодаль, боится подступить поближе, но недолго. – На, тебе боцман чай вот передал.
– На румбе триста, – докладывает старпом. – Видимость – ноль, слышимость – ноль, следуем в полигон по приборам. А сам-то где он?
– Боцман? Пописать побежал.
– И через вас чай передал?
– Ну видишь же. А минер где у тебя? Бежит впереди корабля с факелом?
– Рулит, тащ командир, боцман же… того.
– А, ну давай я ему чай отнесу. Где-то у меня в кармане второй стакан был.
Командир спускается к минеру, вручает ему стакан с чаем «за хорошую службу и чтоб не говорил потом, что я тебя не поощряю!». Присаживается рядом на откидное сиденье:
– А чего у тебя форточки закрыты?
Открывает форточку. В нее тут же лезет туман. И было ничего не видно, а стало ничего не видно и туман. Закрывает.
– Ну-ка дай-ка попробую, больно вкусно пьешь! Не, не могу такой пить – от сахара губы слипаются. Серега, а сколько нам до полигона пилить?
– Часа три так точно. Ускориться бы…
– Да куда ты тут ускоришься?
– Да я так, высказываю пожелания во Вселенную.
– Чем-то ты ей насолил, видать.
– Вселенной-то? А чем я ей только не солил! Сами же знаете.
– Ладно, я – вниз, если что, сразу зови! О, а дай подудеть хоть. Зря лез, что ли!
Командир поднимается на мостик.
– Взрослые люди, – бурчит минер, – хуи по колено, а все лишь бы подудеть куда.
– Чего говоришь? – не слышит его командир.
– Все правильно, говорю! Безопасность – она превыше всего!
И снова два басовитых низких и два визгливых высоких. И слушают, не отзовется ли кто. Нет – тишина.
– Может, вам бутербродов передать с боцманом? – кричит командир уже из люка.
– Да! – кричит минер.
– Нет! – кричит старпом. – Вы лучше нам боцмана с боцманом передайте!
Скоро выходит и боцман, поднимается на мостик: он переодел тулуп и, только поднявшись наверх, чувствует себя еще довольно комфортно. Оглядывается. Туман вроде немного редеет, и уже видно, где сзади кончается рубка (или он просто знает, где она кончается, и дорисовывает ее контуры в тумане сам), но носа и хвоста по-прежнему не видать.
– Думал, у вас тут хоть видимость получше.
– Ага. Мы же офицеры – у нас все получше, чем у вас, мичманов, да?
– Нет. А где мой термос-то? Пойду минеру бутерброд передам.
– А мне?
– Что?
– Бутерброд.
– А вам командир не передавал – только минеру. Плохо себя вели, да, Сей Саныч?
– Мостик, БИПу!
– Есть мостик!
– По пеленгу двести шестьдесят в дистанции одного кабельтова ничего не наблюдаете? Случайно?
– Он охуел? – спрашивает старпом у боцмана.
Боцман пожимает плечами.
– Ты охуел? – спрашивает старпом у спрашивающего БИПа. – Ну-ка сюда, быстро! Минера на мостик, мигом! – снова боцману.
Шутки кончаются, и об этом не надо никому объявлять – все понятно по интонации. Боцман скатывается вниз: «Триста – едем прямо, есть триста – едем прямо», и минер уже на мостике.
– Ракету на двести шестьдесят! – командует старпом.
Минер заряжает ракетницу и бахает в заданном направлении, но ракета тонет в тумане метрах в пятидесяти – какой уж тут кабельтов? Вахтенный БИПа выходит в РБ[2 - РБ – костюм радиационной безопасности.], тапочках и пилотке, и за это старпом начинает ненавидеть его еще больше.
– Видишь? – тычет старпом пальцем в пеленг двести шестьдесят. – Где твой кабельтов?
– Не вижу, – соглашается вахтенный БИП.
– А сколько видишь?
– Метров тридцать, может. Меньше даже.
– И я! И я вижу столько же! Сюда смотри!
Старпом показывает на свои глаза:
– Видишь? Обыкновенные человеческие глаза! Два! Как и у тебя, странно, да? И если они говорят, что видимость – ноль, значит она обычный такой ноль! И это ты, сука, должен мне говорить, что ты наблюдаешь в дистанции одного кабельтова, чтоб я мог принимать решения! Ты – потому что у тебя что?
– Омнибус?
– Пра-а-авильно, потому что у тебя – точный прибор. Да что там прибор – целая система, созданная гением советской инженерной мысли, а у меня всего лишь глаза! Так какого тогда хуя?
– Да там непонятно ничего. Вроде цель, вроде не цель. Хода нет, засветка, может… Вот я и…
– И что ты? Приказал мне туман развести руками?
– Уточнил…
– Уточнил. Центральный, мостику!
– Есть центральный.
– Стоп обе. Командира БЧ-7 в центральный. Что ты тут стоишь? Иди на боевой пост и немедленно разбирайтесь там!
– Не стоит просить у вас разрешения перекурить?
– Даже не вздумай!
– Мостик, центральному! Застопорены обе турбины.
– Есть центральный! Минер, куда ты смотришь? Нет, блядь, двести шестьдесят на десять градусов левее! Рулевой, на румбе!
– На румбе триста, лодка медленно уходит вправо!
– Держать триста!
