ISBN :
Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 14.06.2023
Наконец, появился начальник Шелковского ВОВД, высокий такой, круглолицый и вежливый. Представился:
– Шевкунов Николай Николаевич
Пожали мы друг другу руки, перекинулись парой слов. И по машинам.
Три Уазика – один начальственный, и два сопровождения с омоновцами. На окнах болтаются наспех пришпиленные бронежилеты – чтобы шальная пуля не настигла.
Аккуратно так движемся вперёд. Вокруг военные колонны. Танки. Блокпосты. Республика Чечня – треть от Московской области, наполненная, как тыква семечками, военными, бронетехникой, террористами, оружием, взрывчаткой. Центр сосредоточения российских и даже мировых страстей. Регион, куда весь мир готов плеснуть свой бидончик керосина.
Терек с разрушенными арками бетонного моста. Понтонный мост, который после вчерашних дождей немного не доходит до берега.
И вот станица Шелковская. Временный отдел.
Там суета. В самом центре станицы стрельба. Подняли личный отдела состав в ружье. Думали боевики. Оказалось, поддатый офицер своих поддатых контрактников вывел на работу и таким образом подгонял, стимулировал пальбой трудовую активность.
Вот и начались такие странные будни на освобождённой от бандитов территории…
Глава четвёртая
Краснодарцы
Обычно за каждый временный отдел отвечал какой-то субъект Федерации, иногда менялись. Шелковской ВОВД комплектовался из сотрудников ГУВД Краснодарского края.
Опять процедура знакомства. С этими людьми мне предстояло немало поколесить по чеченским пыльным дорогам.
Петрович, он же Евгений Петрович Симоненко – начальник криминальной милиции. В миру – руководитель КМ одного из районов на морском побережье, считай, на курортах Краснодарского края. Приземистый, полноватый, с вполне оформившимся брюшком. Его хитрые смешливые глаза и привычно-нахальная ироничная улыбка вполне типичны для тех, кто отдал лучшие годы жизни службе в угрозыске. Какая-то у нас такая профессиональная энергетика и внешний вид. Он коммуникабелен и достаточно позитивен.
Начальник УР Мишка Григорьев – сухощавый, очень моложавый на вид, подвижный, резкий и эмоциональный. С ним как-то сразу установились доверительные отношения. Он свой в доску, настоящий опер. В Краснодарском горотделе заведует агентурным отделением. А в новой ипостаси – как рыба в воде, ему даже это нравится. Потому что для него война не в новинку. Ещё на срочной службе полтора года оттрубил в Афгане военным водителем. Прекрасно знал на своей шкуре, что такое мерять колёсами военные дороги, километр за километром, когда справа фугас, а слева засада. Правда, Мишка находится в некотором смятении и даже грусти, но к чеченским делам это отношения не имеет. Как раз перед командировкой он потерял своего руководителя и товарища – начальника уголовного розыска города Краснодара. Того расстреляли бандиты. И теперь все мысли у Мишки были о том, кто это сделал и как найти убийц. Всё версии неустанно в свободное время строил. Говорил, что погибший был настоящим мужиком и опером, и отомстить за него – это такой долг.
В коллектив вписался я как-то просто и органично. И впечатления от краснодарцев самые положительные. Ребята не капризные, добросовестные, не алчные. И коррупционеров, которыми якобы славится юг России, там что-то не наблюдалось.
У парней был специфический говор и едкий южный юмор на грани еврейского. Как-то говорили с одним таким массовиком-затейником по поводу порядка выдвижения на очередные мероприятия, мол, стоит ли мне в их машину забираться.
– Не, мы чужих в экипаж не берём, – лыбится опер. – Потому что у нас ребята, проверенные в бою. Как стрельба начинается – мы из машины, врассыпную, и своим ходом каждый до отдела добирается через вражескую территорию. По минным полям и схронам…
Атмосфера такая – вечное зубоскальство, шутки, подначки, ну и просто идущие в комплекте с боевыми действиями у ментов и военных разговоры о том, где бы пожрать, выпить, да и о девках. Нормальный военный быт. Большинство как-то быстро вжились в экстремальную реальность.
Ну а у некоторых крышу снесло капитально. Не от того, что пули над головой свистят или фугас рядом шипит. Просто от самого факта, что ты в центре пусть и вялотекущей, без бросков грудью на вражеские доты, но всё же войны. Как её не назови – наведение конституционного порядка, контртеррористическая операция, но на деле война она и есть война. Пусть уже не в горячей стадии, как несколько месяцев назад, без лихих атак и артналётов. Но это сути не меняет. Здесь стреляют. Здесь совсем рядом враг – пусть порядком потрёпанный, но ещё имеющий силы, злость, оружие и боеприпас.
Это чувствуется сразу, как только пересекаешь границу зоны боевых действий. Будто рвёшь какую-то ленточку. И главное ощущение – рядом смерть. Она вообще в жизни идёт человеком всегда рядом. Вон, и в мирное время кирпич упадёт, дед Кондрат прихватит. От неё, костлявой, никто не застрахован. Но в мирное время она где-то прячется, присутствует незаметно. А здесь она вон, рядом, на расстоянии вытянутой руки. И не устаёт махать своей косой. Она в сводках, пестрящих информацией о подрывах и погибших. Она в ночных обстрелах. Она напоминает о своей близости холодком по твоей спине, когда въезжаешь в населённый пункт, где, по оперативной информации, хоронятся ваххабиты.
Большинство людей легко переключаются на новые реалии. Если уж сподобился согласиться на такую военную авантюру в мирное время, то уже не трус. Но когда касаешься своими пальцами ткани войны, то в любом случае сдвигается восприятие. И некоторые начинают чудить. Кто-то замыкается в себе. Кто-то распоясываются. А кто-то реально дурит.
В спальном кубрике уголовного розыска по стене идут рядком выбоины от пуль.
– Чего это? – удивляюсь я. – Бой что ли был?
– Хуже, – хмыкает начальник розыска. – У нас один дебил тут присутствовал своим бесполезным телом. Так добудет где-нибудь бутылочку горькой. Хряпнет мензурку. И орёт как оглашенный: «Мы же герои!» После чего хватается за автомат – и очередь в стену. Ну, наваляли мы ему, автомат отобрали. Потом простили. А через несколько дней снова-здорово: «мы же герои!!!» На этот раз кладёт гранату Ф-1 в алюминиевую кружку и пытается сорвать кольцо. Тут ему уже наваляли существенно. И спровадили по основному месту службы. Такие герои нам без надобности. Пусть у себя геройствуют, Бэтмены.
Это ещё ничего. Все хорошо, что хорошо кончается. А вот когда была пересменка, новички ещё даже дела не приняли, ни в одной зачистке не поучаствовали. Так выходит на плац офицер из вновь приехавших – кажется, дознаватель. Вытаскивает из кобуры пистолет. И пускает пулю себе в лоб. Что у него в башке было? Зачем такое творить? Иррационально вроде бы. Просто психика не выдержала реалий войны. Не выдержала самого факта, что он здесь…
База временного отдела расположена в самом центре станицы Шелковская. Расположена, надо сказать, козырно. Раньше здесь было вполне себе монументальное здание Райпотребкооперации. Укрепили его, из кабинетов сделали кубрики. Баньки соорудили – общую для всех, и ещё для ОМОНа с СОБРом – те как истинные куркули чисто для себя, с душем. Столовка такая просторная.
В общем, всё как у людей.
Я вместе с руководством обосновался в кабинете бывшего начальника райпотребкооперации. Кабинет просторный – несколько коек влезло спокойно, да ещё огромный начальственный стол. Был и предбанник для секретарши, с работающим звонком – это чтобы по движению пальца босса прискакивать. В предбаннике мои сослуживцы, в основном с побережья Азовского моря, развесили воблу и всякую другую рыбку, к которой так и просилось пиво.
В нашем спальном помещении была невиданная по тем местам и временам роскошь. Работающий кондиционер. Он помогал выжить в обрушившуюся на Чечню в тот год жару.
Пулемётные гнезда и башенка на крыше с постоянно дежурящими бойцами. Заложенные мешками с песком окна, на стене у каждого – схемы с секторами обстрела. У всех своя задача по плану «Крепость» – при нападении на райотдел или расположение – кто куда бежит, где занимает оборону.
Шелковской район считается относительно мирным. Бытует мнение, что боевики его считают спальным – то есть здесь они не воюют, а отлёживаются и залечивают раны, находят отдохновение душой и телом. Но все равно ждать можно чего угодно и в любую минуту. Вон, недавно БТР выезжал с территории, зацепил антенной хитро прилаженную на ветках гранату. Растяжка такая, как раз рассчитанная на то, что антенной заденут. Слава тебе, Господи, никого не ранило – повезло.
Эх, сколько лет не жил я в военных лагерях и городках. Приходится вспоминать военный быт и распорядок, с его дежурствами, хозяйственными делами.
У всех здесь вечная проблема – дозвониться до дома. Мои вообще не знают, что я в Чечне – чего нервировать их лишний раз? Связь с «материком» только в дежурке. И то по спутниковому телефону. Да и к тому поди – прорвись. Пользуясь служебным положением, сперва уговаривал дежурного дать позвонить. Звонил. И нарывался на вопрос от родных:
– Ты что там, пьяный?
Спутниковая связь идёт с задержкой и растягивает слова, поэтому полное ощущение, что разговариваешь с вдрызг наклюкавшимся человеком.
В основном, пользовались мы платным пунктом связи, что рядом с расположением. Ходили туда группами – приказ меньше трёх из расположения хобот не высовывать. Звонили там все. В общем, если кто-то из боевиков имел походы к пункту связи, то мог бы получить данные о семьях практически всех бойцов.
Вообще, с защитой личных данных и секретностью в этих Кавказских войнах всегда все было через одно непристойное место. Дикие утечки шли от военных и сотрудников МВД. Разговаривал с прапорщиком бригады ВВ, который в Первую войну попал в плен. Переговоры начались, вроде договорились его обменять. И ведут его на разговор перед обменом. В палатке восседает за столом Шамиль Басаев, собственной персоной, гордый воин Ислама. Смотрит с насмешкой на прапорщика:
– Фамилия, звание?
Тот отвечает.
Перед Басаевым ноутбук. Бегая тонкими пальцами по клавиатуре, полевой командир входит в программу, набирает данные. И прапорщик видит краем глаза, что там официальные какие-то списки. Басаев удовлетворённо кивает:
– Есть такой. Числишься пропавшим без вести. Готовьте к обмену.
То есть бандитам слили базу данных с личным составом бригады внутренних войск. А, может, и всей группировки.
А вояки вспоминают случаи, когда боевики узнавали планы наступлений раньше, чем они доводились до личного состава. Утечки были массовыми. Почему, из-за чего? Да за деньги. За эти проклятые кровавые баксы.
Как все это получалось? Кто за это ответил? Что это за бардак? За подобные вещи надо сразу к стенке ставить, но что-то о громких процессах по поводу тех, кто бандитам сливал информацию, в том числе и тактическую, я не слышал. Поговаривали, что выявляли все же таковых чекисты и, чтобы не тащить сор из избы, кулуарно и радикально вопрос решали – вот пуля прилетела, и ага. Война всё спишет.
Всегда и всем, в том числе руководству, твердил, что когда людей посылают в горячие точки, им по полной программе надо делать документы прикрытия, особенно оперативным работникам. Но это же какая сложность, сколько бланков и бумаг извести надо. Через нашу бюрократию шиш прорвёшься. В общем, дела никому нет. А ведь полевые командиры неоднократно давали указание на выявление и расправы над всеми, кто воевал в Чечне на стороне федералов. Поговаривали, что одно время чеченцы, у которых кровная месть, пытались вычислить и натравить киллеров на тех, кто воевал против них. Неважно кого – лишь бы был на их земле с оружием, и тогда кровная месть будет выполнена…
Рядом с расположением раскинулся винзавод. Работающий на всю мощь, производящий различное вино, которое распродавали втихаря. Ассортимент был не слишком разнообразный. Как сейчас помню – литр белого вина стоил двадцать рублей, а литр красного аж целых сорок. Так что со спиртным проблем не было. Хотя никто не злоупотреблял. Ребята в основной массе были настроены на тяжёлую работу. Употребление спиртного всячески каралось. Да и пьянство на войне – самый короткий пусть к героической гибели.
Только один раз временный отдел упился чуть ли не в полном составе.
Чего уж скрывать, многие сотрудники согласились на командировку из меркантильных соображений. То есть из-за денег. На милицейскую зарплату особо не разгуляешься. А в зоне боевых исправно действий платили боевые. В месяц получалось что-то около тысячи долларов – для бедного мента сумма приличная. Многие мечтали урегулировать за счёт этого свои жилищные проблемы, выбраться из ставшей уже привычной, но от этого не менее тягостной нищеты.
И вдруг в Москве кому-то пришло в голову, что слишком зажрались федералы. Много денежек уходит на них в виде этих самых боевых. Ну и решили по Тереку обрезать два якобы мирных района – Шелковской и Наурский. Там же мир, тишина и покой. Какой там был покой – об этом ниже.
Приезжает из Краснодара заместитель начальника ГУВД, кажется, по тылу. Весь такой суровый и неприступный. И зачитывает решение – мол, вы теперь не на войне, а так, прохлаждаетесь. Так что шиш получите боевые, пашите за командировочные – сто рублей в день. Но это не повод расслабляться. В общем, стоять смирно, не дышать и радоваться, что вас вообще держат в будке на поводке и позволяют лаять.
В общем, дурацкое такое выступление было. Пилюля, конечно, горькая, но с народом так напрямик нельзя. Помягче надо. В общем, народ это воспринял как плевок в лицо. Решили, что дальше будет итальянская забастовка. Отныне ноль инициативы. Пущай кто эти деньги захапал, сам боевиков и ищет.
А тут ещё винзавод рядом. Потянулись гуськом туда гонцы. В общем, к ночи отдел упился в хлам. Гармошку вытащили, наяривать на ней стали. Чистая банда Махно. И начальство, видя, что личный состав на взводе, даже не реагировало. И мудро поступило. Бывают моменты, когда людей лучше не трогать – потом не разгребёшь последствия.
Потом народ протрезвел. Проспался. Огляделся. И вновь себя ощутил на острие борьбы. А в этих раскладах деньги никогда не были главным. А главное – это победить и выжить. И вести себя так, чтобы стыдно не было перед боевыми друзьями.
В общем, ребятишки вздохнули. Попечалились ещё немножко. И вновь закрутилась милицейская машина на всю катушку.
Правда, потом руководители все же нашли какие-то способы людям доплатить. Включали в списки боевых выездов, премии выписывали. Но у народа уже какой-то перелом в сознании произошёл. Решили, что деньги вовсе не главное. Стали настоящими людьми войны…
Очередной день начинается. Выезжают ранним утром на зачистку БТРы и "Уралы". После завтрака собираются группы и отправляются в райотдел – выполнять текущие обязанности. Колесо милицейской машины раскручивается.
А вслед уходящим с какой-то тоской смотрит Ванька. Это огромный, грязно белый, с бурыми пятнами пёс породы дворняга. И взгляд у него грустный, всё понимающий.
Его подобрал располагавшийся здесь Подмосковный ОМОН. Собака пригрелась, освоилась, стала верным хорошим другом для всех, кто в военной и милицейской форме.
А потом ОМОН снялся на передислокацию. Попал в засаду. Неразбериха. По колонне прошлись боевики и затеяли какие-то мутные переговоры, так что по ОМОНу добавили ещё и свои. Несколько десятков «двухсотых».
Говорят, когда начался тот бой, Ванька в центре плаца вдруг пронзительно и тоскливо завыл и долго не мог успокоиться. Почувствовал за десятки километров, что его друзей уничтожают. Это не байка. Это военная правда…
Глава пятая
Врачи без границ
– Так, эти кровососы к нам приезжает с инспекцией, – говорит на совещании начальник штаба подполковник Павлов. – Собираем всех арестованных, рассаживаем в автобусы, вывозим в лес.
– А зачем? – интересуется заместитель начальника ВОВД по общественной безопасности.
– К нам с инспекцией организация «Врачи без границ» приезжает.
– А, рвачи без границ. Те самые, которые за боевиков воюют?
– Во всяком случае, любят их, как собственных родственников, – хмыкает иронически начштаба.
– Ну да, ездят везде, фотографируются с бандитами. Проливают над ними крокодиловы слезы для Би-Би-Си. Медикаментами обеспечивают. К нам сколько раз приезжали – хоть бы одну таблетку дали. Мы для них не люди, – сетует почему-то обиженно начальник МОБ – будто ждал от иностранцев другого – душевности и таблеток, а они, такие сякие, обманули его в лучших чувствах.
– А ещё позиции наши присматривали, по которым потом боевики долбили, – вклинивается командир ОМОНа, хмурясь.
– Ну и чего возмущаться? – пожимает плечами начальник ВОВД. – Филиал ЦРУ, вам же сказали, Представляете, что будет, если они нос к задержанным сунут? А их ведь туда пустят. Мы же международному сообществу кланяемся – мол, у нас права человека. А тут такое…
Да, международные организации Чечню любят. Она их главный идеологический и военный плацдарм против России. Грузия и Украина пока только раскручиваются. А тут такой подарок – сепаратистская территория внутри России. Поэтому тут вечно толкутся представители десятков мутных организаций и фондов.
Это с начала девяностых здесь идёт. Тянет буржуев сюда, как мух на дерьмо. И ведь не сказать, что путешествия эти безопасные. Сколько их перебили чеченские боевики, о которых они так трепетно заботятся.
Вон, перед отъездом тщательно изучал материал. Листал сводки и справки. 1996 год – убийство в Атагах пяти представителей Красного креста. В 1998 году был похищен Глава Представительства Верховного комиссара ООН по беженцам Коштель. Двух американцев из института прикладной экологии, прибывших в Свободную Ичкерию для сотрудничества по языковой работе, тоже увели с концами, как цыгане дорогих лошадей. Кстати, один из филологов являлся штатным сотрудником ЦРУ, так что бандиты даже куратора не пожалели. Потому как в Чечне были бардак и анархия, когда каждая банда сама за себя.
Список этот можно продолжать. Но они все прутся сюда. Видать, хорошо оплачиваются эти поездки, если своей драгоценной европейско-американской шкуркой люди готовы рискнуть.
Да, головная боль этот их визит. В камеры ведь полезут обязательно. А те забиты плотно. В основном административно задержанными. Пожинаем результаты ситуации, когда юридически ни войны, ни мира. Америкосы хоть Гуантамо придумали для своей «Аль-Кайды». А мы – вроде бы у нас и война, а живём по законам мирного времени. Единственно, некоторые поблажки у нас есть, сильно облегчающие наш нелёгкий труд. В районе пока ни суда, ни других органов. Только милиция, ФСБ, прокурор да комендатура – вот и вся власть. Поэтому за нарушение порядка пятнадцать суток и прочие административные радости выписывает начальник отдела внутренних дел. Вот все отловленные боевики и их пособники парятся месяцами за нарушение общественного порядка. Матом любят выражаться в общественных местах. Некоторые прописались в камерах на два-три месяца. И, что характерно, ни одной жалобы, никто не возмущается.
Почему? Потому что защитники Ичкерии поверить не могут, что живы. Когда войска входили и давили артиллерией оборонительные сооружения боевиков, практически всё мужское население бежало из населённых пунктов в леса и горы. Они были уверены, что русские станут мстить. Что мы будем их убивать так же, как они убивали русских. По их логике так и должно было быть. Такой уровень развития – все в голове до сих пор у многих из них вращается в плену нескольких категорий: «налёт, добыча, загнуть всех, род, кровная месть, мы самые крутые, ой, надо сматываться, иначе более крутые голову отрежут».
И им до сих пор не верится, что их не убьют. И осознать не могут, что опять начинаются бесконечные амнистии. Ну, те ельцинские амнистии боевикам – это понятно. Они же победили. Но сейчас победили их. Значит, будут резать. А тут не режут и обещают отпустить.
Вообще к боевикам и их пособникам мы отнеслись тогда достаточно мягко. Можно было копать дальше и глубже, и тогда, наверное, половина населения республики оказалась подтянутой к каким-либо преступлениям и делам. В общем, сажай всех. Можно было бы допросить каждого беженца о притеснениях и преступлениях, забить обвиняемыми все тюрьмы. Пошли мы по другому пути. Сняли то, что на поверхности было, перебили и пересажали самых одиозных бандитов. Остальных простили. Позже некоторые бывшие боевики вообще попадут на службу в органы внутренних дел Чечни, некоторые прославятся не только наведением порядка у себя дома, но и разборками и рейдерством на территории Большой России. Но всё это будет потом.
Да, многих не только простили, но и должности дали. Правильно сделали? Я однозначно считал, что надо было давить жёстче и круче, заставить оплатить кровью слезы тысяч загубленных жизней русских мирных людей, обстрелы, фугасы. А потом, глядя на успокоенный Северный Кавказ (не совсем, но с тем, что было – никакого сравнения) пойму, что Путин, скорее всего, выбрал оптимальную линию. Хотя и хотелось нам немножко другого.
Ну, пока что сидят они у нас в камерах и не квакают. Проверяем их на причастность к убийствам и терактам. Некоторые примеряются вполне себе нормально. Отпустить их – это выдать билет в горы и ждать, когда они выкопают автомат и положат очередного солдатика. Поэтому выход у нас один – везти всю эту шоблу в глухой лес.
– Ну а сколько нам в лесу наших бандитов от этих безграничных врачей прятать? – спрашивает начальник МОБ.
– А пока это воронье не улетит, – кивает начальник ВОВД – Хоть неделю.
– Только еду подгоняйте.
– Будет вам еда…
Конечно, мороки много от этих международных общественных организаций. Они все работают на западные спецслужбы и все заинтересованы в одном – раздуть пожар. Они такие и в Сербии были, и в Афганистане, а потом всей толпой повалят в Сирию. Такие липкие, гнусные инструменты холодной и горячей войны.
Но никого вывозить не пришлось. Врачи без границ нашли себе какую-то другую жертву, более лакомую, и поехали в другой район.
И работа у нас вошла в привычную колею. Вон, бумаги надо было выправлять. Ещё у пары боевиков пятнадцать суток кончались. И надо было срочно прикинуть, какими они матерными словами покроют сотрудников, выходя из здания ВОВД. И как все эти бесчинства покрасивше расписать в рапорте…
Глава шестая
Зачистки и выезды
Жара, пыль и коровы – вот главные впечатления о чеченских дорогах двухтысячного года.
На мероприятия, задержания обычно мы выезжали часов в пять утра, чтобы заявиться пораньше нежданными гостями, пока клиенты ещё не разбежались. Примерно в это же время на поля и дороги вываливают стада коров. Кажется, их миллионы, и они завоевали планету. Они поднимают пыль и неторопливо плетутся к какой-то таинственной цели, куда их гонят пастухи.
Животноводство в равнинных районах Чечни издавна развито. Это нам только кажется, что сейчас коров много. На самом деле в последние годы поголовье сильно усохло – в разы, если не в десятки раз. Интересно, что тут раньше творилось?
Только встаёт солнце, а наша небольшая колонна – обычно два или три Уазика с занавешенными бронежилетами окнами, колесят по пыльным дорогам, пробираясь через бесчисленные стада. Машина с оперативниками и сопровождение из бойцов СОБРа. Передвижение одной машиной категорически запрещено множеством приказов и начальственных напоминаний, которые, впрочем, часто нарушаются – до очередного расстрела на дорогах. Огневое прикрытие должно быть.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом