Медный страж
Александр Дмитриевич Прозоров
Ведун #9
Александр Прозоров
МЕДНЫЙ СТРАЖ
Предисловие автора
Среди пустынь и пересохших степей Азии и Ближнего Востока то тут, то там вздымаются руины древних городов: полуобвалившиеся кирпичные стены, ямы безводных арыков и колодцев. Каменные остовы торчат кое-где и в безлесой истоптанной Европе, напоминая современникам о величии сгинувших во тьме времени народов. Но редко удастся заметить что-либо подобное среди густой тайги, что зеленеет на бескрайних просторах Сибири, приуральских равнинах, да и на самом Урале. Леса быстро поглощают оставленные жителями улицы и площади, засыпают валежником рвы и колодцы, дожди превращают деревянные дома и крепости в груды перегноя, который тут же прорастает молодой зеленью. Пройдет два-три столетия, и забредший в бывшее городище охотник и не догадается, переваливая очередной взгорок, что одолевает неприступную твердыню, шагает по оживленному некогда торгу.
Обитателям здешних мест ни к чему было тесать камень или обжигать кирпич: вокруг в достатке векового леса – строй, не хочу. А дерево – материал недолговечный. Коли огонь его вмиг пеплом не обернет, так все едино гнильца сожрет потихонечку. Перестал человек следить – за пару десятилетий крытого дранкой дома не станет. Только холмик на месте избы да ямка как напоминание о погребе. Оттого и кажется, что просторы таежные испокон веков стояли пустыми и безжизненными, а цивилизация развивалась где-то в другом мире: на юге, на востоке, на западе.
Однако вот что говорят об этом историки:
«…во второй половине нашего века археологам удалось развернуть практически по всей территории Приуралья, Горного Урала и Зауралья планомерные массированные разведки и раскопы… Результатом… стало раскрытие совершенно неожиданно нового мира, того мира, который создали предки уральских народов в эпохи бронзы (конец третьего тысячелетия до нашей эры – восьмой век до новой эры), железа (седьмой век до новой эры – девятый век новой эры), раннего Средневековья (десятый – тринадцатый века новой эры). И главной его приметой стала развитая сеть городов…»
«…На участке всего-то протяженностью в 8-9 километров обнаружены довольно хорошо реконструируемые остатки 60 городищ и многих сотен тяготеющих к ним поселений…»
«Уже около пяти тысяч лет назад на Южном Урале, в Прикамье и в Зауралье сформировались, как утверждает археолог Е. Н. Черных, самостоятельные металлургические центры, опирающиеся на собственное сырье и топливо… Горняки, люди тяжелой профессии, уже тогда поедали неимоверное количество мяса – с раскопа площадью всего 64 квадратных метра собрано около 50 тысяч различных костей животных»[1 - Л. Сонин. «Древние государства уральских народов».].
«В Челябинской области, на реке Большая Караганка, обнаружено городище синташтинского типа возрастом предположительно около пяти тысяч лет. Населяло его, по различным оценкам, от двух до трех тысяч человек. После выработки находящегося рядом месторождения медной руды (Воровская яма) селение было подожжено жителями одновременно с четырех сторон и оставлено».
В могильниках найдены воины с оружием, которое позднее назовут вооружением катафрактариев, первые в истории человечества колесницы, в болотах – древние настилы идущих неведомо куда дорог, в городищах – уникальные, не имеющие аналогов в мире плавильные печи, совмещенные с колодцами.
Все это вместе взятое означает одно: в те самые времена, когда зарабатывали свою славу магрибские колдуны и закладывали основы Каббалы вавилонские мудрецы, среди сибирских лесов тоже возникали и исчезали великие цивилизации – со своими ремеслами, со своими верованиями и искусствами, со своими богами и тайными знаниями.
Засим я начинаю мое почти правдивое повествование…
Проклятие горка
Поземка струилась под брюхо коней снежными струйками, словно река на песчаном мелководье. На лошадиных мордах, на шерсти возле ноздрей нарос серебристый иней; порывы ветра иногда пробивались сквозь густой лисий мех и касались прохладой потной шеи. Наверное, в степи было холодно. Точнее Олег определить не мог, поскольку термометров в здешней Руси еще не изобрели, да и нужды в них особой не испытывали, а сам он никакого мороза не чувствовал. Какой мороз, если под пластинчатую бриганту поверх голубой атласной рубахи надет войлочный поддоспешник в полтора пальца толщиной, сам бархатный доспех щедро подстеган ватой, да еще на него овчинный тулуп накинут. На ногах – меховые штаны из сшитого мехом внутрь каракуля, выпущенные поверх мягких, войлочных, с кожаными подошвами чуней, на голове – волчий треух, подаренный месяц назад радостным селянином, сыну которого ведун в плату за ночлег заговорил «волчанку». Олегу Середину было так тепло, что он даже рукавицы сунул в карман тощей чересседельной сумки и придерживал заледеневшее ратовище рогатины голой ладонью.
– Пожалуй, ниже минус десяти, – негромко решил ведун. – Будь теплее, я бы и шапку скинул.
Шапку снять хотелось – голова раскалывалась после вчерашнего княжеского пира и просила прохладного компресса, рассола, кваса или, на худой конец, укропной воды. Но в суровых походных условиях излишеств воинам не полагалось: только кислое греческое вино и хмельной русский мед. И, как оказалось, смешивать эти напитки не стоило.
Олег стащил шапку, тряхнул головой, впуская свежий воздух под корни волос… Ох, надо, надо обриться наголо, как все бояре ходят. Не придется о гигиене заботиться, пока в дальних походах баню устроить невозможно, расчесываться ни к чему, никакие насекомые никогда не заведутся. Да и ветру лысину подставить опосля хмельной ночи куда как приятнее.
Морозец начал ощутимо покусывать мочки ушей еще до того, как холод успел остудить макушку, и ведун, вздохнув, напялил треух обратно: похмелье проходит быстро, а вот обморожение – годами.
– Глянь, боярин, – неожиданно окликнул его Будута. – Не иначе, дозор поганых будет.
Олег перевел взгляд в указанном направлении и действительно разглядел у горизонта несколько черных точек. Откуда в зимней степи возьмутся черные точки? Прав холоп княжеский, торки это, конные дозоры. Тоже вокруг лагеря своего глаза и уши распускают, местоположение ратей муромских проверяют.
– Молодец, – вслух похвалил паренька Середин. – Первым углядел.
Кто-то из дружинников хмыкнул: дескать, давно уж ворога заприметили, токмо языком молоть не стали, – однако ведун пропустил этот намек мимо ушей. Ну и что, что полтора десятка опытных воинов уже не один поход за плечами имеют и опыт ратный, а он всего лишь гость княжеский? Назначил князь Гавриил его старшим – значит, прав будет тот, кто ему первым доложится, а не сам с усам зоркостью гордится.
Точки далеко справа неожиданно превратились в крохотные фигурки всадников – видать, чужой дозор поднялся на взгорок и стал виден целиком, а не высовывался кончиками пик и меховыми шапками. Тоже полтора десятка воинов.
– И-и, эх… – Опять, не дожидаясь приказа, дружинники начали скидывать шапки и цеплять поверх мягких округлых тафий островерхие шлемы. Оно и понятно – какой же русский, врага заметив, не повеселится, удаль молодецкую не покажет, в драке не разомнется?
Однако Олег принимать решение не торопился. В конце концов, дозоры не для того рассылаются, чтобы в мелких стычках ратников терять, а дабы князю весть о враге доставить, внезапного нападения не допустить, чужие силы разведать. Зачем же сечу затевать? Ничего она в ходе войны многомесячной не изменит…
А если честно – ну никак не хотелось ведуну с больной головой столь шумное и тряское дело затевать. И без того плохо.
Увы – торки тоже зачем-то захотели опробовать крепость своих копий на русских щитах и перешли в галоп. Они стремительно приближались, то проваливаясь в выемки между пологими степными холмиками, то внезапно вырастали в полный рост, чтобы опять укрыться в низинку.
– Ну же, воевода! – опять подал голос один из дружинников.
– Не нукай, не запряг! – огрызнулся Олег. – Не видишь, сами скачут? Чего нам коней попусту утомлять? Прискачут ближе, тогда и вдарим. А коли ноги затекли, так слезай и пешим побегай. Времени маленько еще есть.
Среди воинов пробежал смешок, и ведун понял, что принял правильное решение.
– Будута, ну-ка, назад отступи, – продолжил Олег. – У тебя брони нет, только тегиляй да шапка бумажная. Нечего тебе под пики лезть, последним ввяжешься. А вы, мужики, рогатины да щиты с петель снимайте.
– Сам-то тоже без брони, боярин… – обиженно огрызнулся парень.
– Давай-давай, делай что сказано, – повысил голос Середин. – Моя броня – не твоя забота. Успеешь еще живот за землю русскую сложить.
– Ты бы и вправду, боярин, – кашлянул рыжебородый дружинник, – назад отступил. Мы в железе, нам первым бить сподручнее.
– Ништо, не пропаду, – вскинул подбородок Олег. – За чужие спины прятаться не привык.
Мысленно он в который раз поблагодарил киевского князя Владимира за царский подарок – чешуйчатую броню, крытую сверху драгоценным бархатом. По виду бриганта казалась всего лишь дорогим нарядом, хотя являла собой доспех, мало уступающий самой прочной кольчуге. Для врагов – сюрприз неприятный, для друзей – лишний повод храбростью ведуна восхититься. Впрочем, секрета своего Середин не собирался открывать никому. Тайна дорогого доспеха – основной залог его надежности.
– Смотри, боярин, – покачал головой дружинник. – У торков копья не игрушечные.
– Коли что, на меня вали, – отмахнулся ведун, вынул рогатину из петли и перехватил ее поудобнее, выше по древку. – Дескать, я так приказал. Ну, братья мои, не посрамим земли русской!
До врага оставалось от силы метров триста – самое время разогнать свежих скакунов, да и вдарить с разгона по подлому врагу.
– Ул-ла!!! – завопили торки. Ур-ра-а-а-а!!! – дружно ответили ратники, опуская рогатины.
Двести метров, сто… Несколько мгновений скачки – и дозоры столкнулись.
Олегу достался уже пожилой, судя по морщинистой коже и седым усам, степняк. Ведун отбил щитом вражеское копье вверх, но и противник смог отбросить его рогатину в сторону. Почти ничья… Но прежде чем они успели разъехаться, торк, уже понимая, что удар отбит, опустил щит – Середин бросил копье, сжал кулак и впечатал его поганому в подбородок, тут же невольно вскрикнув от боли: на скорости почти шестьдесят километров в час удары незащищенной рукой даром не проходят.
Впереди на него летел другой поганый: молодой, бездоспешный, если не считать стеганого халата и широкого ремня с медными наклепками. Олег вскинул щит почти горизонтально, чтобы трехгранный наконечник вражеского копья не вонзился в древесину, толкнул пику степняка вверх, пригнулся, подныривая под нее и удерживая щит на уровне груди – они с пареньком разъезжались левыми плечами, и железная окантовка тяжелого деревянного диска врезалась торку под мышку, проминая одежду и ломая ребра. Несчастный жалобно вскрикнул, выпучив от неожиданности глаза, и медленно повалился с седла.
Впереди открылась чистая степь: дозоры разъехались. Олег потянул поводья, больше зажимая левый, развернулся, положил правую руку на рукоять сабли, но сжать ее не смог: отбитые пальцы не слушались. Рядом вытягивали оружие, придерживая горячащихся коней, десять дружинников…
– Нет, девять, – наскоро пересчитал своих ведун. Еще двое, Будута и рыжебородый, крутились пешими, выискивая врага остриями мечей.
Торков пешими оказалось тоже двое, причем один еще копошился в снегу возле своего мертвого скакуна, то ли ища потерянное оружие, то ли пытаясь вытянуть зажатую ногу. А вот верхом после скоротечной сшибки степняков осталось всего трое.
– Ул-ла!!! – размахивая саблями, кинулись в самоубийственную атаку поганые.
Дружинники ринулись навстречу, Олег же своего коня придержал: тут и без него все было ясно.
В последний миг перед сшибкой степняки внезапно прыснули в стороны. Ратники по инерции пронеслись прямо, а пока разворачивались – торки успели умчаться почти на полверсты. Середин понял, что один из пеших степняков исчез – ведун и не заметил, как его подхватили товарищи и посадили на круп одного из скакунов.
– Трусы!!! – заорал вслед княжеский холоп. – Курицы мокрые! Мыши степные! Идите сюда, я вас сталью угощу!!!
Остатки разгромленного дозора продолжали уноситься прочь. Впрочем, окажись ратная удача на стороне поганых, русские, скорее всего, повели бы себя точно так же. Почетно – кто спорит! – не дрогнуть перед напором вражеским, грудью кончину свою принять, до последнего мига с ворогом сражаясь. Да только кто тогда весть князю отнесет о степняках замеченных, о числе их и судьбе товарищей своих? Дозор – не крепостная стража. Иные у него цели и законы свои.
Дружинники гоняться за быстрыми степняками не стали – этак недолго в одиночку на крупную засаду налететь. Они кинулись ловить растерянно топчущихся вокруг лошадей, что лишились седоков.
– Не жилец. – Рыжебородый остановился возле копошащегося торка, размашисто перекрестился и милосердным ударом прекратил его мучения. Потом отошел к распластанному неподалеку своему товарищу, перевернул на спину, наклонился ухом к губам, чуть подождал, опять перекрестился, закрыл ему глаза. Двинулся к следующему. По пути попался степняк, еще скребущий пальцами мерзлую землю – воин мимоходом вогнал клинок ему в затылок.
Ведун отвернулся. Он уже научился соблюдать законы мира, в который его закинуло из рафинированного двадцать первого века, научился сам поступать согласно этим законам – но привыкнуть к ним все равно никак не мог.
Степь продолжала невозмутимо подметать наст поземкой, заравнивая следы ног и копыт, присыпая дымящуюся на морозе кровь, закапывая просыпанный из чьей-то сумки ячмень.
– Гляди, живой! Ладно ты его, боярин, приложил… – Это радостный, как перед колядками, Будута заматывал руки за спину пожилому торку. Тому самому, что получил от ведуна нокаут и, похоже, еще не пришел в себя.
Олег попытался сжать и разжать пальцы правой руки – кисть не подчинилась. Середин недовольно поморщился, достал из чересседельной сумки рукавицу, натянул на отбитую конечность. Переломов как будто нет. Значит, дней за пять кисть отойдет, будет как новенькая. Главное – не отморозить, пока чувствительность потеряна.
– Ну, боярин, ну ты богатырь. Зараз двух коней на копье взял и полонянина одного.
– Одного скакуна себе возьми, второго, вон, дружиннику отдай. Не пешими же вам бегать, – приказал ведун. – Ты, Будута, возьми в повод коней, на которых раненых посадили. Вертайся к рати, доложись воеводе Дубовею о разъезде поганом, с коим мы столкнулись, о сшибке. Пусть настороже будет. Прощупывают они нас, прощупывают.
– А ты как же, боярин? Вон, вижу, руку прячешь.
– Меня до сумерек в дозор послали, – отрезал Олег, подбирая поводья. – Как сменят, тогда и вернусь.
– За коня благодарствую, – подал голос рыжебородый, – ан погоди маненько, боярин. Пусть холоп и почивших, и добычу возьмет. К чему она нам на службе?
Ведун посмотрел на Будуту, кивнул. Коли с уважением, боярином называют – стало быть, признали. Не грех и самому уважение к чужому мнению проявить. Тем паче, что надолго дружинники не задержат, за четверть часа управятся. Середин подъехал к оглушенному торку, что только начал шевелиться, уже связанный и лишенный оружия, халата и сапог, посмотрел на пленного сверху вниз.
– Незнатного он рода, боярин, – сообщил, увязывая тюки из потников, рыжебородый. – Доспех старый, подгнил местами. Упряжь простецкая. Десятник разве, да и то вряд ли. Не станут за него выкуп платить. Зарезать – меньше хлопот будет.
– Пока жив – может, князь али воевода расспросить его о чем захотят, – пожал плечами ведун. – Пусть холоп к дружине отвезет. Зарезать никогда не поздно.
* * *
Когда Середин увидел пленника в следующий раз, тот оказался обнажен совершенно, лицо приобрело густой багровый оттенок, ноги были обуглены до колен, руки превращены в мочало, а спина – в мясной фарш. Ведун негромко крякнул, прошел мимо, перешагнув холодное кострище, расстегнул левой рукой пояс и скинул оружие у войлочной стенки походного княжеского шатра.
– Боярин Велеслав на день ангела своего пригласил. Святого то есть, – словоохотливо сообщил Будута. – От и нет никого. Пируют.
– Велеслав – значит славящий Велеса, скотьего бога, – прищурился ведун. – Значит, сегодня день Велеса?
– Велеса? – запнулся холоп. – Не, не христианский это святой… А, Велеслав – мирское имя боярина будет. А после крещения он другое принял. Агарий, кажется…
– А этого кто разукрасил? – кивнул на пленника Середин.
– Князь молвил: «Чего жалеть нехристя дикого», – пожал плечами Будута. – От и спрошали его каты без снисхождения. Где рать поганая, каким числом, каковы помыслы хана торкского? Как к твердыням торкским идти сподручнее…
– Сказал? – полюбопытствовал ведун, присев рядом с запытанным степняком.
– Кто ж его знает? Я, боярин, харчеваться к котлам бегал.
– Ты… – неожиданно приоткрыл заплывшие глаза торк. – Будь ты проклят, сын блудливого шакала. Пусть ноги твои никогда не знают покоя, а душа пристанища. Пусть находят тебя враги в самых ласковых руках и безлюдных пустынях. Пусть семя твое никогда не прольется в лоно женщины, пусть…
Пленник закашлялся кровью.
– Не нравится в полоне быть? – поинтересовался Олег. – А знаешь ты, торк недобитый, что сородичи твои почти две сотни моих сотоварищей по походу прошлогоднему, сонным зельем опоив, в рабство караханидам продали?
– Русские и должны быть рабами, – скривил губы торк. – Так вам на роду написано; на нас работать, пока мы баб ваших брюхатим.
