Маричка только смотрела на альбом с открытым ртом. Дед Василь быстро пролистал страницы: мелькнула зеленая листва, чуть колышущаяся под ветром, снежный занос, мыльные пузыри, шкура урчащего зверя…
– А когда воспоминаний слишком много, они обязательно принимают форму. Вряд ли сможет ожить кто-то ушедший, но, глядя на старые фотографии, всегда можно оживить мысль, настроение, даже любовь…
– И я бы так смогла? – Голос Марички сорвался на хриплый шепот, в жизни ей не бывало так любопытно.
– Ты? – Василий Петрович аккуратно закрыл альбом. – Ты, пожалуй, смогла бы. Было бы желание.
– Есть! Есть желание! – Маричка, крупно подрагивая и чуть не подпрыгивая, вытащила телефон. – Смотрите, у меня тут много фоточек. И я все-все про них помню: вот тут мы играли в вопрос-ответ, тут у меня новые кеды. Смотрите, какой у меня был торт на день рождения! И мам, если что, расскажет мне что-нибудь о детстве. Я знаю, она даже записывала сказки, которые я рассказывала совсем маленькая!
– Сказки?
– Ну да, я сказки любила придумывать, героев этих, знаете, принцев, принцесс, у меня даже было розовое платье, такое, принцессочное! Мы звали его платьем Золушки, оно длинное, пышное, мам сделала для него белый кружевной воротничок, а на туфельки мне приклеили розовые бантики из старых ленточек… Видите! Я помню! И фоточка в том платье у меня есть! Можно сделать, чтобы вокруг той фотографии ленты шевелились?! Красиво же будет, да?
Василий Петрович не без труда поднялся с дивана, улыбнулся Маричке и поставил альбом обратно на полку.
– Не спеши так, некуда нам пока спешить. Знаешь, где у нас в доме дворник лопаты-метлы свои хранит, видела дверцу такую синюю на первом этаже под лестницей?
Маричка видела, кивнула.
– Так вот что. Сходи-ка туда, я тебе ключ дам. – Роясь в карманах, Василий Петрович выложил на стол перо, лупу, четыре шурупа, свернутый в тугую трубочку кроссворд, несколько булавок, синюю и оранжевую резинки для волос; Маричка завороженно смотрела на содержимое карманов старика, пополнившееся игольницей, катушкой ниток, перочинным ножиком, скальпелем, упаковкой неизвестных таблеток… – А, вот.
Василий Петрович протянул девочке ржавый ключ на пушащейся от старости нитке. Ключ был длинным, с резным узором в виде клеверовых листьев. Маричке он показался неоправданно тяжелым, словно выкованным из чугуна.
– Ого!
– Да, вот такие ключи настоящие, они все что захочешь смогут запереть. И отпереть. Но тебе такой ключ пока не нужен. Пусть у меня полежит.
Ключ спрятался в кармане, а Василий Петрович выудил оттуда наконец обычный ключик с красным пластиковым брелоком.
– Спустись, голубушка, вниз, зайди в дворницкую, там мой чемодан хранится. Я его сослал за ненадобностью к Настасье Геннадьевне, она обещала приглядеть. Так вот, ты его возьми, принеси сюда. И мы посмотрим, что можно сделать с твоим розовым платьицем.
Маричка сама не заметила, как оказалась на лестничной клетке, Василий Петрович подтолкнул ее легонько в спину:
– Ступай, милая. Я тут подожду. Дверь не буду закрывать.
– Вы только в ванную больше не уходите, – зачем-то хихикнула Маричка.
– Хорошо, не буду, – очень серьезно ответил дед Василь и погладил старый ключ в кармане.
Если припомнить, то началась вся эта чертовщина с того года, с декабря где-то, с тех пор как хозяин квартиры с седьмого, Петровский Василь Петрович, попросил у нее приюта для старого чемодана и кошки. С кошкой-то понятно все, а вот чемодан был тяжеленным, набитым, едва замки держали, со слов хозяина, в рыжем чреве только старые фотографии и памятные вещицы. Василь Петрович поведал, что оставшийся в наследство чемодан (от кого наследство получил дышащий на ладан старик, Настасья Геннадьевна уточнить не решилась, хотя старые добрые домовые новости преданно любила) в комнатках его только место занимает, особо ценных вещей там нет, а вот в ее квартирке на первом этаже отлично заменит насущно недостающую обувную подставку. Дворничиха без промедления согласилась – бес попутал, стоило только Петровскому улыбнуться.
С тех пор чемодан поселился в ее прихожей, а в квартире стало происходить всякое странное: то дверь заскрипит, то форточка со стуком откроется в безветренный день, то шаги чьи-то слышны, хотя немудрено это, квартирка-то на первом этаже, тут чего только не почудится, ведь на ней весь дом и держится! Конечно, спустя несколько часов после прибытия чемодана Настасья попыталась подсмотреть, что же в нем хранится. Вот только не смогла открыть. Она даже пошерудила булавкой в замочных скважинках, ничего не вышло. Чемодан запечатали намертво, а может, замки от старости заело. Вдруг и Петровский просто не смог его открыть, а выкинуть жалко… да ладно, пусть стоит, от нее не убудет, думала Настасья, подставкой его удобно использовать, глядишь, откроется как-нибудь сам, там и посмотреть можно, что такого в нем интересного. Вот только половицы скрипят очень уж громко, а пальто в прихожей все чаще силуэты человеческие приобретают.
Дверь ванной медленно отворилась, Настасья замерла на пороге квартиры. Тяжелые сумки упали на пол, а брелок ключей жалобно звякнул.
– Кто здесь?! – Точеная кошачья мордочка выглянула из-за двери, черный силуэт скользнул в кухню. – Тьфу ты, Муська!
Настасья вошла в квартиру, с облегчением заперев за собой дверь. Ворчание давно уже стало ее второй натурой, но сегодня и поворчать не грех: ветвей дождем наломало, да еще и кошка эта стала совсем несносной. Когда Муська досталась Настасье, пушистый котенок, хоть и подросший, но довольно смирный, почти все время спал. Теперь, отъевшись, котик полинял и превратился в черную гладенькую кошечку с блестящей шерстью и отвратительным характером. То и дело эта кошка бросалась под ноги, драла обои, рвала тюль и всячески вредительствовала.
– Выброшу обратно на улицу, будешь так себя вести. Собака бешеная покусала тебя, что ли, а, Муська? Все ж нормально было… Мужичка тебе, что ли, поискать? Хочешь мужичка-то, а? – приговаривала дворничиха, разбирая пакеты с едой; Муська сидела на стуле у кухонного стола и лизала лапу. – Найдем тебе Мурзика какого-нибудь или Ваську, а? Котятки у тебя будут, заботы опять же, глядишь, и поуспокоишься. Хочешь, небось?
Муська недобро блеснула желтым глазом, но ничего не ответила. Дверь в ванную снова заскрипела, Настасья медленно повернулась к коридору, прищурилась, комкая шуршащий пакет. Да нет, померещилось.
…Привидится же! Настасья с журналом присела в кресло, ненадолго задумалась, отложила желтые страницы. Темнело теперь поздно, а фонари уже зачем-то зажгли. Кряхтя, она поднялась и подошла к окну, придирчиво осмотрела двор. Весна только началась, середина марта, а снег уже стаял. Мусорные баки опорожнили утром, ветки она собрала сразу после обеда, листья подгребла, песочница и качели детского городка почему-то уже опустели… Нужно бы написать жалобу, чего электричество переводят зазря, можно бы и на пару часиков позже фонари-то зажигать, уже не зима давно… Кошка с визгом выскочила из кухоньки и заметалась по комнате, Настасья вздрогнула и замерла, глядя в темный проем коридора. Там кто-то был. Кто-то есть! Кошка забилась в угол кресла и, изогнув спину, яростно шипела, глаза ее округлились еще больше, в них полыхал то ли ужас, то ли злость. Настасья схватилась за батарею, подкосились ноги.
Кто-то высокий и серый, явно выделяющийся на фоне мрачной прихожей, стоял, склонившись над ее туфлями, даже не пытаясь притаиться. Настасья сглотнула, пошарила рукой по подоконнику, но ничего обороняющего, кроме тяжелой пепельницы – задумчивого пня, не нашла. Сжав холодный металл в ладони, она почувствовала себя увереннее, ножками-корнями можно здорово пристукнуть.
– Эй! – Голос, могучим басом разгоняющий мальчишек-шкодников, сорвался на хриплый шепот. – Кто там?
Муська с громким рычанием изогнулась сильнее, шерсть на холке встала дыбом, уши прижались к головке, Настасья сделала шаг по направлению к двери.
– Эй!
Тень покачнулась, повернувшись к хозяйке квартиры, Настасью прошиб холодный озноб. Мягкое и серое, бесформенное нечто смотрело на нее и не производило ни звука, только водило дымными тощими клешнями по крышке чемодана. Изредка в призрачном мареве как будто проскакивали алые искры. Настасья запустила в незваного гостя пепельницей. Ледяным ветром Муську сдуло с кресла, распахнуло полы шерстяной Настасьиной кофты, зазвенело рамой окна – и фигура духа застыла в сантиметре от носа дворничихи. Та судорожно хватала воздух, пытаясь пальцами уцепиться за край стола. Она не могла даже моргнуть от ужаса, только тихонько скулила, пока проявившиеся на сером полупрозрачном лице глаза внимательно изучали ее зрачки. Фигура не касалась пола, от нее веяло то нестерпимым жаром, то лютым холодом, безносое лицо постоянно меняло выражение: от полного презрения и отвращения до ангельской улыбки или адского оскала. Это продолжалось, как казалось Настасье, вечно. Перепуганная, она не могла ни пошевелиться, ни произнести ни слова, только глядела в глаза незваному гостю и чувствовала, как сердце все ниже и ниже опускается, словно бы замедляет свои удары, деревенеет…
Стеклянная ваза вдребезги разбилась об пол, красные гвоздики рассыпались, брызги заляпали подол Настасьиной синей юбки, последние секунды мгновенно стерлись из памяти.
– Тьфу ты, Муська! – Настасья как очнулась, растерянно огляделась по сторонам: чего это она, задумалась, что ли, или уснула, как эти, больные которые… – Муська, черт тебя забирай! Ты что натворила?!
Настасья, чавкая промокшими носками, тут же бросилась в прихожую за половой тряпкой, Муська – ей наперерез, дворничиха, споткнувшись о кошку, запуталась в юбке и растянулась посреди коридора. Ей бы разрыдаться, а она захохотала и смеялась так громко, что даже шаги на лестничной клетке замерли: кто-то прислушивался к истеричному смеху. Муська внимательно обнюхивала косяк входной двери.
– Проклятая кошка! – Настасья кое-как поднялась на ноги, потирая колени и пытаясь отдышаться. – Ух я тебя выброшу, уй как выброшу! Всем еще расскажу, что ты за чудило! Вазу опрокинула, под ноги бросаешься…
Настасья осеклась и замолчала. Муська смотрела на нее внимательно и с укором, как на несмышленыша какого. Ни разу до сих пор так по-человечьи кошка на нее не смотрела. Что ж это было такое?.. Кто-то заходил, что ли, а она забыла? Дверь нужно проверить… Муська охотно посторонилась, пропуская хозяйку к замкам.
– Гляди-ка, чудовище, а дверь-то я и правда забыла закрыть… Как так-то? Закрывала ж вроде.
Настасья покосилась на чемодан, ее туфли почему-то упали с него, а потертую ручку кто-то приподнял, словно открыть пытался. Наверное, когда падала, зацепила. Настасья прикоснулась к чемодану – и вспомнила: страшное лицо, вгрызающийся взгляд демона, приходившего за чемоданом. Конечно! За чем еще являться в ее квартиру, тут и посмотреть-то не на что, не то что воровать! Настасья содрогнулась, села на корточки, обняла себя за плечи и, тихо покачиваясь, расплакалась. Муська прошла мимо, поглаживая колени хозяйки черным хвостом, потом присела напротив и уставилась на Настасью.
– Что? Что ты смотришь, спасительница? Нарочно вазу-то сбросила, кии-иса, чтоб спугнуть его, да?.. Что нам делать-то? Ты же тоже его видела? Дух, прости меня, господи, дух явился… Страшно-то как, божечки. А кому сказать, не поверят нам… Это все чемодан проклятущий, не иначе. Что ж он там запрятал? Может, кости чьи, а, как думаешь? А дух бесплотный за плотью своей и приходил… Ох, не к добру это, ох не к добру…
Настасья перекрестилась и медленно поднялась, плечи ее подрагивали от рыданий, сдерживаемых обидой и опаской. Она пристально смотрела на чемодан, чувствовала мягкую кошачью спинку у голени и ледяной страх, сжимающий желудок. Настасья обернулась, повела плечами, обошла квартирку, проверяя, не спряталась ли где неприкаянная жуть-душа…
Рыжий чемодан с потертой ручкой и ржавыми замками срочно нужно уничтожить, вот только как? Вещь-то чужая. Прикасаться к нему Настасье уже не хотелось, но и оставаться в одной квартире со страшным кожаным «гробом» – да ни за что! Попросить Петровского забрать? Вот принести к нему – и пусть сам разбирается. Ой, засмеет он ее, подумает: необразованная баба, чемодана испугалась… А если и испугалась?! Нельзя? Нет, не пойдет она к Петровскому. Не стоит. Что же делать? Унести. Унести и спрятать!
Настасья бросилась в ванную, замотала руку полотенцем – так не страшно в руки взять, – подцепила тяжелую ношу и спустила ее на шесть ступенек, к входным дверям. Там, под лестницей, она хранила метлы и лопаты, немного мусорных корзин и соль, теперь и чемодану там место. А если спросит, окаянный, ответит, что ремонт затеяла, вот и снесла чемодан вниз, чтобы не запачкался. Да, так и скажет!
А как теперь в дворницкую-то попадать? Еще раз повстречаться с покойником страсть как не хочется! Шумно дыша, она вытащила все самое нужное из каптерки, занесла в квартиру, помедлила в дверях, задумалась, кинулась к шкафчику в кухне, порылась среди пакетов с крупой и макаронами, выудила Библию. Перекрестив книгой вход в квартиру, Настасья отнесла томик в дворницкую, положила поверх перекрещенного же чемодана и плотно заперла дверь.
Петровский как будто вовсе не удивился переезду своего скарба, понимающе покивал и даже с благодарностью принял старый ключ. Еще и извинился за беспокойство. Конечно, про привидение Настасья ничего ему не рассказала, вообще никому не рассказала, даже батюшке на исповеди, потому что тот батюшка знал, что мать Настасьи с ума сошла и с жизнью в психушке покончила, а чего б ему и в Настасье-то не усомниться. А она в психушку-то совсем не хочет. Две недели, как чемодан упрятала, март в апрель перекочевал, вроде успокоилось все… Лучше побольше благословленных свечек прикупить, Богу помолиться, о защите попросить да поститься, поститься. Может быть, валерьяночки попить. И Муське, опять же, приятно будет, когда пару капель-то накапаешь в мисочку.
– Да, Мусенька моя? Защи-и-итница моя…
Муська равнодушно подставляла уши под пальцы. Ее больше занимали вновь не вовремя зажегшиеся фонари: уже и не зима давно, можно бы и позже зажигать…
Далеко не каждый способен заметить тень, скользнувшую по залитому светом асфальту, или различить отдаленный отблеск свечи на паркете ночи. Привидение явится только к тому, кто может его увидеть, а чудеса произойдут только с теми, кто в них верит. Забавно иногда перепугать суеверную старушку сквозняками и стонами, а порой, скрытый ото всех, оказываешься на виду у невзрачного человечка, который не способен и мыши в сумерках различить. Смотрит на тебя человек – и видит. Не потому что хочет, а потому что верит.
Глава третья
Лифт
Словно во сне, Маричка спускалась на первый этаж. Все вроде бы привычное, но расцвеченное новыми красками и ощущениями. Потертые перила под пальцами стали мягкими, ногти погружались в них, словно в кисель, ступенек столько же, а вот серый бетон под подошвами мелодично позванивал, как металлофон, квадраты окон сужались, потом расширялись, а то и вообще переворачивались, превращаясь в ромбы. Маричка все это замечала, но только чуть пожимала плечами, на мгновение остановившись: понятное дело же, ромбовидные окна и колокольные ступеньки, все как обычно!
Ключ легко вошел в замочную скважину, даже удивительно, такой старый и хлипкий, а как по маслу скользнул в отверстие и даже сам повернулся в нужном направлении. Обычно у Марички проблема с замками: то не открываются, то ключ не подходит, то цепочка брелока завязывается узлом. Уму непостижимо, комментировала мать! Маричка фыркала: может, это такая суперспособность, просто пока никто не понял, как ее применять! Мам обычно качала головой, вставляла свой ключ и ворчала о суперспособности помыть полы и посуду вовремя. Эх…
Дверь беззвучно отворилась внутрь крохотной комнатушки, неприятный запах залежалого мусора ударил в ноздри. Полупустое помещение, старинный выключатель, одинокая лампочка на длинном перекрученном шнуре, коробки, несколько старых лопат (и зачем они вообще нужны, когда зимой после снегопада из дома не выйти?!), покрытые вековой пылью ящики… Что-то прогрохотало по мусоропроводу, Маричке представилось, как Василий Петрович просовывает в жадную пасть чемодан и тот летит, летит по темному коридору вниз, пока не оказывается в этой подсобке. Она сморгнула. А, вот и чемодан: большой, рыжий, с проплешинами на углах. Маричка потянула за ручку. Какой тяжеленный! Что там, интересно? Неужели наборы «Сделай своими руками волшебный альбом» столько весят? Она потянула еще раз. Библия шлепнулась на пол. Чемодан подался навстречу Маричке, неловко расталкивая измятые по углам коробки.
– Что это ты тут делаешь?!
Настасья возникла за спиной у девочки и деловито уперла руки в бока. Маричка робко улыбнулась и качнула головой в сторону чемодана:
– Василий Петрович попросил принести. Он мне и ключ дал!
Маричка потрясла ключом перед носом дворничихи. Та прищурилась, бросила короткий взгляд на чемодан и перекрестилась, когда на мгновение ей померещилось какое-то движение в дальнем углу подсобки. Перекрестилась снова и отошла от двери.
– Ты, вот что, тяни сильнее и вытаскивай его оттудова, я с удовольствием от этой штуки избавлюсь! Наконец-то дед решил ее забрать. Намаялась я с этим чемоданом!
– Да? – Маричка со всей силы вытягивала чемодан, сдувая то и дело падающую на лицо прядку волос. – Тяжеленный?
– Да и тяжеленный, и еще всякое… – Настасья осеклась, посмотрела по сторонам и, снизив голос до шепота, продолжила: – Ты с ними поаккуратнее, с чемоданом да с Петровским этим. Он, конечно, человек с виду приличный, но кажется мне, что он колдун!
– Колдун?
Маричка подтащила чемодан к пролету лестницы и с тоской посмотрела на первые шесть ступенек до лифта. Лифт зловеще проскрежетал где-то на десятом этаже и с непривычной скоростью понесся вниз.
– А ты сама подумай. – Настасья одернула себя: чуть не сболтнула девчонке свою тайну! Отныне – молчок!
– Вот еще! – отмахнулась Маричка, затягивая по ступенькам чемоданище, углы его так и норовили зацепиться за перила. – Обычный старик, у них у всех тараканы в голове. Но он много интересного умеет. И меня научит!
Лифт распахнул свою пасть перед запыхавшейся Маричкой – и оказался совершенно пустым. Кто это так предусмотрительно спустил его вниз? Прямо забота о жильцах в действии! Маричка хмыкнула и ногой задвинула чемодан внутрь.
– Но все равно повнимательнее будь! – услышала она дворничихин голос, нажимая кнопку с цифрой «7».
Лифт не сдвинулся с места. Двери с лязгом захлопнулись – и ничего. Обе лампы, потрескивая, моргали, старенькое щербатое зеркало темнело пустотой. Маричка еще несколько раз нажала на кнопку, лифт дернулся – и обессилел. Да что ж это такое?! Маричка нажала на кнопку открытия дверей – ничего, на кнопку вызова диспетчера – ничего, позвала Настасью – за дверями глухая тишина, как будто лифт выдернули из дома и подвесили где-то посреди тайги или Антарктики: ни звука, ни движения, только стены, тусклые лампы и грязное зеркало. Маричка забарабанила в двери, бросилась нажимать на все кнопки подряд, стучать кулачками по металлу.
– Эй! Есть там кто-нибудь?! Я застряла! Помогите! Эй!
Лифт все же дрогнул, тронулся; Маричка не успела выдохнуть, как он снова застрял, не добравшись даже до третьего этажа; Маричку пробил холодный пот, она снова потянулась к кнопкам, но тут двери распахнулись, и в лифт смело спрыгнула девушка: кабинка чуть-чуть не дотянула до лестничной клетки. Девушка, не спрашивая, нажала кнопку «7», с вызовом повернулась к Маричке и подмигнула. Незнакомка была очень смуглой, с угольно-черными волосами, вся в черном, цыганская юбка, армейские ботинки и водолазка, обтягивающая тонкую фигурку подобно второй коже, не отличались разнообразием оттенков. В глазах, светлых до желтизны, на радужке то сталкивались, то рассыпались бурые точки. Ее губы сложились в ухмылку.
– Модный у тебя чемоданчик! Куда тараканишь?
– На… на седьмой. – Маричка оробела перед девушкой и все вспоминала, видела ли ее раньше, все-таки в их доме не так много новоселов, чтобы на них никто не обратил внимания, а эту девушку Маричка видела впервые.
– Прикольно, а я на крышу.
– Но вы же нажали на седьмой…
– Подброшу тебя, чего. – Девушка еще раз ухмыльнулась и повернулась к Маричке спиной.
Лифт едва двигался, непривычно медленно полз между этажами, Маричке казалось, что они поднимаются никак не меньше пяти минут, а блеклым светом загорелась наконец только четвертая кнопка.
– Вы знаете, лифт не в порядке. – Маричка переминалась с ноги на ногу. – Он застрял на первом этаже, двери не открывались, потом он до вас доехал… И сейчас как-то медленно, ну… это… А вы ловко сюда спрыгнули, как в кино.
Девушка обернулась, на секунду Маричка поймала в ее взгляде интерес, который мгновенно потух, сменившись презрительным фырканьем.
– Ты мне не выкай, я Муська, ну, кликуха такая. – Муська изящно потянулась, что никак не вязалось с пацанской манерой говорить. – Я тут часто катаюсь, все с этим лифтом ок, может, чемоданище твой его в землю тянет, но лифт у нас непростой, он сопротивляется.
Маричка удивленно смотрела, как Муська, словно живое существо по шерсти, поглаживала стенки лифта.
– Он иногда, конечно, капризничает, и я его понимаю: попробуй протащи то туда, то сюда всех этих…
– Кого – этих? – тихо спросила Маричка, присаживаясь на чемодан.
– Да кого ни попадя! То ведьма, то вампир, однажды Русалку чуть не угрохали. – Муська лопнула пузырь жвачки, запахло дикими травами. – Ага, прямо срочно вот понадобилась Русалка, а это ж без ванны никак, понимаешь… А на вечеринке только душевая кабина в наличии.
Маричка подозрительно глянула на собеседницу, уж не тронулась ли та умом.
– А вы… ты… видела ту Русалку?
– Да само собой! Ее все видели, кто в сто пятой был. Ты не была? Зря-я-я. Я однажды там так налакалась! Что смотришь? Молоко первостатейное там, от индийских коров, ну как тут устоять-то? Ты бы знала, какие там вечеринки проходят! Да и у Русалки не хуже. Она в двухсотых номерах живет, в последнем подъезде. Однажды она заказала столько шампанского, чтобы купаться в нем, пока все веселятся, что три дня не могла оклематься от похмелья! Прикинь, всю ванну залила пузырьками этими и прям оттуда и пила, бокалом, понимаешь, зачерпывала и пила. Пока все не выпила. А эти чертяки вокруг так и пляшут, так и пляшут, умора. Как будто она Венера какая-то пенорожденная. А ей ничего, брызгается… Сумасшедшая, скажи?
Маричка кивнула, вспоминая, что никогда не видела, чтобы кто-то входил или выходил из сто пятой, и не слышала, чтобы там вообще кто-то жил. Ей померещилась стародавняя сказка, только герои с картинок сошли в дом № 87, все вокруг – странный сон, в котором двигаешься, как по чужой указке, и ничему не удивляешься, только больше погружаешься в него до тех пор, пока сон не станет реальностью.
Медленный лифт одарил их загоревшейся кнопкой пятого этажа. Муська прислонилась к стене, выудила из складок юбки зажигалку и принялась щелкать кнопкой. Алый огонек то вспыхивал, то исчезал, то вспыхивал, то исчезал. Маричка зачарованно следила за ним.
– А кто еще ходит на вечеринки к русалкам?
– Известно кто: все! Вот я пару раз была. Инопланетный наш все больше дома сидит. А так и ведьмы из восемьдесят четвертого дома, у них там целый шабаш, так они по одной раз в неделю ходят, местные, Хижак бывает, только он нелюдимый, понимаешь, кровососы эти всегда так, придут и смотрят, кого бы сожрать. А у Русалки на это сухой закон… Вот он только пялится на Горгулью-то, вечная его любовь безответная, а потом уходит… Домовые еще. Петровский, знаю, любит это дело. Он там, у Русалки-то, то одно прикупит, то другое одолжит. Она ж у нас садовод, понимаешь, у нее в горшках по всей квартире чего только не растет: и розы есть, и мандарины, и горошек, в особо удачном апреле кусты прямо с птицами вырастают. И как ей это удается, до сих пор не пойму!
– С птицами?
– Ну да, со стрижами. Русалка говорит, что с клетками пока не получается выращивать, поэтому стрижи сразу разлетаются, стоит только последнему перу вырасти, и по трубам – вжих! А! Вот и приехали. Вали, старушка!
Маричка медленно поднялась с чемодана, двери, дребезжа, разъехались в стороны. Муська вышла в коридор и помогла вытянуть чемодан на лестничную клетку. Маричка благодарно кивнула ей. Было что-то привлекательное в этой сумасшедшей, все тянулась рука погладить ее по плечу, но Маричка остановила себя. Странные у Муськи все-таки фантазии. Но интересные. Еще бы послушать…
– Эм-м-м… спасибо… что подвезла, – улыбнулась она заходящей в лифт Муське.
– Да чего там! – Муська подмигнула ей и кивнула на чемодан. – Петровичу привет, что ли, от меня передай. Я на крыше, если вдруг что.
Двери лифта с грохотом захлопнулись. Маричка обернулась, дверь в квартиру деда Василя приоткрылась, из-за нее доносились аромат роз и тихий пересвист. Маричка передернула плечами и пинками протолкнула чемодан в прихожую. Василий Петрович встретил ее с двумя разномастными чашками чая на розовом пластмассовом подносе.
