Удивительные истории о бабушках и дедушках (сборник)
Марина Эшли
Валерий Лисицкий
Светлана Кулакова
Светлана Пригорницкая
Наталья Викторовна Бакирова
Иван Бескровный
Светлана Волкова
Мария Руслановна Якунина
Ольга Есаулкова
Наринэ Юриковна Абгарян
Виктория Викторовна Топоногова
Александр Евгеньевич Цыпкин
Александр Васильченко
Мария Орехова
Наталья Проконина
Лидия Королёва
Наталия Лирон
Валентин Стасюк
Юля Фаро
Наталья Панишева
Т. Абрамова-Милина
Саша Арсланова
Оксана Михайловна Иванова
Елена Темнова
Удивительные истории
Марковна расследует пропажу алмазов. Потерявшая силу Лариса обучает внука колдовать. Саньке переходят бабушкины способности к проклятиям, и теперь ее семье угрожает опасность. Васютку Андреева похитили из детского сада. А Борис Аркадьевич отправляется в прошлое ради любимой сайры в масле.
Все истории разные, но их объединяет одно – все они о бабушках и дедушках. Смешных, грустных, по-детски наивных и удивительно мудрых. Главное – о любимых.
О том, как признаются в любви при помощи классиков, как спасают отчаявшихся людей самыми ужасными в мире стихами, как с помощью дверей попадают в другие миры и как дожидаются внуков в старой заброшенной квартире.
Удивительные истории. О бабушках и дедушках.
Удивительные истории о бабушках и дедушках
(Сборник)
Наринэ Абгарян
Бегония
Ничто не радовало Максима Георгиевича в предновогоднее утро: ни пенсия, которую повезло получить накануне за пять минут до закрытия банка, ни внезапно нормализовавшееся давление – пришлось аж три раза измерить на обеих руках (один раз сидя, дважды – лежа), чтобы убедиться, что тонометр не врет.
– 130 на 80, практически молодость, – хмуро констатировал он, убирая аппарат в ящичек тумбочки. И даже бегонии, распустившейся пышным розовым цветом аккурат к морозам, не суждено было порадовать его.
– Нашла время! – проворчал Максим Георгиевич, переставляя ее на подоконник – поближе к скудному зимнему свету.
Завел он ее себе в мае, сразу после похорон жены. По пути с кладбища зачем-то заглянул в ларек на выходе из метро и попросил бегонию. Ехал потом семь остановок на автобусе, бережно прижимал к груди горшок с чахлым кустиком и утирал слезы насквозь промокшим носовым платком.
Анютка очень переживала, что он курит. Совестила и просила, чтобы бросил. Покупала журналы по здоровью и читала ему о вреде табака.
– Завтра брошу! – отмахивался он.
– Сколько раз ты мне это уже обещал?!
Максим Георгиевич делал виноватое лицо и, выждав некоторое время, сутулясь и кашляя в кулак, выходил на лестничную клетку, чтоб покурить в распахнутую форточку. Во дворе протекала обычная московская жизнь, соседи в квартире напротив по своему обыкновению ругались так, что слышно было через тяжелую металлическую дверь, по трубе мусоропровода с грохотом скатывался хлам. Максим Георгиевич чутко прислушивался и, если мусор падал внизу со стеклянным звоном, сокрушенно качал головой: «Что за люди, ведь сто раз просили стеклянное на помойку выносить!»
В апрельском номере «Лечебных писем» Анютка нашла статью, где обстоятельно расписывались полезные свойства бегонии.
– Тут говорится, что она очищает воздух и потому строго рекомендуется заядлым курильщикам. Давай заведем. Чистый воздух – залог здоровья.
– Помрем хоть здоровыми, – хмыкнул Максим Георгиевич. Любовь супруги к народным рецептам казалась ему чем-то вроде причуды, и он часто подтрунивал над ней. Она не обижалась.
Бегонию он приобрел в память об Анютке, пускай будет, раз она этого так хотела. Бросать курить не собирался, смысл бросать, когда из близких остались только пожилая дворняжка Тузик, альбом с пожелтевшими семейными фотографиями и читаные-перечитаные книги, содержание которых помнишь наизусть. Ну и стопка журналов «Лечебные письма», которые рука не поднялась выкинуть.
Тузик после ухода хозяйки совсем сдал, лежал на своем коврике и молчал. Ел с большой неохотой, страдал обострением артрита. Максим Георгиевич варил каши на бульоне – себе и ему. Наложит две одинаковые порции, свою чуть подсолит, ест и нахваливает. Тузик какое-то время смотрел с жалостью, потом тоже принимался за кашу.
– Что поделаешь, – вел с ним разговор Максим Георгиевич, орудуя ложкой, – так велел ветеринар. Нужно, говорит, заинтересовать тебя едой. Вот стараюсь, как могу. Ты уж не обессудь, если что не так.
Тузик запивал кашу водой и отворачивался к стене. Тосковал по Анютке.
Максим Георгиевич приобрел хозяйственную сумку на колесиках и вывозил его во двор – подышать свежим воздухом и сходить до ветру. Сегодня пришлось в плед укутать – мороз на улице стоял сухой, хрусткий, аж дореволюционный – не вдохнуть и не выдохнуть. Анютка бы сказала – сусально-серебряный. Она очень любила слово «сусальный». Лето у нее было сусально-золотое, зима – сусально-серебряная. Лето в этом году выдалось жарким, зима ударила морозами. «Вот только зря старались, некому теперь вас сусальными называть!» – думал Максим Георгиевич, помогая Тузику выбраться из-под пледа.
На обратной дороге заглянули в продуктовый – прикупить хлеба и куриных крыльев. Магазин переливался новогодними огоньками, в витрине стоял огромный Дед Мороз – дородный, краснощекий – и приветственно махал прохожим красной варежкой. «И не подумаешь, что ненастоящий!» – проворчал Максим Георгиевич. Его сегодня действительно ничто не радовало, и даже веселый, словно из далекого детства, Дед Мороз навевал одно только уныние.
Он оставил сумку с Тузиком возле камер хранения, вопросительно глянул на охранника – тот покосился на собаку, но махнул рукой – не оставлять же на морозе. Максим Георгиевич коротко кивнул и прошел в зал. 31 декабря магазин работал до семи. До закрытия оставалось еще два часа, посетителей было очень мало – люди заблаговременно купили нужное и теперь, наверное, готовились к празднику. Анютка делала все обстоятельно: туго крахмалила кружевную скатерть, сворачивала из салфеток зай чиков со смешно торчащими ушками, зажигала обязательные красные свечи, заводила проигрыватель… Эх! У Максима Георгиевича защипало в носу. Он часто заморгал, отгоняя слезу, отругал себя за безвольность и решительно направился в отдел выпечки. Там он положил в тележку кирпичик дарницкого (надолго хватит), чуть поколебавшись, добавил еще коробочку курабье – к чаю. Осталось взять куриных крыльев и несколько пакетиков кошачьего корма – любимого лакомства Тузика. Путь лежал через молочный отдел. Вдоль морозильных ларей с мороженым, задумчиво распевая себе под нос песенку про елочку, ходил приставным шагом пятилетний мальчик в голубом комбинезоне. Иногда, прервав пение, он прижимался носом к прозрачной дверце и декламировал по слогам: «Плом-бир сли-воч-ный в мо-лоч-ном шо-ко-ла-де». И добавлял с восторженным шепотом: «Вау!»
– Где мама? – спросил Максим Георгиевич.
Мальчик не обернулся.
– Там, – махнул он в сторону отдела фруктов-овощей и продолжил чтение: – «Сахар-ный ро-жок плом-бир с клюквой».
Максим Георгиевич сразу разглядел маму мальчика (она выбирала мандарины, принюхиваясь к плодоножкам), но на всякий случай решил уточнить. Он помахал рукой, привлекая к себе ее внимание:
– Это ваш ребенок?
– Мой! – кивнула она. И поспешно добавила: – Он совершенно безобидный.
– Не такой уж и безобидный! – сварливо прогундосил мальчик.
– Артем! – смутилась мама. У нее было очень располагающее к себе открытое лицо и ямочки на щеках.
– Сама же и называла меня горем луковым! – проворчал мальчик и обернулся.
Максим Георгиевич крякнул – щека у него была залеплена большим пластырем.
– Это я случайно с Севой подрался, – пояснил мальчик.
– Специально дерутся только дураки, – согласился Максим Георгиевич.
– Да?
– Зуб даю.
Мальчик округлил глаза.
– Зачем?
Максим Георгиевич, продолживший было свой путь, притормозил:
– Что зачем?
– Зачем зуб даешь?
– Ну… Это выражение такое. Наподобие клятвы. Можно сказать «клянусь», а можно – «зуб даю».
Мальчик почесал себе нос.
– Понятно.
– Я пошел? – спросил разрешения Максим Георгиевич.
– Иди.
Кассирша пробила чек неправильно – продублировала печенье.
– Исмаил, подойди, пожалуйста! – пропела она тонким голоском в переговорную трубку.
Максим Георгиевич удивленно вздернул брови – буквально минуту назад она спросила у него хорошо поставленным басом социальную карту москвича. Исмаил оказался невысоким ослепительно лысым мужичком с мохнатыми бровями. Кассирша кокетливо улыбнулась ему и делано вздохнула – не знаю, что со мной сегодня происходит, постоянно перебиваю.
– Жить просто без меня не можешь, – хохотнул Исмаил.
– Не могу. Женишься на мне?
– А свою жену куда девать?
– Не знаю, не знаю, – последовал певуче-жеманный ответ.
Максим Георгиевич поспешно сложил в авоську продукты.
– Счастливого вам Нового года! – крикнула ему вдогонку кассирша.
