– Можно из прошлого всякий смех вспомнить, – сказал Костя уже нехотя. На самом деле ему не хотелось ничего собирать, а про смех он предложил так просто.
– Да какая разница, что. Главное, чтобы ты не думал без конца эти мысли.
– Да я и не без конца, – сказал Костя. – Я только иногда. Ты же тоже говорила, что думаешь про что-то, про что не хочешь думать.
– Не совсем, – возразила Аня. – Я говорила только, что я чувствую, как будто я в тупике. Чувствую, а не думаю.
Дома вокруг тонули в сумерках. В окнах зажигался свет.
– Мама, я бы очень хотела вот такую красивую фиолетовую лампочку, как у людей вон в том окне, – сказала Стеша.
Вечером, когда Аня со Стешей уснули, Костя немного поработал, потом встал размять ноги и принялся, по своему обыкновению, ходить по тихой полутёмной квартире туда-сюда. Заглядывал в чёрные окна, трогал корешки книг, прихлёбывал кофе из чашки. Костя любил Аню и Стешу, но ему не хватало одиночества. У них была только одна комната, она же кухня.
Костя остановился у большой пыльной коробки на книжном стеллаже, в которую давным-давно сложил свои школьные и университетские конспекты по матану, линейной алгебре и другим математическим дисциплинам. Поставил коробку на пол и сел рядом. Внутри было много пыли. Костя помнил цвет каждой тетрадки и мог точно сказать, что именно записано в каждой из них. Он нумеровал и конспекты, и страницы; при необходимости – подклеивал к ним дополнительные листы; пользовался ручками разных цветов и системой обозначений.
Костя вынул ярко-голубую клеёнчатую тетрадь, сдул с неё пыль, встряхнул и раскрыл. Десятый класс. Тетрадь раскрылась с тихим треском: когда-то она немного отсырела, а теперь подсохла. Костя понюхал разворот. Он пах точно так, как всегда пахли его школьные тетради. Всё было исписано почерком Кости- старшеклассника: мелким, упругим, уже не детским. Хвосты игреков переламывались пополам, торопливые равенства ещё иногда были похожи на букву «зет» – с годами Костя стал писать их аккуратнее. Этот почерк, впоследствии развитый, усовершенствованный, утверждённый, Костя когда-то позаимствовал не у кого-нибудь, а у учителя математики в интернате.
* * *
Сам учитель никогда не смеялся
он инициировал смех
а это требует серьёзного вида
он теребил свой длинный нос
складывал губы в трубочку
и потом что-нибудь такое изрекал
например, про лужный гуманизм
или ещё что-нибудь такое же
сыркостическое
его фамилия была Сырков
Эс-эс-сыр – Сан Саныч Сырков
ещё про него говорили «сыронией»
одним словом, он был прямо-таки воплощением
не просто остроумия, но такого, до которого ещё дорасти надо
такого остроумия, которое льстит слушателям
не снисходит до них, не спускается
а наоборот – поднимает их до себя
бывают учителя, которые шутят, чтобы
казаться своим парнем
чтобы развлечь класс
не то Сырков
он совершенно не нуждался в том, чтобы
подлизываться к ученикам
усмирить учеников было очень просто —
достаточно было
заставить их решать задачки
сырония и сырказм были только приправами
сыпанул – и пламя смеха слегка поднимается
а потом снова к делу
просто допинг, ничего более
но была у них в классе одна
по-настоящему смешливая девица
её звали Маша
дочка архитектора
она обладала невероятным пространственным воображением
может, наследственным, чёрт знает
Маша предпочитала решать всё, что можно,
геометрически
она всё могла представить в виде сущностей
парящих в пространстве
линий, лилий, россыпей песка
всё могла повернуть и увидеть,
сама этим управляла
в общем, это была удивительная девушка
она и сама была очень красивой в пространстве
Косте очень нравилась Маша
вернее, нет, это было сложнее
Маша нравилась ему как ландшафт
ему нравились разные её части
он любил её уши – совершенной формы,
совершенного цвета
розоватые
Маша носила каре, чёрные тяжелые волосы
сверкающие и чёрные, как шлем Жанны д’Арк
и ухо редко было видно
его можно было сторожить и караулить
вдруг Маша, задумавшись, прилежно заложит за ухо прядь тяжёлых волос
как занавесь отодвинет
и ухо какое-то время пунцовеет на воздухе
Косте нравилось, как Маша щурится
она была близорука
и он любил её медленные карие улыбчивые глаза
потому что Маша часто улыбалась
она была приветливая и необыкновенно
добрая девочка
ко всем она относилась почти ласково
Да, Костя любил в ней всё, и всё издали, и всё по частям
всё любил наблюдать, и мог наблюдать
бесконечно
однажды на физкультуре, в саду, Маше
в кроссовок попал камешек
и Косте довелось увидеть её ступню
и он очень удивился
ведь Маша была девочка очень крупная
высокая, толстая
да, наверное, кто-то сочтёт, что так говорить невежливо
и некрасиво, но чего плохого в том, чтобы быть толстым или худым,
быть толстым – не двойка за внешность,
Маша была толстая,
большая, высокая, крупная, с мощными бёдрами
