– Да я что, я разве против? – засуетилась Надежда Сергеевна. – Хочешь дога, давай дога. Только где ж мы его возьмём?
– Я Сашке Куролесову позвоню, он нам щенка привезёт. Даже нескольких, на выбор.
Сашка Куролесов был давнишним другом Никиты Кузьмича, одним из тех немногих, которые не исчезли после того, как он отстранился от дел. Несмотря на разницу в возрасте – Куролесов значительно моложе, – они всегда находили общий язык. Сашка был счастливо женат, имел двоих несовершеннолетних детей, трудился на заводе в должности начальника одного из цехов и вот уже несколько лет занимался в качестве хобби собаководством.
– Как скажешь, папочка, – покладисто согласилась Надежда Сергеевна и принялась собирать со стола грязную посуду.
4
Сказано – сделано: в тот же вечер Никита позвонил Куролесову. Договорились, что назавтра в шесть тот подъедет с тремя щенками. Надежда Сергеевна по этому поводу испекла пирог с луком и налепила вареников.
С самого утра Никита Кузьмич пребывал в приподнятом настроении. Он устроил в углу в гостиной лежанку для щенка, заказал в Интернете поводок, корм и прочие атрибуты собачьего быта. Без пяти шесть раздался звонок в дверь.
– Приехал! – радостно провозгласил Никита Кузьмич и собственной персоной отправился в прихожую открывать.
Щелкнул замок. Никита распахнул дверь и замер в удивлении: перед ним стояла незнакомая, совсем юная девушка довольно высокого роста. Одета она была в длинное, до пят, джинсовое платье с цветными вставками и крошечную кожаную курточку. За плечами висел большой холщовый рюкзак. На свежем розовом личике весело поблескивали зеленые глаза. Но главное – ее волосы! Невероятная кудрявая грива ярко-рыжего цвета. Никите показалось, что он попал в детский мультфильм, настолько нереальной и сказочной была стоящая перед ним незнакомка.
– Вы к кому? – в недоумении уставился он на девушку.
– Мне нужен Никита Кузьмич Авдеев. – Голос у нее был дивной красоты – грудной, мелодичный, словно окутывающий мягкой вуалью.
– Это я. – Никита окинул девицу ещё более удивлённым взглядом. – Что вы хотели?
– Можно я войду? – довольно бесцеремонно поинтересовалась рыжая.
– Ну… входите, – растерянно пробормотал Никита Кузьмич и отодвинулся в сторону, впуская незваную гостью в прихожую.
– Никит, вы что в коридоре… – Надежда Сергеевна вышла из кухни и осеклась. – Это кто?
– Я сейчас вам все объясню. – Рыжая захлопнула дверь, быстро скинула матерчатые кеды и осталась стоять посреди прихожей в полосатых красно-желтых носках. – Вы только не пугайтесь. – Она взглянула на Надежду Сергеевну и сняла рюкзак.
– Что такое? В каком смысле не пугайтесь? – та слегка побледнела и на всякий случай взяла мужа за локоть.
– В прямом. То, что я скажу, возможно… будет не слишком приятно для вас.
– Да говорите же, черт возьми! – вскипел Никита Кузьмич. – Быстрее, или я выставлю вас вон.
– Дело в том, что я… я – ваша внучка! – Рыжая выпалила это одним махом, словно в воду нырнула.
– Кто?? – хором воскликнули Никита Кузьмич и Надежда Сергеевна.
– Внучка, – спокойно повторила девица. – Никита Кузьмич мой дедушка.
– Да что ты врешь, бесстыдница! – Надежда Сергеевна схватилась за сердце. – Ступай отсюда с богом. Никита, выдвори ее.
– Погодите. – Рыжая сделала протестующий жест рукой и полезла в рюкзак. – Вот. – Она протянула супругам какой-то листок, при рассмотрении оказавшийся бланком свидетельства о рождении, весьма потертым и помятым. – Видите, Свиристелкина Влада Леонардовна. Это я. А моя мать – Свиристелкина Анна Петровна.
– Ну и что? – угрюмо спросил Никита Кузьмич. – Какое это имеет ко мне отношение?
– Самое прямое. Моя мать не была замужем. Свиристелкина – ее девичья фамилия, и тоже по матери. Вы ведь помните Марию Свиристелкину? Помните? Вы были в командировке, в М. И у вас… – Она не договорила и, покосившись на Надежду Сергеевну, многозначительно хмыкнула.
Та, выпустив локоть Никиты Кузьмича, отступила на шаг и уперла руки в боки. Вид ее не предвещал ничего хорошего.
– Никит, что она несёт, эта вертихвостка? Какая ещё Свиристелкина?
Никита Кузьмич молчал, мрачно разглядывая тапочки.
– Вы должны ее помнить – Мария Свиристелкина. Она была пианисткой, играла на рояле в ресторане. Она любила вас. Когда вы уехали, у неё родилась дочь, Аня. Это моя мать. Ее уже два года как нет на свете. А бабушка умерла совсем недавно, месяц назад. Она всю жизнь рассказывала мне о вас. Так получилось, что в нашей семье не было мужчин. Мать росла без отца, я тоже. И вот мне захотелось исправить это. – Рыжая наконец умолкла и вопросительно уставилась на Никиту. Тот почувствовал, как багровеют кончики ушей.
– Так, – грозно проговорила Надежда Сергеевна. – Вот что, «внученька»! Шла бы ты отсюда подобру-поздорову. А нет – так я полицию вызову в два счета. Думаешь, мы старые, совсем из ума выжили? Мало ли вас тут ходит таких родственничков, объегоривают доверчивых пенсионеров. Ступай, тебе говорят, по-хорошему.
– Я не собираюсь вас объегоривать, – спокойно произнесла девушка. – Просто хотела взглянуть на деда. Бабушка про него столько хорошего рассказывала…
– Да замолчи ты! – не сдержавшись, крикнула Надежда Сергеевна. – Какой он тебе дед! Уезжай себе в М. и не суйся сюда больше.
– Надя, послушай, – неуверенно произнёс Никита Кузьмич, – погоди. Ну что ты так сразу…
– Я? А ты что? Хочешь сказать, что она правду говорит? Про Свиристелкину? – тут же пошла в атаку Надежда Сергеевна. Никита понял, что лучше с ней сейчас не спорить, да и самому было неловко и стыдно.
…Вишь ты, откуда прилетело, откликнулось. Мария Свиристелкина, Маша. Помнил ли он ее? Да, разумеется, как не помнить. Давно это было, ох, давно. Лет за пятнадцать до инфаркта треклятого. Был Никита в очередной командировке, в городе М. Прорабатывал хороший контракт, жил в лучшей гостинице, обедал в ресторанчике при отеле. Там и встретил Машу – она по вечерам на рояле играла, развлекала публику. Вся такая неземная, худенькая, в блестящем платье до пола, с длинными, как у русалки, волосами. Никита, словно заворожённый, часами глядел на ее пальцы, порхающие по клавишам. Наконец не выдержал, встал и подошёл к роялю.
– Скажите, вы замужем?
Она, не переставая играть, удивлённо подглядела на него. Глаза у неё были неопределённого, дымчатого цвета, как ночь, полная любви.
– Нет. А почему вы спрашиваете?
– Спрашиваю, значит, нужно. – Никита почувствовал, как его переполняют радость и молодой, отчаянный задор.
В командировках у него не раз бывали романы, мимолетные, быстрые и красивые. Никита любил женщин, и не какой-то определенный тип, а разных – блондинок, брюнеток, шатенок, стройных и полненьких. Главное, чтобы были сговорчивые и весёлые, не доставали потом звонками и письмами. Однако сейчас с ним происходило что-то совсем другое. Сердце отчаянно стучало в груди, к лицу прилила кровь.
– Когда вы освобождаетесь? – спросил он у девушки, и не узнал своего голоса, охрипшего и прерывистого.
– Не скоро, – просто сказала она, – ресторан до одиннадцати, а сейчас только девять.
– Ничего. Я подожду. – Он осторожно дотронулся до ее волос и тут же отдернул руку, точно она могла от прикосновения растаять и исчезнуть. – Я буду ждать, – повторил он тверже и пошёл, не оглядываясь, к своему столику.
Он пил коньяк и слушал звуки рояля. Ему казалось, она играет для него одного, столько нежности и страсти было в этих звуках, столько силы в хрупких пальчиках. То ли от избытка алкоголя, то ли отчего-то ещё, неведомого прежде, на глаза Никиты навернулись слёзы…
Он дождался одиннадцати и увёл ее в лунную осеннюю ночь, накинув ей на плечики дешевое пальтишко. Она не сопротивлялась, не спорила. Сказала только: «В номер не пойду, увидят, уволят с работы». Молча села в такси, послушно назвала адрес, так же молча вышла у подъезда старенького трехэтажного дома. Ее квартирка оказалась скромной, чистенькой и такой крошечной, что у Никиты снова сжалось сердце от щемящей нежности.
– Как тебя зовут?
– Маша. А вас?
– Никита… Никита Кузьмич. – Он сам не знал, зачем прибавил отчество.
Глупо. Глупо и совестно. А сердце продолжало колотиться, нашептывая: «Вот, вот оно, счастье. Настоящее, то, о котором мечтает каждый. Счастье мое, с дымчатыми глазами». Он робко обнял ее. Она на мгновение прижалась к нему, доверчиво, всем телом, потом слегка отстранилась.
– Вы женаты?
Обычно Никита никогда не врал. Зачем? Надю он любил и никогда бы не бросил. Он предпочитал сразу расставить точки над «и»: семья – это одно, а мимолетный роман – совсем другое. Но сейчас слова застряли у него в горле. Глядя в ее бездонные, манящие глаза, он молчал, сглатывая невесть откуда взявшуюся слюну. Она смотрела на него с ожиданием, и он наконец мотнул головой:
– Нет. В разводе.
– Неправда, – тихо шепнула она. – Я не верю вам. Впрочем… это не важно. По крайней мере сейчас. – Она положила руки ему на плечи.
Все вокруг задрожало и начало уплывать. В ушах звучала музыка из ресторана, превращая реальность в сказочный, волшебный сон…
Никита очнулся от воспоминаний и пристально поглядел на рыжую гостью, застывшую посреди прихожей. Ничего схожего с Машей, ни одной черточки. И лицо, и фигура – все другое. Та была хрупкая, нереальная, как беззвездная, призрачная ночь. А девушка, стоящая сейчас перед ним, выглядела солнечной, спелой и сочной, как свежий апельсин. Никита Кузьмич почувствовал, как на плечи давит каменная глыба, тяжело, страшно. Нет сил на дурацкие воспоминания. И Надя не поймёт.
– Супруга права, – тихо, но спокойно проговорила он, глядя прямо в зелёные глаза девицы. – Вам лучше уйти. Я… я не знаю никакой Марии Свиристелкиной. Ступайте.
– Жаль. – Рыжая тряхнула кудрями. – Я думала, мы подружимся. Что ж, прощайте. – Она молча обула свои кеды.
Хлопнула дверь. Никита Кузьмич и Надежда Сергеевна остались стоять посреди прихожей, растерянно глядя друг на друга. Первая нарушила молчание жена.
– Вот ведь мошенников развелось. – Она приблизилась к мужу и ласково обняла его за плечи. – Пойдем, Никитушка. Тут дует из-за двери. Как бы снова радикулит не разыгрался.
Она увела Никиту в комнату. Он сумрачно молчал, погруженный в свои мысли. Через пятнадцать минут приехал верный Куролесов и привёз трёх забавных щенков. Надежда Сергеевна восторженно ахала, сновала из кухни в комнату и обратно, носила блюдечки с кормом и водой, то и дело дергая мужа за локоть:
– Никитка, смотри, какие милые! Хоть всех троих оставляй. Нет, ну до чего хороши!
Никита Сергеевич ожил, заулыбался. Неприятный эпизод из прошлого слегка поблек и перестал его нервировать. Сашка терпеливо ждал, пока супруги натешатся и выберут наконец щенка. Часа через два жарких споров, вздохов и охов, решили остановиться на старшем из трёх, мальчике, чёрном, с белой грудкой. У него были умные и живые глаза-бусинки, он смешно и тоненько тявкал, когда его гладили по блестящей гладкой шёрстке.
– Имя придумали? – спросил у стариков Сашка.
Никита Кузьмич скептически взглянул на щенка. Ни Лорд, ни Байрон ему совершенно не подходили – вид у малыша был далек от аристократического.
– Мамашка у него из настоящих, породистая, – сказал Сашка и потрепал щенка по загривку, – а вот отец подкачал, так что паспорта у него нет. Мать звали Шейлой.
– А он пусть будет… пусть будет Шоколад! – вдруг выпалила Надежда Сергеевна.
– Шоколад? – Куролесов с удивлением поглядел на неё, затем на щенка. Тот доверчиво взвизгнул. – А что? Идея. Ему идёт.
– Верно. – Никита Кузьмич улыбнулся. – Он правда как шоколад. Темный шоколад с молочным пятнышком. Умница, Надюша, и как это тебе в голову пришло!
Надежда Сергеевна скромно потупила глаза, но вид у неё был чрезвычайно довольный. Куролесов засобирался домой и стал прощаться.
– Если что, звоните, я всегда на связи. Подскажу, как быть.
– Уж подскажи, дорогой, – поддакнула Надежда Сергеевна. – А то, не ровен час, вдруг захворает маленький или животик прихватит? Это ж как настоящий ребёнок.
– Не бойтесь, они живучие. И прививки у него уже есть нужные. Так что главное, правильно кормить и гулять с ним два раза в день. – С этими словами Куролесов забрал двух других щенков и скрылся за дверью.
Надежда Сергеевна с умилением глядела на приобретённого питомца.
– Ты мой хороший! Шоколадка! Лапочка.
Щенок тихо и счастливо повизгивал и норовил тяпнуть ее за палец.
– Пойду, прогуляюсь с ним, – решил Никита Кузьмич. – Не то лужу нам тут напрудит. Надя, неси поводок.
На щенка надели ошейник с поводком, которые предусмотрительно принёс Куролесов, а также купленный заранее красивый красный комбинезон, чтобы он не замёрз. Никита Кузьмич взял щенка под мышку и вышел на лестничную площадку.
– Смотри, недолго, – крикнула ему вслед Надежда Сергеевна, – не то замёрзнет.
Никита кивнул и зашагал вниз по лестнице со своего второго этажа.
На дворе сгущались осенние сумерки. Слышался звон трамвая, смех детворы и лай – собачники один за другим выходили на прогулку. Никита Кузьмич огляделся по сторонам – нет ли рядом какого-нибудь злобного пса – и осторожно спустил Шоколада на землю. Тот сразу же ринулся в сторону и повис на поводке.
– Тихо ты, тихо, ну куда ж ты, дурачок, – ласково пожурил его Никита Кузьмич. – Ну что, куда пойдём? Давай на бульвар. – Он легонько потянул поводок, и щенок неожиданно послушно затрусил рядом.
– Какой хорошенький! – раздался из темноты мелодичный голос.
Никита вздрогнул и остановился:
– Ты?
– Я. – Рыжая стояла перед ним, белозубо улыбаясь.
– Зачем ты тут? Тебе же сказали, все бесполезно. – Никита Кузьмич хотел пройти мимо, но что-то заставляло его остановиться. Щенок нетерпеливо взвизгнул.
– Мне некуда идти, – просто проговорила девушка. – И денег нет на хостел. Я… я думала, вы меня приютите. Хотя бы на пару ночей.
– С какой это стати? Почему мы должны пускать в дом постороннего человека?
– Но я же не посторонняя. Я ваша внучка! Вы ведь любили Марию. Сильно любили.
Никита Кузьмич вытер со лба внезапно выступивший пот.
– Любил…
– Ну вот. – Рыжеволосая снова улыбнулась, отчего на щеках у неё образовались симпатичные ямочки.
– Вот что. – Никита Кузьмич слегка подергал поводок. – Пошли, прогуляешься с нами. Расскажешь о себе.
– С удовольствием! – обрадовалась девушка.
Они перешли дорогу и не спеша двинулись по бульвару.
– Я забыл, как тебя зовут.
– Влада.
