Имитатор. Книга шестая. Голос крови
Олег Юрьевич Рой
Имитатор #6
Дети
Во время прогулки в парке похищен маленький мальчик. Несчастную мать прямо с допроса увозят психиатры. А неделей раньше в другом районе города пропал еще один малыш – из оставленной на минуту без присмотра коляски. Есть ли связь между этими двумя случаями? Коллега, занимающаяся тем случаем, уверяет Вершину, что связи нет. Но так ли это? Цена правильного решения – детская жизнь.
И как уклониться от преследователя, который подбирается все ближе? Тому, кто имитирует пойманного киллера, мало убить Арину Вершину, ему нужно растоптать ее. Под угрозой не только она сама, но и ее работа, и ее семья, и любовь.
Олег Рой
Имитатор. Книга шестая. Голос крови
Пролог
Крупный рыжий муравей остановился на границе теплого солнечного пятнышка. Дальше начиналась темнота. Он пошевелил усиками: темнота пахла едой, разведчики не соврали. Он появился на свет совсем недавно, и никогда еще не ходил в темноту. Сзади, где все было теплое, желтое, зеленое, там осталась большая белая гусеница. Если бы он подбежал пораньше! Но гусеницу уже подхватывали шестеро его братьев. Шестеро. Он лишний. Значит, надо идти туда, в темноту. Или подождать других? Если та еда, что пахнет, большая, ему все равно придется ждать. Для детей, тем более для королевы эта еда не годится, но рабочим и солдатам тоже нужно есть. Надо идти.
Сверху надвинулась большая круглая тень.
– Ненавижу эту пакость! – голос звучал холодно, равнодушно.
Но муравей этого уже не услышал.
– Так и лезут, так и лезут. Щели надо бы законопатить, – продолжал голос.
– Сейчас тепло, – робко возразил другой голос.
– Верно говоришь. А осенью уже и не надо будет. Правда, Манька? – первый голос стал мягким, довольным. – Хорошая, хорошая девочка. Осенью будешь большая, толстая, насолим, накоптим, колбаски набьем. Ешь, умница, нагуливай бока.
Светлый косой прямоугольник протянулся от полуоткрытой двери, едва коснувшись дощатой загородки, за которой что-то ворочалось, хрустело, сопело, чавкало, почти заглушая негромкие деловитые голоса.
– Она его точно съест?
– Чего ж не съесть-то?
– А… кости?
– Да какие там кости, тьфу! Все сгрызет, чего ж не сгрызть. Сомневаешься, что ли?
– Нет, просто… Нехорошо как-то. Похоронить бы надо было… По-христиански.
– Похоронить? Как тебе в голову такое взбрело?! Беспокоишься, сходи в храм, свечку поставь за упокой, и довольно. А то вишь – похоронить! Может, еще и на кладбище?
– Нет, ну… До леса рукой подать…
– Какой там лес, все истоптано. Любую ухоронку рано или поздно найдут. Не грибники, так собачники.
– Если подальше отнести и закопать, кто найдет-то?
– Как ни закапывай, какая-никакая псина непременно учует, разворошит. А нынче экспертизы всякие, того и гляди чего не надо наопределяют. Нет уж, береженого бог бережет. Манька быстро управится. После кормушку вычистишь, со щелоком промоешь – и все. Нам сейчас о другом думать надо.
День первый
06.06. 06:06:06
статус: приватный
защита: max
призрак: найдите ее!
рубль:…
Я не верю ни в какую магию цифр. И в три шестерки, которые трактуются как Число Зверя и чуть ли не предвещают конец света, тоже. Что мне Зверь, когда вся прежняя жизнь рухнула? Когда единственное, что придавало жизни смысл, исчезло. Распалось. Растворилось на атомы. Человек, который отнял у меня этот смысл, человек, разрушивший основу моей жизни – заплатит. Заплатит очень дорого. Мне не жаль на это ни денег, ни времени. Денег у меня довольно, времени тем более.
Но шестерки – шесть часов, шесть минут, шесть секунд – мигающие над панелью ни для кого не доступного чата, завораживают. Ни для кого, кроме меня. Этот… Призрак не в счет. Как и все предыдущие. Они лишь посетители. Бесправные. Робкие. Злоупотребляющие восклицательными знаками – умоляющие.
Почему в секундах по-прежнему мигает шестерка? Разве все эти мысли могли вместиться в секунду? Время… растянулось? Остановилось?
Или… нет никакого времени? Сон.
Ноутбук старый. На левом верхнем углу – заметная царапина. Она кажется такой свежей, словно появилась только что. Вздрогнув, я оглядываюсь. Как будто Рубль сейчас войдет в комнату и мне достанется. Сильно достанется. Мне нельзя брать этот ноутбук! Нельзя… было.
Пусто.
Не войдет.
Немного странно. Сейчас, потеряв все, что было смыслом моей жизни, что было, по сути, всей моей жизнью – я чувствую, что во мне словно появилось что-то новое. То, чего раньше не было. Словно часть утраченного выжила и поселилась в глубинах моего собственного мозга. Этот холод в голове – там, где всегда пылал страстный нетерпеливый огонь. Нетерпеливый? Теперь я – самый терпеливый человек на всей Земле.
Потому что убить можно только один раз.
Даже если кто-то уничтожил то, что было единственной твоей драгоценностью, если разрушил всю твою жизнь – какой смысл убивать разрушителя? Зачем? И не просто незачем, а – нельзя. Это было бы слишком легким исходом.
Надо заставить почувствовать эту боль. Отнять все. Постепенно.
Все ценности. Работа. У меня вот нет работы, которая бы хоть что-то значила. И у тебя не будет. Родители. У меня – никого. И у тебя не будет. Брат. У меня нет брата – и у тебя не будет. Кот – у меня никогда не было ни кошки, ни собаки, ни даже аквариумных рыбок! И самое главное – девчонка, про которую я ничего не знаю, кроме того, что она есть. И ты ее любишь. Дочерью твоей она быть не может, кое-что не связывается. Хотя… не исключено. Главное – ты ее точно любишь. Девчонка будет твоей последней потерей.
После этого и тебя тоже не будет.
Вместо пылающего восторга предвкушения в голове пусто и холодно.
Поздно. Все – слишком поздно.
Или и сейчас не поздно?
Информации, которой напичкан этот серый «сундучок», хватило бы, чтобы заставить серьезно раскошелиться не один десяток человек. Но деньги мне не нужны.
После ника «рубль» пусто. Только мигает курсор. Поддаться искушению – кощунственно. Но курсор мигает, дразнит, заманивает. Как будто он – осколок той жизни, в которой еще был смысл. Самая большая драгоценность, которая только может быть.
Этот… Призрак ведь ничего не знает! Ничегошеньки! Призрак… Тоже мне, шифровка.
Заказ нетипичный, но так даже увлекательнее. Как будто сейчас меня еще что-то может увлечь. Интересно, какой аванс надо назначить?
Вздрагиваю, оглядываюсь – пусто.
Набираю наобум какие-то цифры.
Призрак соглашается сразу. И запрошенный аванс тут же падает на указанный счет. То ли сумма слишком мала, то ли припекло сильно. Аванс меня не интересует. Вот присланные материалы… да.
В комментариях к паспортным и биографическим данным особо отмечено, что они могут быть уже не актуальны. Объект мог сменить имя, документы, место жительства – и наверняка сменил. Мог сменить и внешность, додумываю я. Но – вряд ли.
Кто тебя обидит, три дня не проживет, вспоминаю я шуточку из каких-то давних-предавних времен. Но это не про тебя, Призрак. Ты со всеми своими понтами и крутостью похож на Буратино, у которого Базилио и Алиса выманили денежки. На Буратино, который вдруг понял, что его… обманули! И не так жаль ему денег, как – рухнувшей картины мира. Не знаю, что ты хочешь сделать со своим объектом. И подозреваю, что ты и сам не знаешь. Для начала ты хочешь посмотреть в глаза. Проканючить обиженно: как можно так – со мной?!
Нет, не боится тебя твой объект. Документы, наверное, сменит, а внешность – нет. Еще не хватало – из-за каждого тупого буратины отказываться от собственного лица.
Перелистываю кучу присланных Призраком фотографий. Кажется, он до сих пор недоумевает: как это – его, такого крутого и ушлого, обвели вокруг… вокруг того, чем он думал. И это явно не голова, а то, что полуметром ниже.
Девушка на снимках ни на волос не напоминает глянцевых красоток. Узкое лицо, тонкая шея, мальчишеская фигурка. Неопределенного цвета волосы. Приблизительно светло-русые, но в реальности они могут оказаться и пепельными, и рыжеватыми, фотографии плохо передают цвет волос. Великоватый для этого личика рот, тонкие, не особенно яркие, не по нынешней моде, брови. Глаза… да, глаза, пожалуй, стоят того, чтобы страстно желать в них заглянуть со всей своей вселенской обидой. Светлые, прозрачные, абсолютно бесстыжие.
По спине проходит мягкая лапа. Совершенно ледяная. Я опять вздрагиваю. Но на этот раз не оборачиваюсь. Поднимаю взгляд. Прямо передо мной – узкое высокое зеркало. По обе стороны от него – темные секции шкафа, и кажется, что это – коридор. Иногда удается увидеть в этом коридоре то, что мне хочется. Но сейчас там только мое лицо. Я долго всматриваюсь в зеркальные глубины, время от времени переводя взгляд на монитор стоящего передо мной ноутбука.
Мы похожи. Ау, объект, слышишь? Мы похожи!
Да, Аля – или как там тебя сейчас зовут – мы похожи.
Не так, как бывают похожи близнецы, скорее, как эскизы одного и того же художника. Лица – разные, а стиль – один.
Это… странно. Почти пугающе. Впервые за не помню уж сколько времени ледяная недвижность смерти сменяется искрящимся холодком азарта. Холодеют кончики пальцев, холодеет позвоночник. Озноб. А озноб – это вам не трупное окоченение.
Да, Призрак угадал. Установочные данные, похоже, устарели. Впрочем, интернет помнит все, так что дело может обстоять куда проще: объект, в отличие от большинства наших современников, просто не любит светиться. Несколько результатов сеть мне вываливает, но все не то. Сорокалетняя мать семейства с Кубани, тридцатилетняя продавщица с Дальнего Востока, пятидесятилетняя бьюти-блогерша из Татарстана, пятнадцатилетняя школьница из Канады. Из Канады! С таким именем и фамилией! Но пишет по-русски. Либо из эмигрантской семьи, либо участница какой-нибудь программы обмена. Неинтересно. Это не та, что мне нужна. Равно как и все прочие. Да, имя-фамилию она сменила. Как и ожидалось.
И я начинаю искать лицо. Странно, что старшее поколение, даже те из них, кто в сети чувствует себя вполне уверенно, про поиск по изображению вспоминает в последнюю очередь. Или вовсе никогда.
Ясно, что точно таких же снимков в сети нет. Но снимков Призрак прислал действительно много, есть с чем поэкспериментировать.
Бесконечные страницы уже сливаются в одну – пора закрыть ноутбук и немного поспать. Но прерывать поиск страшно – как оборвать леску, за которую схватилась невидимая в глубине рыбка. Она там есть, я… я чувствую!
Она там есть! В темной комнате вдруг становится светлее.
Начинающая художница и ее выставка на пригородном пляже. Городок маленький, теоретически курортный, а практически – захолустье, почти деревня. Разве что застроена не избами, а двух-, трехэтажными домиками. Некоторые каменные, другие фахверковые. Семейные отельчики лепятся поближе к морю, но отдыхающих отнюдь не толпы, так что дальнюю, каменистую часть городского пляжа отдали в пользование желающим самовыразиться. Творцы, впрочем, тоже не торопятся выстраиваться в очередь, так что упомянутая выставка становится вполне событием, заслужив два с половиной репортажика в местной прессе да три-четыре поста в средней руки блогах – через один из них я на нее и натыкаюсь.
Джейн Доу, значит?
С журналистами она говорит по-английски – ну, Джейн же Доу, как иначе. Интервью любопытное. Художники – вообще художники, рисовальщики, писатели, музыканты – о себе рассказывают с удовольствием. А эта улыбается – я прокручиваю коротенькое видео несколько раз – и отсылает к картинам.
Картины, к слову сказать, мне не очень. Да и можно ли назвать картинами эти наброски?
Но Джейн Доу!
Так в английской практике именуются неизвестные. Джон или Джейн Доу. Чаще всего это неопознанные трупы, но встречаются и живые. Например, подобрали на улице жертву тотальной амнезии, сунули в соответствующее заведение – надо же как-то безымянного пациента называть. Эта, на выставке, очень даже живая. И уж конечно, не пациентка психиатрической клиники. Если, конечно, забыть, что все художники малость не в своем уме.
У этой художницы даже сайтик имеется. Собственных ее изображений там нет, вообще ничего личного, только картинки – такие же эскизы, как в пляжной экспозиции – да фотоальбом, подобранный по непонятному мне принципу: Питер, Австрия, потом вдруг Аргентина, Греция и Балканы. Балканских снимков немало. Но, в общем, ни о чем. Снимки такие же безликие, как ее новое имя. Потому мне сайт и не попался. Поди найди в сетевых просторах Джейн Доу. Машу Иванову – и то легче отыскать, ей-богу.
Если это не она, то я – султан Брунея.
Думаю я недолго. У сайта есть собственная почта. Отлично. Я создаю бланк письма и быстро набираю: «Меня зовут Эдди…»
* * *
