Не ходи служить в пехоту! Книга 1. Начало движения
Юрий Тимофеев
Не ходи служить в пехоту! #1
Это первая книга из серии о жизни и службе людей, связавших себя с армией, а именно с пехотой. Людей, выбравших путь общевойскового командира. Герой первой книги – мальчик Юра – родился в далёком 1967 году, Гарнизоны, школы, новые друзья и новые враги, соседи, служба отца, учёба в высшем общевойсковом командном училище… Почему главный герой выбрал путь общевойскового командира и как это было?
Юрий Тимофеев
Не ходи служить в пехоту! Книга 1. Начало движения
Глава 1
Наш герой родился в семье советского офицера в 1967 году, в крупном военном городке на территории Краснознамённого Белорусского военного округа, и его жизнь ничем не отличалась от большинства детей военных того времени. Нашего героя зовут Юрий, и он во всём берёт пример со своего отца, он им гордится и во всём подражает. Отец иногда берет Юрия с собой на службу, где он видит военный быт, технику, оружие и мечтает когда-нибудь тоже стать военным. 1 сентября 1974 года Юрий пошёл в школу в военном городке, и, надо признать, безо всякого желания.
И вот однажды, примерно в конце октября 1974 года, отец пришёл со службы домой немного раньше обычного, я ещё не спал. Меня и мою старшую сестру позвали на кухню, мама налила чай и поставила на стол пряники и печенье. Отец объявил, что его переводят к новому месту службы в Центральную группу войск, в Чехословакию, на пять лет, нам предстоят большие хлопоты. Надо собрать вещи, упаковать их, отправить контейнер с вещами. Отец уедет через десять дней без нас. А мы поедем к нему примерно через две недели после его отъезда. Мама, как учитель математики, скорее всего получит там работу; мне предстоит учиться в начальной школе, которая находится непосредственно в гарнизоне; а вот сестре придётся ездить на специальном школьном автобусе в другой город, там девятилетка, в десятый класс придётся ездить в школу-интернат, в другой город.
Сестра сильно обрадовалась, ей уже тогда хотелось посмотреть мир, ведь раньше мы выезжали только в Прибалтику, на Волгу, ну и, конечно, в Минск, до которого было меньше ста километров и ходили электрички. Родители как-то быстро начали обсуждать, что делать. Решили мебель не брать, что-то продать, что-то подарить друзьям и соседям. Остальные вещи тоже продать, раздать и выбросить. Взять с собой решили только самое необходимое или те вещи, которые по каким-то причинам были дороги.
– Посуду тоже брать не буду, я давно хотела купить всё новое и хорошее, тем более в Чехословакии всё отличного качества и в изобилии, я разговаривала с завучем школы, – они год назад вернулись из Чехословакии, там просто всё здорово, – сказала мама.
– Да и я говорил с командиром зенитно-ракетного полка. Он в этом году вернулся из того гарнизона. Гарнизон маленький, городок маленький и уютный, всего несколько километров от крупного города Пардубице, ходит троллейбус, автобусы, цивилизация полная, до Праги меньше ста километров, – сказал отец.
– А я не хочу никуда уезжать, у меня здесь друзья, а там школа новая и я никого не знаю, – высказал своё мнение я.
– Придётся привыкать к переездам, сынок, такая судьба офицерская. Мы и так здесь засиделись – восемь лет на одном месте – это много для военного. Привыкай, там тоже найдёшь себе хороших друзей. В Чехословакии много чего интересного, есть замки рыцарские, настоящие, мы обязательно их посмотрим, я тебе много расскажу. Кроме того, я там постараюсь купить машину и когда-то научу тебя на ней ездить, и возможно, через пару лет мы поедем в Крым на нашей машине, всей семьёй и это будет настоящее путешествие.
Я согласился. Меня отправили спать, а родители и сестра принялись составлять подробный план действий и различные списки. Под их мирный разговор я уснул в нашей детской комнате с мечтами о замках и новых приключениях.
На следующий день всё закрутилось и завертелось. Сборы и хлопоты старших меня не особо касались. Мне внимания уделялось мало, чему я был рад. В один из дней пришли солдаты и загрузили собранные нами фанерные ящики (из-под какого-то военного имущества) в контейнер. Контейнер оказался полупустой. Впрочем, родители действительно почти всё раздали, решив купить новое на месте, а мебель, как сказал отец, там выдадут на время и она будет хорошего качества, но казённая. Я удивился, узнав, как немного нам надо, ведь в нашей квартире было много вещей.
В один из дней у нас в квартире собрались гости: сослуживцы отца с жёнами, подруги матери по школе с мужьями и самая близкая мамина подруга соседка Валентина, заведующая нашей поликлиникой, с мужем, подполковником медслужбы. Гуляли до позднего вечера. Все оставшиеся в квартире вещи в последний день должны были забрать мамины подруги, а моя кровать доставалась Валентине.
Уезжали мы из городка во второй половине дня, и меня отправили в школу. Я попытался доказать учительнице, что меня не следует сегодня трогать, так как я уезжаю, о чём она и сама прекрасно знала, так как была подругой моей мамы. Номер не прошёл, и меня заставили трудиться без всяких скидок. После уроков весь класс пошёл провожать меня до подъезда дома, мы поиграли в снежки, поборолись, попрощались, обнялись. Это были мои первые эмоции, связанные с расставанием с близкими мне людьми. Катились слёзы. А один из двух моих самих верных и близких мне друзей расплакался навзрыд, это был самый верный и честный мой друг по имени Лена.
Я наотрез отказался писать письма, потому что писать не любил, и отец не ругался за мои отметки по русскому, уделяя особое внимание математике, только мама была неравнодушна к моему русскому языку и правописанию. Поэтому я считал родной язык наукой второстепенной, и кроме того к приезду в Чехословакию я должен был по заданию отца отжиматься от пола уже двадцать раз и приседать шестьдесят раз. Причём эти упражнения должны были быть «зачётными», то есть выполненными по всей строгости «Наставления по физической подготовке ВС СССР». Надо было работать и работать, так как я был далёк от этих результатов, и санкции могли последовать незамедлительно.
Наконец, прощание закончилось, и я, плача, пообещал всё-таки по окончании первого класса написать отчёт, а мои друзья пообещали ответить. Стало легче, и я побежал в подъезд. Зайдя в квартиру, я сразу рванул к окну в кухне, друзья стояли внизу и махали руками, а потом понуро пошли по домам. Мои душевные страдания бесцеремонно прервала мама. Я был весь мокрый: пальто, варежки, штаны, ботинки, и, как выяснилось через секунду, носки тоже были мокрыми.
– Нам в дальнюю дорогу! Ты весь мокрый, марш в ванную и залезай в душ! Быстро под горячую воду. Если заболеешь, тебе мало не покажется! Я тебе устрою и гулять больше не пойдёшь!
Банного полотенца уже не было, но тут на помощь маме пришла вездесущая Валентина и принесла его из своей квартиры. Сказала, чтобы мама не переживала, постирать его не проблема, так как у неё есть стиральная машинка. У нас тоже была, но уехала в контейнере, мама решила её не продавать на всякий случай. Тем более, она выяснила, что в гарнизоне, в котором нам предстояло жить, не было, как здесь, комбината бытового обслуживания, потому что городок был маленьким, и где стирать постельное бельё и принадлежности, ясности у неё не было. Здесь она сдавала бельё в прачечную, и на все постельные принадлежности и полотенца у нас в семье были пришиты специальные бирки с чёрным шрифтом, по которым и отличали принадлежность вещей.
Обед перед нашим отъездом был запланирован уже на кухне у Валентины, мы плотно и не спеша покушали. А на всех батареях были разложены мои вещи. В нашей квартире уже ничего не было, кроме чемоданов и сумок. Вообще-то квартира уже была осмотрена представителем КЭЧ и сдана новому хозяину – одному добродушному майору-пехотинцу, который рассчитывал в ближайшее время привезти откуда-то из другого гарнизона свою семью. А сейчас он собирался поднять в квартиру некоторые свои вещи из грузовой машины, стоявшей внизу, около которой ходили солдаты в ожидании команды на разгрузку.
Мама не стала стеснять майора и попросила его помочь перетащить наши вещи в квартиру Валентины. Он говорил, что они не мешают и их можно оставить, предлагал всяческую помощь, смущался. А мне ещё запомнилось, что он за свою службу сменил двадцать восемь мест и что очень уважает моего отца.
В квартиру Валентины кто-то позвонил, мама открыла и зашёл солдат, водитель уазика, он с добрым и мягким белорусским акцентом спросил, какие вещи надо спускать в машину. Мама сказала, что он никуда не пойдёт, пока не поест. Солдат препирался недолго и не очень уж активно. Поел водитель быстро, и настало время трогаться в путь. Все присели на дорожку, взрослые всё проверили, мы спустились и начали усаживаться в машину. Кроме нас там был ещё прапорщик-грузин, который, видимо, служил «по особым поручениям» у командира артиллерийского полка, большого друга моего отца. Это он выделил машину для того чтобы нас привезли прямо на железнодорожный вокзал в Минске.
Прапорщик был чересчур услужлив, и было видно, что он раздражал и маму, и Валентину, которую он явно побаивался и непрестанно говорил, как он уважает моего отца, а также Валентину и особенно мужа Валентины – начмеда дивизии.
Наконец, последние прощания закончились, и мы поехали в сторону КПП нашего городка. Машину сразу пропустили, и началась совсем новая для нас жизнь.
Дорога до Минска была мне крайне интересна, так как раньше мы ездили в Минск только на электричке.
Приехали мы на вокзал, когда было уже совсем темно. Вещи нам разгрузили, всё перенесли в задание вокзала. Посадку на поезд ещё не объявляли. Прапорщик сообщил, что у него приказ командира полка посадить нас в поезд. Мама сказала, что отойдёт на несколько минут, посмотрит, что ещё можно купить в дорогу, и через некоторое время вернулась очень довольная. Ей удалось купить плавленый сыр «Янтарь» в коробках, несколько палок сырокопчёной колбасы и несколько бутылок болгарского сока. Лимонад мне, конечно, не купили. Объявили посадку на поезд. Прапорщик и водитель взяли наши вещи, и мы пошли к вагону.
Загрузились, попрощались, началась обычная вагонная суета с билетами и бельём, поезд тронулся. В купе мы были одни. Я очень любил ездить на поездах, но поскольку было уже темно, мне стало скучно, я погрузился в свои мысли. Впрочем, мама меня быстро отвлекла, предложив поразмыслить над небольшой математической задачкой. Я разозлился на неё, но деваться было некуда, пришлось подчиняться. Тем временем постели были постелены, мама и сестра разложили ужин, в котором оказались пирожные для нас с сестрой. Настроение у меня резко изменилось в лучшую сторону.
– Мама, какой же неприятный лизоблюд и подхалим этот прапорщик, и такой навязчивый, даже противно, – сказала сестра.
– Да, есть такое. Привыкай, это восточное, кавказское, азиатская такая хитрость. Он говорил не то, что думает, лукавый. Но это не значит, что его надо воспринимать с враждой и показывать своё презрение, а ты это делала, я видела. Надо уметь беззлобно над этим посмеиваться и пользоваться этим, тем не менее сохраняя большую дистанцию, – ответила ей мама.
– Но как?
– Принимай его услуги по факту. То есть, ты мягко говоришь: «Нет, спасибо», но когда он не слушается и продолжает, например, нести твой чемодан, молчи, пусть несёт. В то же время внимательно следи за тем, что бы он обращался к тебе строго на «Вы», они могут врать и притворяться, прикрывая обращение «Ты» слабым знанием русского языка, рассказывая, что у них в родном языке может не быть «Вы». Это меня не интересует. И сама, конечно, должна обращаться только на «Вы». И если ты твёрдо решила отделаться от услуг кавказца, то должна ему об этом объявить несколько повышенным тоном, строго, но благожелательно. В общем, тоном, не терпящим возражения.
– Мама, я не хотела бы вообще иметь дело с кавказцами!
– И не имей, если получится. Это правильно. Но у нас действительно многонациональная страна. Вот и отец твой говорит, что призывников из средней Азии и Кавказа из призыва в призыв всё больше, а призывников европейских национальностей всё меньше и меньше. Но он считает, что все эти межнациональные противоречия будут стираться, назад к баям, князькам, в юрты, мечеть или грузинские родоплеменные отношения никого не загонишь.
– Я думала, что грузины такие гордые…
– А он тоже гордый. Я это вижу. Но эта гордость – очень напускное чувство, произвести впечатление на окружающих, пустить пыль в глаза. Это ещё и такое сельское поведение, крестьянское. Мы вот сейчас с тобой тоже неправильно поступаем, ведь всех под одну гребёнку равняем. А вот когда я лежала в больнице, в Минске, со сложным оскольчатым переломом (это мы всей семьёй пошли за грибами и мама неосторожно спрыгнула с поваленного дерева, по которому пыталась пройти, как гимнастка), прооперировал меня травматолог-грузин, очень интеллигентный и образованный человек. Разные люди бывают, но с ребятами-кавказцами надо быть, конечно, вдвойне осторожной. Они часто считают, что русские девочки и женщины более раскрепощённые, со всеми вытекающими из этого мыслями. Но об этом мы с тобой поговорим позже, когда вот этих торчащих ушей не будет, – сказала мама и погладила меня по голове.
В этой беседе я не участвовал, но внимательно слушал. До этого момента я не предполагал, что существует такая тема для разговоров.
После ужина меня ещё заставили почитать. Потом выдали зубную пасту, щётку, мыло, полотенце и отправили в туалет. Я вернулся и лёг на свою вторую полку, сон наступил быстро. Проснулся я раньше всех и лежал тихо. Потом встала мама, когда мы с сестрой умылись, она уже носила чай в купе. Просила нас быть необычайно внимательными, так как времени между поездами у нас очень мало, и если нам не удастся закомпостировать билеты на ближайший поезд, то придётся ждать следующего, а он через сутки. И что там с гостиницами, непонятно. По рассказам бывавших во Львове, там крайне грязный вокзал, да и сам город в ужасном и запущенном состоянии, к тому же львовяне часто враждебны к русским, можно столкнуться с непониманием русского языка. Поэтому наше желание как можно быстрее покинуть этот город было до крайности мотивированным.
Мы выгрузились из поезда на платформу. За мной был закреплён школьный ранец и новенький, аккуратно упакованный радиоприёмник «Океан», его купила мама в Минске, чтобы мы могли в ЧССР слушать радиостанции на русском языке.
Мама оставила нас на платформе и побежала за носильщиком, быстро нашла его и они вернулись к нам с тележкой. В принципе, мы сами могли унести все вещи, но мама не любила таскать чемоданы и не хотела, чтобы это делала моя сестра. Носильщик, немолодой дядька (лет пятидесяти с лишним), поинтересовался, какой у нас план. Мама выложила ему всё как есть, и умоляла двигаться быстрее, что было нелегко, так как вокруг было много людей.
– Послушайте, мадам (такое обращение я слышал впервые), я предлагаю вам помощь. Сейчас мы останавливаемся вон там (показал пальцем в сторону), детей и вещи оставляем ненадолго. Вы говорите детям, чтобы они никуда не уходили, а мы с вами идём и я вам закомпостирую без всякой очереди купейные места, мы вернёмся, я отведу вас к поезду и загружу в лучшем виде. Гарантирую, что мы успеем, – сказал носильщик.
– И чем мне вам отплатить за вашу доброту? – спросила мама.
Носильщик придвинулся к маме и на ухо сказал ей что-то. Реакция мамы не заставила себя ждать.
– Сколько? – вскрикнула мама.
– Что для вас такая сумма?! Ваш муж там будет получать хорошую зарплату в кронах, ещё и в рублях оклад будет идти на книжку. А вот если вы у нас во Львове на вокзале застрянете, измучаетесь сами и детей изведёте. В ближайших гостиницах, кстати, мест совсем нет. Во Львове очень мало гостиниц. А так я всё сделаю вам в лучшем виде.
– Ну давайте хотя бы пятнадцать рублей за ваши услуги. Это хорошие деньги, – попросила мама.
– Нет, двадцать пять рублей, и сюда входят мои услуги носильщика, за всё время, пока я с вами. И решайте быстрее, а то я уйду.
– Я согласна!
– Так. Всё. Слушайте меня. Оставляем детей и вещи здесь. Берите свою сумочку и пойдёмте быстрее за мной.
– Минутку! Катя (так звали мою сестру), стойте здесь. Ни с кем не разговаривайте. Никого не слушайте. Мы в кассы. Держитесь рядом и не уходите с места, следите за вещами.
– Через сколько мы можем вернуться? – обратилась мама к носильщику.
– Минут двадцать пять-тридцать. Должны всё успеть. Давайте быстрее.
– Всё. Ждите здесь.
Мама и носильщик быстро удалились. Мама семенила, так как ей было непросто бежать в сапожках на довольно высоких каблуках.
Между тем вокзал Львова мало был похож на вокзал в Минске. Здесь было грязно, толпы народа, запах туалета и испражнений был очень сильным. Много цыган, насчёт которых мы с сестрой имели особые инструкции. С другой стороны, вокзал был величественным и очень красивым, с громадными люстрами, красивыми лестницами.
Мы с сестрой очень волновались, боялись, что с мамой может что-то случиться. Носильщик вызывал у меня всяческие подозрения. Время тянулось медленно. И вот, наконец, мы видим носильщика, а за ним маму. Оба довольные и возбуждённые. Мама сказала, что там в кассах много народу и нам пришлось бы простоять в очереди несколько часов.
– Итак, мы едем в одном купе. Объявили, что поезд Москва – Прага прибудет через двадцать минут, и нам надо выдвигаться на платформу. Стоянка поезда около пяти минут. Всё нормально. Мы должны успеть, – сказала мама.
– Можем спокойно идти. Пойдёмте за мной, – добавил носильщик
Далее произошло всё быстро. Оказывается, носильщик хорошо знал, где остановится наш вагон, и безошибочно поставил там тележку. Мы загрузились в вагон, он поставил в тамбур наши вещи.
– Спасибо вам за всё. Без вас мы бы не управились, но всё же так дорого. Я даже до сих пор не могу в это поверить, – сказала мама.
– А как ты хотела, красавица? Сама обошла, так сказать, всех стоящих в очереди. Да и я с тележкой по всему вокзалу туда-сюда с вами. А так бы искала и бегала за носильщиками каждый раз, а они бы тебе говорили, что заняты, пока не додумаешься, что сделать чтобы они освободились. Ты лучше запиши мой номер жетона. Будешь ехать с пересадкой во Львове, у носильщика любого спроси, как меня найти, тебе всякий скажет. Я тебе всё решу. Будешь довольна. Любой вопрос, и с военным комендантом, и с кем хочешь. И билеты куда хочешь найдём, без очереди, и гостиницу, и всё, что пожелаешь. С богом!
Мама записала номер и помахала носильщику рукой.
Поезд тронулся. Начались хлопоты с билетами и бельём. Мы опять в купе были одни и сильно радовались этому. Вечером на границе наш вагон будут поднимать на подъёмнике и менять тележки платформ на европейскую колею. Будут пограничники и таможенники.
Мама с сестрой переоделись в спортивные костюмы, умылись. Переодели и меня. Я смотрел на маму в этом спортивном костюме и думал, что она очень похожа на наших старшеклассниц на физкультуре. Она и сейчас была очень спортивной. Ведь недаром она много лет занималась лёгкой атлетикой, как и отец. Но мама была более спортивным человеком, чем папа, хоть он и военный. Вот так у них вышло, что оба занимались лёгкой атлетикой, оба любили математику. Мама училась в пединституте, папа учился в артиллерийском училище, оба в Ленинграде, для обоих математика профилирующая. Но вот отношение к спорту получается другое. Папа занимался, потому что надо, заставляют, военное училище всё-таки, а мама – потому что нравится и фигуру хорошую формирует. Мама – одна из немногих женщин нашего городка (уже бывшего), которая частенько бегала по вечерам и выполняла упражнения на брусьях. Обещала вскоре и меня приобщить к этому делу. Но я не очень хотел.
Мама объявила, что через три часа будем обедать, а сейчас план такой:
Сестра занимается уроками по собственному плану. Но начинает с разминки, физических упражнений.
Я занимаюсь под руководством мамы. Сначала лёгкая разминка с отжиманиями от пола и приседаниями. Потом опять мытьё рук. Затем все вместе пьём болгарские соки, купленные ещё в Минске. Дальше у меня начинается русский язык, математика, чтение и пересказ. Если я буду стараться, то до обеда у меня будет время посмотреть в окно.
Сопротивление бесполезно. Родители у меня упёртые и ничего слушать не будут, это проверенный факт. Остаётся подчиняться. Впрочем, заниматься с мамой было нормально. И ей моё отношение к делу тоже понравилось. Она сходила к проводнице и купила мне бутылку «Буратино», сказала, что это мне сегодня награда за хорошее отношение к учёбе. Но пить его буду только после еды. Иначе вредно. До обеда осталось немного времени, я достал карту и начал прочерчивать наш путь, а мама мне рассказала, что такое Белоруссия, что такое Украина, отдельно про Западную Украину, в чём отличие от России и чем мы вместе отличаемся от ЧССР. Чем отличаются чехи от словаков, она мне не ответила, сказала, что не знает.
Как-то так у мамы получалось, она считала, что у украинцев и русских и белорусов раньше, до социалистической революции, было много отличий. Но чем больше развивается промышленность, чем больше переезжают люди в большие города, тем становятся более развитыми, и национальные различия стираются, уходят все эти предрассудки. Вот украинцы, даже западные, которые живут в Ленинграде, они нисколько не считают себя украинцами, даже обидятся, если им это напомнить, языком русским пользуются правильно и очень уважительны к нему. То же самое и в городах Поволжья, Урала и Сибири.
А вот сельские жители – совсем другое дело. И самобытность сохраняется только в сельской местности и небольших провинциальных городах. На Западной Украине такая провинциальность только потому, что у них возможность вступить в СССР появилась только в 1939 году, уж очень они отстали, так как ни в панской Польше, ни ранее в Австро-Венгрии их равными не считали, полагали целесообразным использовать это население только для сельхозработ, хотя в Вене и других городах Австрии процветали наука, образование и здравоохранение. После вхождения в СССР у украинцев появилась возможность быть инженерами, врачами, делать партийную, государственную или военную карьеру. Появилось очень много возможностей. У мамы есть подозрение, что в БССР и УССР даже больше возможностей, чем в Свердловской и Саратовской областях РСФСР, потому что для всех национальных республик существуют какие-то льготы и преференции.
Во время маминого рассказа я рассматривал карту и размышлял, поглядывая в окно, что мой дедушка – солдат Великой Отечественной войны – возможно, по этим самым местам наступал с боем и гнал германца на запад.
Подошло время обеда, мама с сестрой достали наши продовольственные припасы. Картошка в мундире, яйца вкрутую, сыр, сырокопчёная колбаса, солёные огурцы, печенье, пряники, яблоки и немного конфет. Мама принесла чай, и мы приступили к обеду. Сестра рассказала, что ей удалось выведать у знакомых девочек о жизни в нашем будущем военном городке. Сведения были скудные и сводились к тому, что в городе Пардубице есть огромный универмаг PRIOR, и он – сама чаша изобилия. Мама подтвердила информацию и сказала, что обязательно они с сестрой туда поедут как можно быстрее после приезда и лично всё проверят. Кроме того, сестра сообщила, что ей необходимо в первую очередь. Мама объяснила, что папа там получил в кронах ещё совсем маленькие деньги, поэтому все придёт, но со временем, и зависит от того, сколько что стоит и сможет ли работать мама.
После обеда меня загнали спать. Впрочем, остальные тоже уснули. Я проснулся первым, тихо слез с полки и принялся допивать свой законный лимонад.
Через некоторое время началась пограничная работа, которая потом станет для меня уже не интересной. Мама на какое-то время отлучалась, по-моему, ходила менять рубли на чешские кроны, какую-то сумму можно было поменять, но это не точно. Вот всё закончилось, и поезд набирает ход по Словакии. Уже темно, ничего не видно. Но я с большим интересом осматривал перроны на станциях, на стоянках. Конечно, это совсем другая страна. Очень и очень интересно. Вот это приключение!
Ранний подъём, подъезжаем к Пардубице. Нас должен встретить папа, ему носильщик по просьбе мамы дал телеграмму о нашем прибытии. Выгрузились, поезд тронулся дальше. Солдат и отец взяли вещи. У меня в руках упаковка красивых вафель в шоколаде, у мамы – букет цветов, у сестры – какой-то пакетик. Загружаемся в папин командирский газик и не спеша отъезжаем от привокзальной площади. Я не могу оторваться от окна, здесь всё другое и явно здесь лучше. Я в восторге. В восторге и мама и сестра. Отец сдержан, но очень рад. Въезжаем в этот чешский городишко, в котором расположен и наш военный городок. Отец говорит, что он очень доволен тем, что жилой городок для семей никак не отгорожен от чехов, нет никакого КПП, ничего. Мы спокойно ходим по городу, и чехи приходят в наш магазин и офицерское кафе в новом клубе. Сами воинские части, конечно, за заборами, колючими проволоками, часовыми и прочим, а семьи живут нормальной жизнью.
Наш военный городок – это несколько жилых домов, магазин, начальная школа, клуб с офицерским кафе. В одной из хрущёвок живут прапорщики, сверхсрочники, вольнонаёмные служащие (гражданские) СА. В остальных – офицеры. Старший командный состав живёт в только что построенном чехами доме. Там нам выделена квартира. В гарнизоне всего три небольших части: зенитно-ракетный полк одной из дивизий, отдельный реактивный дивизион этой же дивизии, командиром которого и был мой отец, и отдельный радиотехнический батальон, подчинённый Генштабу. Этот батальон был режимным.
Мы зашли домой через просторный, идеально чистый подъезд. Огромная квартира, с большими окнами, очень светлая. Правда, всего две спальни, для нас с сестрой и родительская. Кухня-столовая с кухонным гарнитуром, у нас такого не было никогда, кладовка, внушительный балкон.
Мы расселись в столовой, пили кофе с чешскими пирожными, они были совсем не похожи на наши, советские, потом я впервые попробовал банан.
Отец объяснил, что, как и где находится. Мне указали на мою кровать, шкаф, стол, стул, тумбочку. Сказали разобрать портфель и приготовиться прямо сейчас, идти в школу к третьему уроку. Там всё договорено, меня ждут. Отведёт меня мама. С сестрой разговор отдельный. Встречаемся в столовой за обедом. Мама объявила, что вечером будет торжественный ужин.
Глава 2
