Вдох…
И я с размаху, будто в пропасть, полетела в его глаза. На мгновение тёмные, они оказались зелёными, цвета вечерней листвы тенистого сада. Слишком выразительные, будто подведённые ресницами нижнего века, они смотрели на меня пристально, с удивлением, как на упавшую с головы сфинкса кошку.
Во мне что-то проснулось. Тёплое. Где я видела это лицо, немного удлинённое, с чётко очерченными скулами, очень мужским подбородком, прямым носом, аккуратными линиями бровей, с чувственными губами, продуманной небритостью и такой стильной стрижкой? И вдруг я осознала, что смотрю на звезду нашего шоу-бизнеса Макса Финна.
О… Он интересуется Древним Египтом? Сто баллов в карму, несмотря на репертуар.
Всё это пронеслось в голове за мгновение. Я смутилась, подняла ключ и ретировалась, чувствуя плечами его взгляд.
Толстяк сказал что-то ещё. Финн не ответил. Смотрел мне вслед?
Захотелось обернуться, но я погнала себя дальше. Куда мне? В дамскую комнату? Это служебная? Тоже сойдёт. Я захлопнула за собой дверь, в груди стало тесно, как если бы я пробежала стометровку. Отчего я волнуюсь?! Из-за взгляда незнакомца? Глупости!
Однако сердце шумело, как заведённая после зимнего сезона карусель в первый день весны. В животе горячо, в ногах слабость, по щекам жар. Они подумали, что я подглядываю? Неловко вышло.
Я тут же себя оборвала: почему неловко? Я так протестую против серой жизни и одновременно боюсь просто посмотреть на мужчину, который понравился мне, а не родственникам? Глупость! Мрак! Подумаешь, звезда? А я ищу яркости. Я сильная. Цельная. И… красивая. Да, я это знаю.
Я толкнула дверь своего укрытия к подсветке застеклённых ниш, за сфинкса с лицом упитанного завхоза египетских палат.
Финн никуда не ушёл. Он стоял и смотрел в проход, будто ждал меня. Наши глаза встретились снова. Мои щёки залились жаром и, наверное, румянцем, но я не отвернулась.
«Очень красивый, – подумала я, на автомате продвигаясь вперёд, – и если бы не пел то, что поёт, я б сказала, аристократ».
Глядя на него, я подошла почти вплотную и проследовала дальше, не сворачивая с курса, как ледокол. Финн, будто забыв о спутнике, пошёл со мной рядом. Всего пару шагов из уголка за колоннами в большой зал. Толстяк поплёлся за певцом. Финн вдруг остановился и сказал мне, поднимая глаза к древнему своду над головой:
– Эта арка точно сделана для свиданий, вы не думаете?
– Возможно, – осипшим голосом ответила я.
– Точно. Завтра утром, – подмигнул Финн.
Моё сердце подскочило к горлу от изумления. Я в самом деле это слышу от того, кто не сходит с экранов и прыгает из шоу в шоу?
– Вряд ли египтяне ходили на свидания в нашем с вами понимании. Недавно снятый сериал про Тутанхамона – полная историческая туфта и невежество, – встрял толстяк. – Эх, друг мой, только не говорите, что вы бы повесили сюда омелу для поцелуев.
– Омела в пустыне не растёт… – вырвалось у меня.
– Именно! Зато там пропасть папирусов, если свернуть ближе к Нилу, – рассмеялся Финн и обласкал меня взглядом, от которого стало совсем жарко.
Мы оба сделали шаг вперёд под аркой. Возникло до странности знакомое чувство, как дежавю. Смятение от желания прикоснуться. И толпа. Она метнулась к нам, точнее, к нему, уйма стильных мужчин и женщин.
– Макс, где вы ходите? Мы вас потеряли! Скорее, у нас мало времени. Фотограф ждёт, это сумасшедший дом. Бешеный тайминг сегодня! – говорили все разом мгновенно выпавшему из контакта со мной Финну.
Какие-то девушки с придыханием произнесли его имя. Очередь выставленных вверх камер мобильных телефонов. Я отошла в сторону – вот и реальность. Но сердце продолжало неистово колотиться, словно я только что прикоснулась к чему-то настоящему. Странное всё-таки имя: Макс Финн.
?
Когда я вышла из египетского зала, ещё один представитель искажённой реальности, француз по имени Франсуа, рванул ко мне навстречу. Такой же милый на вид, как и на фото в Тиндере, с ямочками на щеках, в джинсах, красных кедах и с мятым рюкзаком. Даром, что извращенец.
– Эй, Дамира! Ты куда сбежала? Ищу тебя по всему Лувру! Пойдём ко мне?
Гневное чувство вернулось. Но сейчас я почувствовала себя сильной, словно Египетский зал вернул меня себе. И я просто сказала, как смогла, на английском:
– Больше ко мне не приближайся. Никогда. Рука у меня тяжёлая.
Франсуа опешил. Для меня он остался позади, как и его фразы в спину:
– Погоди, мы ещё встретимся!
«Нет», – мотнула я головой и направилась к выходу из Лувра.
Ничем не хотелось разбавлять впечатления после Египта. Я увидела то, что хотела!
Три ступеньки вниз, и вдруг рядом послышался мужской голос:
– Прошу прощения, мадемуазель, можно сделать вам предложение?
Деловой, солидный мужчина с проседью в каштановых волосах, в серой пиджачной паре обогнул меня и встал на лестнице, преградив дорогу.
– Предложение? – опешила я, только теперь понимая, что разговор мы ведем по-русски. Уже облегчение.
– Да. Вы модель?
– Нет.
– Не пугайтесь, я не маньяк и не проходимец. Ваш типаж идеально подходит для нашего проекта, – заявил пиджачный господин и протянул визитку.
На ней значилось:
«Дмитрий Макаров,
исполнительный продюсер
компания «СинемаДжоуль»»
Что ему от меня нужно? В голове мелькнула мысль о фильмах для взрослых… и омерзение.
– Вы ошиблись, – резче чем нужно ответила я. – Я не модель и не актриса, какая бы то ни было… Я историк.
– Историк? Прекрасно! Так даже лучше, – ответил господин Макаров и кивнул мне за плечо. – В Египетском зале я вас и заметил. Посмотрите на досуге в сети, что мы снимаем. Вот здесь указан сайт, инстаграм-аккаунт. Вы красивая девушка и типаж отличный. Для вас это возможность получить новый опыт и чистый заработок.
Складно звучало, но возможности на голову не падают, если они не кирпичи…
– Я не модель, – повторила я.
Он добавил:
– Мы снимаем клип для Макса Финна на тему Египта.
– Для Финна?
– Про Египет. Завтра в одиннадцать, – подтвердил тот. – Перед собеседованием позвоните.
Он сунул мне в руку визитку и ушёл без лишних слов. Я обернулась. В толпе замаячил Франсуа. Злой, как призрак Лувра.
Облизнув губы, я пустилась вниз по лестнице и на воздух. Поистине странный сегодня день. Не удивлюсь, если там, над облаками развернулся Парад планет, и Сириус, которому поклонялись египтяне, решил выйти из сумрака.
Глава 3
Я отправилась до отеля пешком. Прошагав площадь, по которой разъезжали когда-то на каретах принцы и короли, свернула с проспекта, в запале миновала пару старинных, жарких улиц, а затем вспомнила, что я сегодня ещё толком ничего не ела.
В одной из многочисленных кондитерских, узенькой, длинной, с выставленными пирожными – шапками малины на заварных прослойках песочных тарталеток; похожими на хлебные сайки белыми, розовыми, усыпанными шоколадной крошкой меренгами, разноцветными макаронками, эклерами и слоистыми мильфёй, – царило красочное сладкое изобилие, прекрасно подходящее для сумятицы мыслей и чувств.
Французская речь лилась вокруг, как шоколадные фонтаны, обмазывая интонациями, намёками и куртуазностью самых простых и непонятных фраз. Хотела бы я так говорить на языке для поцелуев…
Вместо этого в голове крутилось дурацкое «Мсьё, жё не манж па сис жур[5 - «Господин, я не ел шесть дней» – реплика Воробьянинова.]» из «Двенадцати стульев», маминых любимых. Стоя за высоким круглым столиком и глядя на россыпь крошек безе – всё, что осталось от громадной меренги, я думала о Финне.
Он назначил мне свидание. Утром, в Лувре, в Египетском зале под аркой. Звучало весьма конкретно, разве что утро – понятие растяжимое: у кого-то оно начинается с соловьями, у кого-то в двенадцать – время трогательных потягушек, как в «Завтраке у Тиффани». А его менеджер, этот Дмитрий Макаров вдруг на то же утро назначает собеседование… Странно, или они не сговаривались?
Эго царапнуло то, что Финн допустил, будто я буду дежурить, как фанатка у подъезда. Впрочем, в его взгляде ничего подобного не читалось. От мыслей о глазах оттенка тенистой листвы по моим рукам пробежали мурашки. Я вытерла пальцы влажной салфеткой и пошла бродить по Парижу. Внезапно одна, внезапно свободна от необходимости улыбаться, искать натужно слова в архивах скудного вокабюляра и понимать, что несу заученную банальщину, не имея возможности выразить мысли.
Можно было просто молчать. Никуда не торопиться и при этом отчего-то… парить. Глазеть на вычурную лепку дворцов, на окна и балкончики, на пропитанные временем стены, красные маркизы кафе, горгульи соборов над облепившими ступени пёстрыми пятнышками футболок туристов всех цветов кожи. Можно было размахивать сумкой, гадать, выведет ли меня выбранная улица к Нотр-Даму. Заходить в магазинчики. Ловить взгляды. Чувствовать себя красивой. Мне это нравилось.
Хэй, Париж, а, может, всё не так плохо?
?
Фраза «отель в Париже» вызывает в воображении роскошь, изысканность, зеркала, мрамор, нарядные мундиры швейцаров с гвоздикой в петлице, но вряд ли – косую скрипучую лестницу с тёртой некогда красной ковровой дорожкой, винтом взбирающуюся под крышу, узкую комнату с высоким потолком и одним окном, выходящим на подворотни и голубей. Полки а ля стеллаж, утлый холодильник и встроенный умывальник прямо в стене у кровати, видимо, чтобы далеко не ходить. Один туалет, душ на шесть комнат и выпрошенный у консьержа чайник. Гордо, просто, сердито, но без клопов. Таков был мой номер в гостинице у метро Вольтер. Сама она выглядела так же обветшало и замызгано, как и оптовые магазины одежды, повергшие меня по приезду в шок. Хотелось воскликнуть: «А где же французский шик? Витрины? Бутики?!» На самом деле, всё было, но не здесь.
Воздух Парижа в этом квартале пропахся старым картоном, пылью, горячим камнем и плевками смуглокожих пешеходов, а вовсе не флёром романтики и духов. Но если утром я боялась обнаружить где-нибудь у сточного люка крысу, сейчас отчего-то всё смотрелось иначе… Прекрасные трущобы! Как говорят французы, romantique!
Финн сказал «утром»! И пусть это будет лучшее моё приключение, остальное не важно! С ним и поговорю о клипе, зачем мне продюсер? Я вдруг почувствовала силу и движение откуда-то из груди в мир, как вдохновение! Перегнулась через окно, пропела «Мир, принимай меня, я твоя!» в густые сумерки и рассмеялась, пугая голубей!
В теленовостях что-то говорили о мумиях, но я прослушала, лишь заметила краем глаза большой бетонный саркофаг, полицейских и обеспокоенные глаза репортёра. Затормозила на секунду, потом махнула рукой: всё равно ни бельмеса не понимаю! И бросилась перебирать платья, словно Золушка перед балом. Влезала с ногами на стул, чтобы хоть как-то увидеть себя в зеркальце над умывальником. Примеряла, кружилась, бегала к консьержу за утюгом, смеялась непонятным шуткам эбонитовых студентов с белыми зубами, потому что было радостно. Жизнь всё же меняется!
Он сказал «утром»!
?
Я – человек организованный. В девять открывается Лувр, в шесть я проснулась, метнулась в душ, пока никто не занял. В голове крутилась песенка Финна, которую я вчера прослушала раз двадцать и даже нашла в ней что-то приятное. А клип был хорош. И он в нём, хотя в жизни лучше! И взгляд… ни одна камера не способна его передать!
Я волновалась, даже когда мыла голову, торопилась, чувствуя тёплые приливы эмоций. А затем открыла защёлку, чтобы юркнуть из душа в свой номер, дёрнула ручку на себя. Дверь не поддалась. Я нахмурилась, дёрнула сильнее. Заклинило?
Подождала немного, крикнула «Help!», надеясь на горничную или чернокожих студентов. Прислушалась. Ничего. Будто все вымерли. Я затрясла ручку, готовая снести дверь с петель, затарабанила кулаками. Зеро. Чёртовы французы позапрошлого века строили на совесть. За узким зарешеченным окошком убегала вниз безликая серая стена. Собственно, это было не окошко скорее, а щель…
Я крикнула снова. Никто не ответил. Но даже закону подлости должен наступить предел. Спустя час кто-то попытался открыть дверь моего каземата с той стороны, сказал мне неизвестно что. Ушёл, вернулся с подмогой. Я готова была разбить кафель в мелкую крошку… Но французы арабской внешности, как я потом увидела, не торопились. Медленно, как мулы в гору, они делали всё, что могли, а могли не много.
Из отеля я вышла только в десять. В пятнадцать минут одиннадцатого ввалилась в вагон метро, в двадцать его прокляла, потому что метро в Париже сделано специально, чтобы сбивать с толку приезжих, или японская туристка, к которой я обратилась за помощью, решила надо мной подшутить, и я уехала в другую сторону.
В хвосте дикой очереди у входа в Лувр я была без пяти одиннадцать. В половину двенадцатого я вбежала в Египетский зал. Пронеслась мимо фараонов, обогнула колонны и сфинксов с лицами завхозов. Под аркой никого не было…
– Merde![6 - Дерьмо (французский)] – громко выдохнула я главное слово, которому выучилась у арабов, пытающихся вскрыть дверь. – Merde! Merde! Merde!
Статуи фараонов оскорблённо молчали. Вошедшие в зал школьники в жёлтых жилетах рассмеялись…
?
Прождав с полчаса и разглядев до мельчайших подробностей лицо фараона в чёрном камне, сложившего навечно руки на коленях, я ещё побродила по залу египетских древностей. Мужчины на меня оборачивались: босоножки, высокие каблуки, короткое платье и красная губная помада – думаю, это не то, что можно часто увидеть в музее. Впрочем, на меня здесь постоянно смотрят, уже начинаю привыкать к ощущению взгляда за спиной.
А он уже не придёт… – подсказал внутренний голос. И на собеседование я опоздала.
Разочарование расплылось по телу токсичной волной. Несчастье – результат неправильно выбранных решений.
Что теперь?
Вдох-выдох. История успокаивает. Вот эта мумия никуда не торопится четыре тысячи лет. Я нашла взглядом две статуэтки за стеклом, которые держались за руки, – самый непривычный жест для египетской скульптуры. Снова они – Эхнатон и Нефертити, правящая супружеская пара восемнадцатой династии, отчаянно смелая пара, которая шла впереди своего времени во всём: в искусстве, религии, отношениях, это впечатляет. Они не побоялись поставить весь Египет с ног на голову. Я люблю смелых, я сама такого ищу. Так чего же я боюсь?
Кусая губы от неловкости, я достала телефон и набрала телефон продюсера.
?
Полчаса спустя я стояла перед высоченными резными дверьми, выделяющимися охряным пятном в серой громадине старинного особняка. Назвала имя в домофон, и двери стали открываться со степенностью двух черепах. По моей спине пробежал холодок: не делаю ли я ужасную глупость? Выход не всегда там же, где вход… Но Финн, его глаза! Отчаянно хотелось его снова увидеть!
Внутренний двор был небольшим, неправильной формы. Я не успела толком осмотреть стены особняка, странными углами выступающие башенки, газон, подстриженный в угоду вкусам перфекциониста, несколько фешенебельных автомобилей, как за спиной послышался шум шагов. Обернулась.
Финн?! В джинсах и льняном пиджаке поверх футболки, спортивных туфлях из мягкой замши на босу ногу, он ощупал меня глазами, затягивая в тенистые омуты. Охряные ворота за ним захлопнулись. Щёлкнул замок, будто кто-то поставил точку.
– Ты меня всё-таки нашла! – сказал Финн негромко.
И либо от той самой бархатистой вибрации в голосе, либо от взгляда, такого пристального и изучающего, по моей спине прокатились мурашки. Я смутилась.
– Я не искала.
Краснея, подумала, что вру, и электричество, как рябь по воде, ещё сильней закружилось в моём теле. Сердце забилось так громко, что его стук должен было разноситься эхом по двору особняка. Финн смотрел на меня, не отрываясь, чуть с прищуром.
