Агентство Франс Пресс еще не успело сообщить эту новость. Но как только она будет опубликована, первые журналисты примчатся к дому на улице Барбе-де-Жуи и вытопчут клумбы перед фасадом, чтобы установить камеры.
Затем подтянутся люди, живущие поблизости, с которыми Роми встречалась, выходя на улицу или прогуливаясь в своем квартале, но которые не всегда знали ее в лицо. Кто-то не решался заговорить с ней, а кто-то благодарил за то, что она своим искусством вызвала у них смех или слезы.
А скоро сюда придут величайшие кинорежиссеры и актеры Франции. Те, кто снимались с ней в какой-нибудь запоминающейся сцене, полной бесшабашного веселья либо глубокой грусти, виделись с ней на бесконечных званых ужинах либо на отдыхе у моря; те, кто, покоренные ее уникальной фотогеничностью, писали специально для нее роли влюбленных женщин.
Сейчас квартира еще остается в полумраке, словно вне времени.
Через несколько минут он будет возле нее.
В это утро Ален Делон приедет сюда одним из первых. Сколько раз в своей жизни он спешил к Роми – когда хотел разделить с ней любовь или когда она нуждалась в утешении. С тех пор как они расстались, прошло уже почти двадцать лет, но он всегда беспокоился о ней. Был рядом в самые тяжелые минуты. Он так и остался мужчиной ее жизни.
Ален Делон, ее ангел-хранитель, был верен этой миссии до конца.
Сегодня, рано утром, когда он находился в нескольких сотнях километров от Парижа, у него возникло дурное предчувствие. И он позвонил другу, их общему другу Алену Терзиану. Как обычно, не представляясь собеседнику, низким, глубоким голосом, который можно узнать среди тысячи других, он рассказал об охватившей его тревоге. Если точнее, это был беспричинный, необъяснимый, животный страх: как будто с Роми случилось что-то плохое, а что именно, он не знал. Продюсер несколько секунд молчал. Вне всякого сомнения, этих двоих связывала настоящая мужская дружба. Незадолго до разговора с Делоном Терзиану позвонил журналист Филипп Лабро. И сообщил новость в том виде, в каком ее собиралась изложить редакция радио RTL; телеграмма агентства Франс Пресс лежала перед ним на столе.
Молчание Терзиана было похоже на безмолвный крик. Он не успел узнать, как отреагировал на это Делон: актер уже мчится в Париж.
Он едет с такой скоростью, с какой не ездил никогда, словно надеется догнать и остановить смерть. Смотрит на дорогу, на пейзаж, расстилающийся по сторонам, и в его памяти всплывают картины их совместной жизни. Иногда это сцены из фильмов, в которых они снимались вдвоем, исполняя роли любовников не только в кадре, но и за кадром (как, например, в «Кристине»). Тогда они были молоды и влюблены. И беззаботны. В других фильмах на афише стояли оба их имени, но в ее личной жизни он уже не находился на первом плане (как в «Бассейне»). Для нее это было начало новой эпохи, эпохи, когда ее популярность неуклонно росла, пока в итоге не превратила ее в кумира французской публики, музу Клода Соте и партнершу Мишеля Пикколи в целой череде фильмов, которые можно пересматривать без конца, снова и снова. Были моменты, каким так и не нашлось места в хронологии его жизни, – моменты, когда он отсутствовал, когда она проживала свою жизнь без него. Вспоминаются обрывочные сведения об этом периоде в ее биографии, лица ее мужей, кое-кого из любовников: он знал обо всех ее радостях и разделял многие из ее печалей.
Оба они старались не дать разорваться той невидимой нити, которая связывала их. Несмотря на все перемены в жизни обоих, на ссоры и размолвки между ними.
Так продолжалось почти двадцать лет.
Ален Делон назначил Алену Терзиану встречу в своей квартире на авеню Президента Кеннеди, в XVI округе. Там, где он жил вместе с Роми в начале шестидесятых годов. В этом тихом жилище, расположенном на трех этажах, он затаился, словно зверь в норе, чтобы собраться с силами перед встречей с горем – и с суетливой толпой. В одиночестве он стоит у окна на восьмом этаже и, прижавшись лбом к стеклу, смотрит на Сену. Несколько месяцев назад она была здесь, приходила на фотосессию для журнала «Пари-матч». Незадолго до этого по итогам исследования, проведенного журналом, он и она были названы любимцами французской публики. А еще они объявили, что скоро опять будут сниматься вместе – в фильме Пьера Гранье-Дефера «Поединок», продюсером которого должен был стать Ален Терзиан. Для одного из снимков они позировали вдвоем: она на первом плане, он – чуть дальше, за ее левым плечом. Она в черном, он в белом, точно символы инь и ян. Последнее фото, где они запечатлены вместе.
Череда образов, которые вспыхивали в его памяти в течение нескольких часов, обрывается: приехал Ален Терзиан. Они выходят за кованую решетку, установленную перед входом в дом 42, и едут в VII округ.
Этот весенний день мог бы стать таким прекрасным! По дороге они не говорят ни слова, в машине – гнетущая тишина. А впереди уже выстроилась вереница автомобилей, движутся группы пешеходов: десятки мужчин и женщин с затуманенными от слез глазами. Ален Делон провожает их взглядом. Как и он, все эти люди направляются на улицу Барбе-де-Жуи, к дому 11, где жила Роми. В их жизни словно наступила пауза, время, когда можно дать волю скорби. А его жизнь разлетелась вдребезги.
Машина останавливается. Скорее, надо успеть выйти, пока они не подошли. Зеваки и фотографы уже здесь, новость распространилась с быстротой молнии. Но толпа молча расступается на его пути.
От машины до двери дома – всего несколько шагов, но ему кажется, что это расстояние гораздо больше, чем те километры, которые он преодолел на машине. Как при съемке с движения, его взгляд фиксирует большую фреску в вестибюле, изображающую одну из набережных Сены; затем заплаканные глаза консьержки, которая, увидев его, качает головой вместо приветствия; потом коричневую облицовку кабины лифта, цифру 4 на кнопке; приоткрытую дверь квартиры; сосредоточенные лица жандармов и сотрудников службы спасения, деловито снующих между вестибюлем дома и спальней. А потом видит ее, распростертую на постели. Так хочется думать, что она просто спит.
Он становится на колени, чтобы их лица были на одном уровне.
И смотрит, смотрит на нее не отрываясь.
Он наклонился над ней, словно желая, чтобы ее черты навсегда запечатлелись в его памяти. Он так близко, что она могла бы ощутить его дыхание, прикосновение его ресниц.
Если бы сейчас кто-то включил камеру, кадр с этими двумя лицами стал бы последним кадром в их совместной карьере в кино.
Как на съемках, Роми находится в центре площадки, точно Спящая красавица, которой уже не суждено проснуться. Вокруг нее постепенно занимают места статисты, они приходят и уходят, не произнося ни слова. Мишель Пикколи, Клод Берри, Роман Полански, Жан-Клод Бриали с букетом роз. Всего несколько часов назад актер нашел у себя дома, в одном из ящиков, очередную записку от Роми. Четыре строчки, начинающиеся с обращения «Папа»: такое прозвище она для него придумала. У Роми была привычка – писать людям, которых она любила, коротенькие, по-детски наивные записки, и прятать у них дома. Ему предстоит найти еще не одно такое послание.
А Клод Соте в это время находится в своем доме в Коголене, в Провансе. Узнав печальную новость, он садится в машину и мчится в Париж на такой скорости, что даже попадает в аварию, в которой получает легкие повреждения.
Продюсер Альбина дю Буаруврэ тоже приходит в квартиру Роми. Смотрит на нее и говорит: она будто спит, она такая красивая.
Здесь также писатель и журналист Жан-Лу Дабади, написавший сценарии к фильмам «Сезар и Розали» и «У каждого свой шанс», а также агент Роми, Жан-Луи Ливи, племянник Ива Монтана и один из ее самых близких друзей, которому она часто звонила среди ночи, чтобы задать вопрос, излить душу или услышать слова утешения.
Все они пришли к ней. И все без исключения не могут скрыть смятения и растерянности, не в силах вытереть слезы.
Те из парижан, кто раньше других узнал о кончине Роми, столпились под окнами ее квартиры, чтобы почтить ее память, и смотрят на четвертый этаж, словно надеясь увидеть ее в последний раз.
В минуту ее смерти миллионы французов словно забыли, что у нее была фамилия: отныне они будут называть ее просто Роми, как если бы на свете никогда не существовало и никогда не появится другой женщины с таким именем.
Те, кого она любила, и те, у кого она громко, во весь голос, требовала любви, теперь собрались вокруг ее смертного ложа, точно стая мотыльков, чтобы проводить ее в последнее путешествие. И каждый уйдет, унося с собой одно или несколько мгновений ее жизни, которые запечатлелись на кинопленке или в их воспоминаниях.
Сентябрь 1949 года
Интернат Гольденштайн, Австрия
Мама на прощание обняла Роми, и девочка в последний раз вдохнула запах ее духов. Они стояли на пороге католической закрытой школы, куда десятилетнюю Роми сплавили, как ненужную, громоздкую вещь. Девочка не хотела отпускать мамину руку, ей вдруг стало грустно и одиноко в этом суровом, неприветливом месте, в замке XIII века, расположенном недалеко от Зальцбурга.
Когда они снова увидятся? Магда обещала скоро приехать, ее светлые глаза наполнились слезами. Маленькая Розмари (так ее назвали в честь обеих бабушек, Розы и Марии) хотела бы остаться с мамой и ездить вместе с ней на киносъемки. Когда-то Магда была очень востребована как актриса, но после войны ей приходилось прикладывать невероятные усилия, чтобы получить работу. Сейчас каждый задает себе вопрос: а чем занимался мой сосед в то мрачное время?
Магда доверила Роми заботам сестры Августины, – и девочка поняла, что в эту минуту кончилось ее детство. Беззаботные годы, проведенные в семейном поместье Мариенгрунд близ городка Шёнау в Баварских Альпах; игры с младшим братом Вольфом-Дитером (она звала его Вольфи); беготня в саду вокруг дома, похожего на швейцарское шале; партии в бадминтон с мамой, подтянутой, уверенной в себе, более красивой, чем когда-либо.
Детство Розмари можно было бы назвать прямо-таки сказочным, если бы не развод родителей. Девочка подумала об отце: почему его нет здесь сейчас, когда она так отчаянно нуждается в нем? Вот уже четыре года, как родители развелись. Вольф Альбах-Ретти увлекся другой актрисой, Трудой Марлен, австрийкой, как и он сам. Он бросил семью, чтобы наслаждаться своей любовью открыто, на виду у всех. «Я создан, чтобы заводить себе женщин, а не детей», – однажды скажет он дочери.
Мама торопливо машет рукой, а сестра Августина уже приказывает Розмари следовать за ней. Розмари смотрит вслед матери. Долгое время у Магды почти не было перерывов между съемками, и во время ее отсутствия детьми занималась Роза, ее мать. Но теперь она решилась отдать девочку в интернат. Когда стало известно о ее связях с нацистским режимом, то роли ей предлагали все реже и реже, – тогда уже не оставалось ничего другого, как доверить воспитание дочери монахиням.
Долгие месяцы Розмари будет ее ждать. Каждую субботу она будет неотрывно смотреть вдаль из окна или со ступенек у входа в замок, уповая на встречу с матерью; но за четыре года мечта сбудется лишь четыре раза.
Магда приезжает только раз в год, ненадолго, чтобы опять исчезнуть.
1953 год
Кельн
Розмари, сгорая от смущения, пристально смотрит в объектив камеры. Это ее первые кинопробы. Как и почему она согласилась выступить в качестве начинающей актрисы? Ведь она всегда мечтала стать художницей! Рассчитывала, что это даст ей возможность хоть немного времени проводить с матерью? Захотела сама отведать той жизни, которую избрала для себя Магда? Или, быть может, решила узнать, могут ли эмоции, испытываемые на съемочной площадке, быть для человека важнее, чем время, проведенное с собственными детьми?
Судьба наконец улыбнулась Магде. Ей предложили главную роль в фильме «Когда зацветает белая сирень». Режиссеру понадобилась юная актриса на роль ее дочери. Магда в разговоре с продюсером как бы вскользь упомянула Розмари. И все завертелось. В их семейном шале в Шёнау раздался телефонный звонок; они сели в поезд, приехали в Кельн, и вот девочка уже на съемочной площадке.
Сможет ли она достойно выдержать это испытание? Ведь у нее не было времени, чтобы как следует подготовиться.
Розмари начинает читать свой текст, и очень скоро игра подчиняет ее себе, завораживает. Теперь она знает, что это за ощущение, когда на несколько минут переносишься в чью-то чужую жизнь, – забывая о собственной и о своих тревогах, – чтобы испытать приключения, выпавшие на долю твоего персонажа, которым в реальности тебе никогда не стать. Теперь она понимает, что чувствует ее мать.
Несмотря на волнение юной актрисы, режиссер сумел оценить ее искренность, непосредственность и фотогеничность. Ее сразу утверждают на роль.
Итак, на съемочной площадке фильма «Когда зацветает белая сирень» изображение Розмари впервые появляется на кинопленке. Ее героиню зовут Эвхен Фостер, ей пятнадцать лет, у нее каштановые волосы и детское личико.
Когда приходится выбрать имя, под которым Розмари будет значиться в титрах, она решает воспользоваться девичьей фамилией матери. Теперь связь этой женщины с кино никогда не прервется. А для Розмари Альбах-Ретти начнется новая жизнь под новым именем: Роми Шнайдер.
1955 год
Берлин
Когда же, наконец, она сможет поступать по-своему? На этот вопрос Роми не получает ответа ни от матери, ни от отчима, Ганса Герберта Блатцхейма, бизнесмена и владельца сети ресторанов в ФРГ (она называет его «папочка»). Это Блатцхейм распоряжается деньгами, которые Роми зарабатывает с тех пор, как Эрнст Маришка вознес ее на вершину кинематографического Олимпа.
Маришка, режиссер, в послевоенное время сделавший несколько популярных экранизаций венских оперетт, а также дорогостоящий биографический фильм о королеве Виктории, сумел вдохнуть новую жизнь в миф об императрице Елизавете Австрийской, сняв в главной роли Роми Шнайдер. Платья с кринолинами, декорации из папье-маше, история империи, превращенная в романтическую историю любви: вот основные составляющие «Сисси», которые позволили Роми с помощью одного-единственного фильма завоевать славу и симпатии зрителей во всей Германии.
Фильм был задуман с размахом; Магда сумела воспользоваться случаем и добилась, чтобы ее тоже включили в кастинг – она сыграла роль матери Сисси. Итак, мать и дочь опять появились на экране вдвоем. Режиссер незамедлительно решает снова применить чудодейственную формулу, принесшую ему успех, и Роми получает предложение сняться еще в нескольких фильмах.
Неважно, хочет она этого или нет: на самом деле решения за нее принимает Магда. Так было с первым фильмом, так будет и с остальными.
Это распространяется на все: от гонораров (Магда добивается огромных выплат для своей дочери) до цвета платьев, в которых юная актриса предстанет перед камерами на очередном интервью. Мать также выбирает всех партнеров для Роми, и в частности, тех, с кем она имеет или не имеет право целоваться. Все это написано в контракте, черным по белому. А еще – что имя Магды Шнайдер будет фигурировать в заглавных титрах каждого фильма, в котором играет ее дочь.
Рецепт успеха действует безотказно. Публика валом валит в кинотеатры, и не только в Германии, но и во всей Европе. Родилась новая звезда.
Магда требует у продюсеров все большие и большие гонорары – теперь она может себе это позволить. А ее новый супруг размещает деньги в банке. И, как настоящий бизнесмен, тут же реинвестирует их в один из своих многочисленных ресторанов.
Раз или два Роми отважилась спросить, когда она сможет воспользоваться всеми этими деньгами. «Когда станешь совершеннолетней!» – отвечают ей. Каждый раз ее отчим переходит на властный тон (он это умеет), и дискуссия прекращается. Роми уже поняла, что не увидит этих денег: инвестиции ее отчима оказались убыточными. В восемнадцать лет она узнаёт, что на ее банковском счете нет ни гроша.
1957
Шёнау, Бавария
В семейном доме в Шёнау, куда они укрылись в этот трудный момент, атмосфера наэлектризованная. Отказавшись сниматься в четвертом фильме про Сисси, Роми убила курицу, которая несла золотые яйца. Но, с другой стороны, она проявила характер. Во-первых, смогла остановить адскую машину, запущенную ее матерью и отчимом, а во-вторых, перестала «чувствовать себя этакой венской сдобной булочкой, которую все хотят слопать».
После того как Роми в трех фильмах воплотила образ Елизаветы Австрийской, ей хватило мужества сказать: хватит.
В первом фильме она получила свою первую большую роль в кино; второй закрепил ее громадную популярность. И, хотя персонаж императрицы стал ей надоедать, не могло быть и речи о том, чтобы отказаться от третьего фильма – Магда бы этого не позволила.
А теперь Роми захотелось вздохнуть свободно, попробовать для себя что-то новое. И она твердо решила не уступать нажиму матери и отчима. Магда понимает, что из-за упорства дочери лишится последних ролей, какие ей могли предложить в Германии. Ее ярость и удивление не имеют предела.
Продюсеры, со своей стороны, тоже в бешенстве: как же Роми могла отказаться играть Сисси в последний раз, ведь она получила бы за это миллион марок наличными? Немецкая пресса беспощадно критикует юную актрису, соотечественники, которые вознесли ее на вершину славы, теперь отрекаются от нее. Кое-кто даже утверждает, что ей место в сумасшедшем доме.
У Роми остается один выход: бежать. Бежать в Париж, где режиссер, о котором она никогда раньше не слышала, – Пьер Гаспар-Юи, – предлагает ей главную роль в фильме «Кристина». По иронии судьбы, этот фильм – не что иное, как ремейк фильма Макса Офюльса «Игра в любовь», снятого в 1933 году, где главную роль играла ее мать. Магда вынуждена согласиться. Но ставит условие: она поедет в Париж вместе с дочерью.
Режиссер потратил немало денег, чтобы заполучить знаменитую «Сисси», и собирается устроить ей в Париже торжественную встречу. Он даже пошел на то, чтобы позволить Роми самой выбрать себе партнера. Продюсеры выслали Магде фотографии десятка молодых людей, которых они нашли в Париже и которые, по их мнению, подходили для роли героя фильма. Никто из них не являлся профессиональным актером. Впрочем, один, пожалуй, мог бы стать актером в будущем. Мать и дочь сидят за столом, перед ними кладут конверт с фотографиями, но Роми должна получить разрешение Магды, прежде чем заглянуть в него.
Вдвоем они перебирают снимки, напечатанные на глянцевой бумаге. Магда отбраковывает претендентов одного за другим, при этом практически не давая Роми высказать свое мнение. Вдруг взгляд девушки задерживается на одном из фото. Что привлекло ее внимание в этом юном незнакомце? Быть может, большие светлые глаза? Или костюм, раньше принадлежавший Жерару Филипу, который он надел на пробу?
Она скрещивает пальцы, чтобы мать не приняла в штыки ее выбор. И робко улыбается, когда Магда наконец дает согласие. Партнером Роми по съемочной площадке станет этот молодой человек. Его зовут Ален Делон.
15 февраля 1958 года
Аэропорт Орли
Фотографы добились разрешения подойти совсем близко к самолету, на борту которого находится самая яркая из европейских кинозвезд: они не хотят упустить ни одной подробности предстоящего зрелища. Как только трап опускается, все они вытягивают шеи и протягивают вперед камеры в надежде сделать самый лучший снимок. Тот, который попадет на первые полосы газет. Они стоят тут несколько часов, и никто уже не чувствует холода, пронизывающего до костей в этот субботний февральский день.
И вдруг открывается дверь самолета, и на пороге появляется она, сияя лучезарной улыбкой девушки, которой едва исполнилось двадцать. Когда она спускается по трапу, раздаются возгласы: «Сисси!» Роми Шнайдер делает вид, что не слышит. Все ее внимание сосредоточено на будущем партнере.
Ален Делон, стоящий у самого трапа, выглядит отнюдь не элегантно: слишком просторное, будто с чужого плеча, серое крапчатое пальто и съехавший набок полосатый галстук. Продюсеры снабдили его букетом роз, чтобы он мог достойно встретить ту, кого Уолт Дисней назвал «самой красивой девушкой на свете». Рядом с ним еще двое участников фильма, актеры Жан-Клод Бриали и Софи Гримальди: они придирчиво рассматривают юную знаменитость, которая, как им сказали, стоит четыре миллиона марок.
Итак, этот молодой человек, чья слишком аккуратная прическа контрастирует с бурным темпераментом, иногда прорывающимся в его жестах, и есть партнер, с которым через несколько дней ей предстоит целоваться. В детстве она закрывала глаза каждый раз, когда на экране показывали любовную сцену, а сейчас ей вдруг вспомнился ее первый настоящий поцелуй – с актером Клаусом Бидерштедтом, на съемках одного из ее первых фильмов, «Фейерверк».
В то время как Роми покорно позирует фотографам в золотистом сиянии своего манто из светлого меха, Магда старается занять место поближе к ней, чтобы попасть в кадр. Она не отходит от дочери, словно дуэнья, широкая улыбка обнажает прекрасно сохранившиеся зубы. Ее муж Ганс Герберт Блатцхейм молча стоит в ее тени.
В момент, когда Ален Делон вручает Роми громадный букет, явно мешающий ему, но вместе с тем придающий ему респектабельности, они едва успевают взглянуть друг на друга. Кто она, эта молодая актриса с манерами важной дамы, которая в своем юном возрасте успела сняться больше чем в десяти фильмах?
Она находит эту торжественную встречу «безвкусицей», а молодого человека малоинтересным. А он находит ее «тошнотворной». Только большая любовь сможет стереть из памяти такое огромное разочарование.
Несколько дней спустя Роми и Ален встретятся на съемочной площадке «Кристины». Им надо изображать на экране влюбленных, а вместо этого вся группа вынуждена смотреть, как они выясняют отношения. Они друг друга терпеть не могут – вернее (что еще хуже), стараются друг друга не замечать. Софи Гримальди и Жан-Клод Бриали не раз пытались помирить их, но все было бесполезно. Волшебная сила искусства, на которую рассчитывал режиссер, не приходит ему на помощь.
После взаимного отчуждения у Алена и Роми наступает период ссор. В перерывах между съемками актер развлекается тем, что доводит партнершу до бешенства, без конца повторяя ей на ухо единственную фразу, которую он знает по-немецки: «Ich liebe dich»[1 - Я люблю тебя (нем.).]. Ему нравится злить ее. Пусть у Роми, по мнению Алена, манеры важной дамы, но ее задорные веснушки не могут оставить равнодушным этого начинающего актера, который всему учился в школе жизни.
Легко и быстро Ален становится у актеров заводилой и по вечерам, когда съемки заканчиваются, дразнит партнершу, делая вид, что не замечает ее. Остальные понимающе улыбаются, и это вызывает у нее горькое ощущение, что она здесь чужая. В тех редких случаях, когда он предлагает Роми сесть в его машину, ей приходится довольствоваться местом на заднем сиденье. Место впереди, рядом с ним, он приберегает для одной балерины, которую надеется соблазнить. Такое впечатление, что он хочет вызвать ревность у Роми.
А Роми здесь очень одиноко. Ей никак не отделаться от надоевшего клише. Для всей Европы она – императрица. А для этих французских актеров, и в частности Алена Делона, – все еще наивная принцесса в кринолине. Сисси! Она уже не может слышать это имя. Ведь она приехала сюда, во Францию, именно для того, чтобы ее перестали отождествлять с ее экранной героиней. И она не позволит какому-то невоспитанному парню принижать ее, внушать всем, что она – актриса одной роли.
1958
Международный кинофестиваль, Брюссель
Но однажды все изменится. Это произойдет после предпремьерного показа фильма с участием Роми, во время вечернего приема, устроенного в одном из ресторанов, которыми управляет ее отчим. Хоть она терпеть не может и его самого, и все, что с ним связано, на этом приеме она чувствует себя спокойной и раскованной.
Может быть, дело в шампанском, которое она выпила по случаю радостного события? Когда Ален подходит к ней, чтобы пригласить на танец, она несколько секунд медлит, прежде чем согласиться. В мгновение, когда он берет ее за руку, все вокруг них вдруг заволакивает туманом. И колышущиеся огни люстр, и белоснежные скатерти на столах. Она видит только голубые глаза своего кавалера, его улыбку и руки, которые ее обнимают. Она закрывает глаза, ей хочется, чтобы этот миг длился вечно.
Но осуждающий взгляд матери пробуждает Роми от сладкого забытья. Магде совсем не нужно, чтобы у ее дочери начался роман, тем более с молодым человеком, которого она считает «плебеем». И Роми возвращается за стол, где сидит немецкая съемочная группа. Но спустя несколько секунд просит разрешения перейти за стол французов. Магда отвечает категорическим отказом. А муж, как эхо, повторяет ее ответ.
И все же, когда Ален в очередной раз знаком приглашает Роми присоединиться к ним, она встает, смело глядя в глаза матери, словно принимая брошенный ей вызов. Приподнимает свое длинное платье, чтобы не споткнуться, с ослепительной улыбкой проходит по залу ресторана, чувствуя, что переступает черту, и садится рядом с тем, кто с этого дня станет главной любовью ее жизни.
1958 год
Аэропорт Орли
Роми спускается по трапу. Она опять прилетела в Орли, но теперь это она будет ждать Алена, расхаживать взад-вперед, чувствуя гулкие удары сердца. Заключительный этап съемок «Кристины» превратился для них в медовый месяц – к великой радости режиссера. Последние эпизоды снимали в Вене. Вместо прежней неприязни между Роми и Аленом возникло взаимопонимание, помогающее молодой актрисе с каждым днем на шаг отдаляться от тесной клетки, которую соорудила для нее мать.
Магда видит, что дочь ускользает из-под ее влияния. А Роми наслаждается новым для нее ощущением свободы, несмотря на то, что ни слова не говорит по-французски, а Ален может произнести по-немецки лишь несколько фраз. Но ничто не может помешать ей мечтать. Она дорожит каждой минутой, которую может провести рядом с ним. Каждое утро у нее замирает сердце, когда она присоединяется к нему на съемочной площадке; а как только объявляют перерыв, они уходят вдвоем. Она начинает представлять себе свою будущую жизнь с Аленом. Почему бы им не обосноваться во Франции? Германия сейчас кажется такой далекой. Для счастья ей было бы достаточно и трущобы, думает она.
Но работа над фильмом близится к концу, пора возвращаться к действительности. Последние сцены отсняты, и ей осталось провести совсем немного времени с молодым человеком, в которого она влюблена. Она вспоминает их поцелуй в венском аэропорту. Нет, не один, а тысячу поцелуев. Удаляющийся самолет. Лицо Алена за иллюминатором. Как она потом вернулась в отель вместе с матерью. И как она вдруг испугалась, что никогда больше его не увидит. Что его жизнь пройдет без нее.
Когда она возвращается в отель «Захер», портье передает оставленный для нее конверт с запиской. Она мгновенно пробегает строчки, написанные мужским почерком, слова любви, под которыми стоит его подпись. Признание, на которое она уже не надеялась. И ее охватывает неудержимое желание быть с ним несмотря ни на что, вопреки всему. Пойти за ним куда угодно, прямо сейчас. Лишь бы он дождался ее. Лишь бы ей удалось ускользнуть незаметно.
