Отец учил меня держаться в седле с восьми лет, и я полюбила ездить верхом. Каким удовольствием было, став одним целым с лошадью, мчаться наперегонки с ветром, уворачиваясь от метящих в лицо ветвей, и кричать от восторга и скорости. Но, увы, теперь мне разрешалось кататься только в карете или открытой коляске. Такие меры предосторожности предпринял мой отец, дабы я, колеся без присмотра в Самыйсоксе и окрестностях, не сломала себе шею. «Дядюшка» Кевинс тщательно следил за их выполнением.
Что ж, если завтра у меня не получится прокатиться верхом, полюбуюсь на прекрасных животных, покормлю их яблоками и морковкой, и вообще прекрасно проведу день!
Свита удалилась, я тоже вскочила с радостью, намереваясь сбежать «в поля», однако Его Светлость пригласил нас с Амандой и ее отцом на обед. Услышав об этом, я подумала, что герцог, возможно, помнит о желании моей подруги выйти замуж за его сына, и, по всей видимости, считает ее неплохой партией для него, раз не препятствует встречам.
Предвкушая возможность оказаться за одним столом с Онтарио, в узком кругу, Аманда щебетала, как птичка. Ее смех звенел таким чистым колокольчиком, что не улыбнуться в ответ было невозможно. Я в очередной раз подумала, что она способна сделать счастливым любого мужчину, если сама этого захочет.
Видимо, памятуя о нашем вчерашнем разговоре, младший Ананакс сегодня был более любезен с Амандой, чем все предыдущее время. Иногда он бросал на нее испытующие взгляды, смысла которых я, как ни старалась, понять не могла. То ли он сравнивал подругу из детства с этой невероятно привлекательной молодой особой, то ли мои слова напомнили ему о чем-то, о чем он действительно забыл на чужбине. Как бы то ни было, обед прошел легко и непринужденно – я молчала и улыбалась, остальные болтали без умолку.
– Папенька, можно мы погуляем с Ее Высочеством? – спросила Аманда, когда мы покинули дом Его Светлости.
– Ну, если Ее Высочество будет не против, – улыбнулся граф Барбио Кивис.
Высокий, с веселыми ореховыми глазами и ухоженными щегольскими усами, он мне нравился. Во всяком случае, ясно было, в кого у Аманды такой заливистый смех.
– Я не против, – милостиво улыбнулась я. – Прогуляемся в саду, моя дорогая?
Аманда скромно опустила ресницы и присела в реверансе.
– Конечно, Ваше Высочество!
Граф фыркнул и, поклонившись мне, отправился прочь. А мы рассмеялись, как девчонки, сбежавшие со скучного урока по геральдике.
– Онтарио был так мил за обедом, что я немного растерялась, – возбужденно говорила Аманда. – Он, несомненно, изменился за эти годы, но я надеюсь, общаясь со мной, он вспомнит все наши шутки.
Внезапно она погрустнела.
– Завтра я должна поразить Онтарио в самое сердце! – пробормотала она. – Мне так не хватает его – прежнего.
– Все будет хорошо, вот увидишь, – поспешила уверить я, со стыдом вспоминая жесткие и горячие губы младшего Ананакса. – Ты уже придумала, что надеть?
– Ох, – всплеснула руками Аманда, – надо же срочно подобрать платье!
Не успела я моргнуть глазом, как красотка унеслась прочь, едва не споткнувшись в очередном реверансе. Провожая ее взглядом, я прикидывала, не пора ли открыть один из не распечатанных сундуков с платьями, привезенными из столицы? И решила, что пора. Предвкушая, как Бабайка будет радоваться этому событию, я тоже отправилась домой.
Тетушка относилась к моим платьям, как к священным реликвиям давно исчезнувшей цивилизации. Ее восхищал подбор тканей, вышивка, россыпь драгоценностей на лифе и рукавах. Для провинциального вкуса, воспитанного на простых материях, однотонных цветах, растительных орнаментах и минимуме отделки, столичные наряды казались одновременно роскошными и возмутительными, восхитительными и безвкусными.
До вечера я провалялась с коробкой конфет на кровати, пока тетушка, смешно причитая от восхищения, раскладывала в моей спальне платья из нового сундука. Ни одно из них меня не вдохновило. Они были сшиты для столицы. Столицы с ее изысканными скверами, полными праздно гуляющих кавалеров и дам, столицы с маленькими кафешками прямо на улицах, чопорные официантки в которых держались с королевским достоинством, а крепчайший кофе в облаках из нежных сливок славился особым терпким вкусом…
Размечтавшись о чашечке кофе, я едва успела заметить, как тетушка торопливо сунула обратно в сундук что-то мышасто-серое.
– Стойте! – воскликнула я и, отбросив коробку, соскочила с кровати. – Достаньте обратно!
– Но… но Ваше Высочество, моя дорогая… – залепетала тетя Селеста, – это вообще не платье!
– Вот именно! – прищурилась я, и так резко наклонилась над сундуком, что едва в него не кувыркнулась.
На свет был извлечен… костюм для верховой езды. Должно быть, его положили на всякий случай на самое дно, надеясь, что случай этот так и не наступит.
Узкие черные брюки, приталенный жакет из серого бархата, шитый золотой нитью и с золотыми пуговицами, такая же юбка по колено и шляпка-таблетка с золотой кисточкой.
Разглядев длину юбки, Бабайка застонала.
– В чем дело, тетушка? – невинно осведомилась я, примеряя костюм у зеркала. – У меня слишком кривые ноги? Или слишком костлявая жо… э-э-э, основание?
– У вас все прекрасно, моя дорогая, и ноги, и, э-э-э, основание! – возмутилась Селеста. – Но эта вызывающая длина юбки!.. Неужели так одеваются в столице?
– О-о-о, – я закатила глаза, – в столице еще и не так одеваются! Виконтесса Сливс однажды явилась на бал в платье без плеч и с таким, знаете, декольте-декольте… Платье просто чудом на ней держалось…
– Какой ужас! – искренне воскликнула тетушка. – И ей никто не сделал замечание?
– Не успели, – мило улыбнулась я, – потому что я незаметно наступила на подол ее платья, когда стояла рядом, а потом отправила ее за мороженым. Она сделала шаг и…
– …И? – с замиранием сердца выдохнула Бабайка.
– И платье спало, – хмыкнула я. – После этого замечания в ее адрес делались уже по другим поводам.
– Ох, Ваше Высочество, – пробормотала тетя и поспешила ретироваться, поняв, что от выбранного костюма я не откажусь.
Засыпая, я решила завтра проехаться верхом, несмотря на запрет отца. В конце концов, какая свобода без галопа?
* * *
Конкурс на лучшего скакуна проходил на главной городской площади. В честь этого события за одну ночь убрали все рыночные прилавки, подмели мусор и установили вдоль стен домов, выходящих на площадь, длинные скамьи для зрителей. Впрочем, уже утром скамьи пришлось убрать, потому что на конкурс явилось все население Самыйсокса и окрестных деревень.
Череда «скакунов» с хозяевами тянулась едва ли не от городских ворот. Начиная с десяти утра, один за другим, владельцы выводили коней на площадь, проводили их шагом, затем, сев в седло – рысью и галопом. Лошади, понравившиеся Его Светлости и вызвавшие наибольший восторг у толпы, ждали второго раунда в тени одной из улочек. Неудачливые участники отправлялись восвояси.
Его Светлость вместе со мной, сыном и ближайшей свитой устроился на деревянном помосте, спешно сработанном за ночь. Окружающие помост разодетые придворные пытались скрыться от яркого солнца под кружевными зонтиками. Аманда в восхитительном алом платье притягивала взгляды присутствующих не хуже конкурсных скакунов. Рядом с ней я действительно казалась, правда, не вороной, а невзрачным серым воробушком. Впрочем, мне было глубоко наплевать – я наслаждалась атмосферой мероприятия: запахом конского пота и навоза, видом горожан, надевших ради такого случая свои лучшие наряды, возбуждением толпы, топотом, вскриками и детским визгом.
Лошадей выставляли в основном крепеньких и невысоких, этаких деревенских коньков-горбунков. В череде уже прошедших по площади было несколько неплохих животных, но бесспорным лидером оставался серый в яблоках жеребец по имени Буран из конюшни герцога. С гордостью поглядывая на него, Его Светлость развлекал меня разговором:
– Как вам вон та лошадка, Ваше Высочество?
– Которая?
– Стоит через одного в очереди, серая. Цвет просто один в один под ваш костюм!
Лошадка была молода и с характером. Я видела это по ее раздувающимся ноздрям и тому, как она косила глазом на толпу. Хотела сообщить герцогу, что с ней придется много заниматься, но Онтарио влез вперед меня.
– Симпатичная коняшка, отец, которая только начала выезжать. Чтобы сделать из нее воспитанную лошадь, ее надо учить и учить.
Я едва сдержалась, чтобы не захохотать в голос, так мне понравилось выражение «воспитанная лошадь», но вовремя вспомнила, что не должна вести себя неприлично (а хохотать для особы королевской крови крайне неприлично), и не стоит выказывать молодому человеку признаки симпатии.
– Сын мой, – удивился герцог, – с каких это пор ты стал разбираться в лошадях лучше, чем в бабочках?
– Отец, я же очень начитан, – с достоинством ответил Онтарио, но я прекрасно видела бесенят, притаившихся в глубине его зрачков, – в книгах мы можем подчерпнуть любые знания!
– А вы разбираетесь в ондатрах, юноша? – серьезно заинтересовалась я. – Это, знаете, такие белые, длинноногие, с большими ушами.
– Как?! – изумился Его Светлость.
– Конечно, Ваше Высочество, – с достоинством кивнул Онтарио, – ондатры принадлежат к классу пернатых, покрыты мелким пухом, а их ноги оканчиваются копытцами. В период половозрелости у самцов вырастают крылья, и они подолгу парят над лесами, высматривая подходящую партию.
– Что-о??? – опешил герцог.
Мне стоило все большего труда сдерживать смех. Разговор начал доставлять удовольствие, ведь Онтарио, подыгрывая мне, импровизировал виртуозно.
– Вам доводилось охотиться на них? – с самым сосредоточенным видом продолжала спрашивать я.
– Они чрезвычайно редки в наших местах, а в Неверии вообще не водятся. Во всяком случае, я ни разу не слышал там об этих зверьках.
– Какая жалость, – пробормотала я. – А я так мечтала увидеть ондатру, парящую в поисках любви!
– Похоже, я совсем ничего не знаю об ондатрах, – растерянно произнес герцог, – наверное, сын мой, ты прав – нужно почитать книги!
– Иногда это полезно, – хмыкнул тот, и я кивнула, соглашаясь.
Порыв ветра принес новую волну аромата роз и едва не сдул мою шапочку. Я придержала ее, а когда посмотрела на площадь, буквально онемела. Вороной жеребец, ведомый под уздцы могутным бородатым дядькой, был великолепен! Под его блестящей шкурой перекатывались мощные мышцы, посадка головы была изумительна, по начищенным копытам пробегали всполохи солнечного света… А грива! Бог мой, она струилась агатовым водопадом, рекой из черных бриллиантов, обсидиановым штормом! Конь знал о том, что красив, но был норовист – я видела это по тому, как он вскидывает голову, как косится на провожатого, как переставляет ноги.
– О мой бог! – прошептал Онтарио Ананакс, который тоже с восхищением уставился на жеребца. – Какой экземпляр!
Его отец с сожалением бросил взгляд в сторону своего выдвиженца.
Народ на площади затих. Всем как-то сразу стало ясно, что конкурс можно считать завершенным.
– Кто его хозяин? – спросил Его Светлость у секретаря.
Тот заглянул в список.
– Борок Симмонс, егерь Дальнего леса.
Герцог бросил взгляд на сына.
– Что скажешь? Такой зверь понравится Его Высочеству?
– Мне бы он понравился! – воскликнула я, не отводя глаз от жеребца. – Ей-богу, я перекупила бы эту лошадь у хозяина, если бы не угроза международного конфликта.
– Раз он понравился принцессе – понравится и принцу, – улыбнулся Онтарио. – Отец, я думаю, других претендентов и смотреть не стоит.
Ананакс снова расстроенно покосился на серого в яблоках и грустно произнес:
– Я тоже так думаю… Давайте-ка взглянем на него вблизи!
Встав, он принялся спускаться с помоста. Свита взволнованно потянулась следом.
– Ваше Высочество желает посмотреть? – вкрадчиво прошептал мне на ухо Онтарио, вызвав шествие мурашек по спине. – Прямо сейчас.
– О да! – я вскочила.
В моей крови азарт пузырился, словно в холодном шампанском.
– Онтарио, дорогой, вы не поможете мне? – вдруг раздался голос Аманды.
Она остановилась рядом с нами и призывно улыбалась, глядя на младшего Ананакса. Похоже, подруга решила поторопить события.
В его взгляде промелькнула растерянность. И в эту долю секунды я ощутила самый настоящий гнев. Я никогда не призналась бы себе, но мне хотелось опереться на крепкую руку Онтарио, чтобы пойти смотреть на самую восхитительную коняшку в своей жизни.
Дьявол! Нам, принцессам, нельзя поддаваться чувствам на людях!
– Идите, юноша, – высокомерно сказала я, – у меня будет возможность полюбоваться этим красавцем позже.
Онтарио посмотрел на меня, и я с удивлением разглядела ярость в его глазах. Как?! Он еще смеет злиться на меня?
Он подал Аманде руку, и дева расцвела. А я поймала себя на мысли, что с удовольствием убила бы их обоих ножкой от своего стула.
Они спустились с помоста и тоже подошли к вороному. Я же осталась сидеть, кусая губы от разочарования и наблюдая, как герцог разговаривает с хозяином лошади.
Коню повышенное внимание не нравилось. Он всхрапывал, вскидывал голову и нервно раздувал ноздри, видимо, впервые видел такое количество народа вокруг себя. Егерь удерживал его с трудом, но отвлекался, поскольку не мог не отвечать Ананаксу, который требовательно спрашивал его о чем-то. Наконец, жеребец не выдержал – заржал, картинно взмахнул гривой и поднялся на дыбы, молотя по воздуху огромными копытами. Дамы завизжали, еще больше напугав его. Свита рассыпалась по площади, словно монпансье из коробки по столу. Обезумевший от страха зверь принялся брыкаться и мотать головой, как вдруг чья-та крепкая рука схватила его поводья. А затем… Онтарио Ананакс оказался на конской спине без седла, сжимая коленями крутые бока.
Зрители ахнули.
Вороной прыгал и всячески пытался сбросить всадника, однако тот сидел, словно они были одним существом. Спустя какое-то время конь стал уставать, а затем и вовсе остановился, свесив голову. Онтарио наклонился к нему и что-то прошептал, похлопал его по шее, тронул поводья и… жеребец пошел шагом вкруг площади. Бледный, как смерть, егерь подбежал к ним. Онтарио спрыгнул с лошади и кинул ему поводья.
Аманда была первой, кто бросился к нему, чтобы поздравить. Не стесняясь присутствующих, она повисла у него на шее и подарила горячий поцелуй. Думаю, после произошедшего подругу не осудил бы даже ее отец.
Держась за сердце, герцог поднялся на помост и объявил конкурс завершенным. Подарок принцу Неверии был выбран. Норовистый такой подарок.
– Этот негодяй точно понравится Его Высочеству Стичу, – услышала я голос Онтарио, вместе с Амандой остановившегося у помоста. – Принц любит погорячее!
Я закусила губы, но тут Его Светлость подал мне руку, чтобы помочь спуститься. Пока я шла, глядя под ноги, лишь бы не смотреть на мило воркующих Аманду и Онтарио, герцог громко приглашал всех на обед в его замок, дабы отпраздновать удачное завершение конкурса.
– Я прошу прощения, – спустившись с последней ступеньки, сказала я ему, – но вынуждена вас покинуть. Что-то нехорошо себя чувствую!
Ананакс, рассыпаясь в любезностях, проводил меня до кареты, которая ожидала вместе с другими экипажами на соседней улице, и пожелал «побыстрее прийти в себя и вновь радовать общество Самыйсокса своим присутствием».
Я вернулась домой в дурном расположении духа. Очень обрадовалась, когда не застала тетушку, и только потом вспомнила, что она осталась на площади в толпе зевак. Понадеявшись на то, что герцог пригласит на обед и ее, приказала принести в мои покои вишневого пирога с молоком и закрылась на ключ, сообщив всем, что у меня болит голова и я ложусь спать.
«И не сметь меня беспокоить!»
Надо признаться, пирог несколько поднял мне настроение. Поразмыслив, я действительно легла спать и продрыхла до ужина. Мне снился Онтарио в объятиях Аманды. Во сне подруга почему-то предстала в образе русалки, а у молодого человека были резкие черты лица, темные глаза и черные волосы. Надо признаться, новое лицо шло ему куда больше нынешнего!
Я проснулась, будучи уверенной, что голубки окончательно воссоединились и сейчас целуются где-нибудь в уголке герцогского сада, и решительно выкинула Онтарио Ананакса из мыслей. Следовало подумать о другой напасти, грозившей свалиться мне на голову, а именно, о Его Высочестве Стиче Неверийском.
В задумчивости я спустилась в библиотеку и только потащила с полки первый том энциклопедии «Неверия, как она есть», как в помещение ворвалась взволнованная тетя.
– Ваше Высочество, как вы себя чувствуете? – запричитала она и даже сделала попытку потрогать ладонью мой лоб. – Что с вами? Мы все так за вас волновались!
