Палата №…
Наталья Нестерова
Между нами, девочками. Истории Натальи Нестеровой
Давно известно, что в трудные минуты жизни люди тянутся к добрым книгам, чтобы отвлечься от тягостных мыслей или получить разумный совет. Рассказы Натальи Нестеровой лечат не только душу, но и тело! Герои историй – это наши соседи, сослуживцы, родственники, врачи, дети и школьные друзья – путешествуют с вами по страницам этой книги, полной юмора, душевности и тёплых человеческих отношений. Благодаря таким историям мы учимся лучше понимать друг друга. Оторваться от этих рассказов очень трудно. Так хочется узнать, что будет дальше…
Наталья Нестерова
Палата №…
Сборник
Любое совпадение является случайным, претензии автором не принимаются.
Лор-гинеколог
Дело происходило в Мексике, где мы с мужем находились в длительной командировке. Время действия – конец восьмидесятых, мне было тридцать три года.
Гуляю в парке с двумя мексиканскими подругами. Лаура как бы между прочим сообщает:
– Сдала анализ Папа-николау, все в порядке, отрицательный.
– Какому папе ты сдаешь анализы? – удивилась я и подумала, что плохо знаю испанский сленг.
Лаура и вторая подруга, Анна-Мария, переглянулись, а потом уставились на меня.
– Наталья, ты хочешь сказать, что никогда не делала Папа-николау?
– Делала? – переспросила я. – Николау? Это Дед Мороз, что ли? Девочки, на дворе июнь месяц. Кстати, в нашем фольклоре Деда Мороза сопровождает внучка, симпатичная девушка в красивом костюме…
Я рассказывала про Снегурочку, но лица моих подруг становились все более хмурыми и тревожными.
– Наталья! – строго сказала Анна-Мария. – Папа-николау – это анализ на рак.
– Может, – с надеждой спросила Лаура, – у ваших гинекологов он по-другому называется?
Родив двоих детей, отечественных гинекологов я, естественно, стороной обойти не могла. И о подобных анализах от них не слышала. Отрицательно помотала головой и робко спросила:
– Рак чего вы имеете в виду?
– Женский! – последовал обобщающий ответ.
Далее мне поведали про двоюродную сестру Лауры, тетушку со стороны первого мужа Анны-Марии, а также еще о десятке женщин, которые благодаря Папа-николау были прооперированы на начальном этапе, остались живы и теперь процветают.
– Все женщины сдают этот анализ! – утверждала Лаура.
– До тридцати лет раз в год, после сорока два раза в год, – уточнила Анна-Мария. – Пожилым после пятидесяти рекомендуют даже чаще.
– Это больно? – пробормотала я.
– Обычный мазок, – успокоили меня подруги.
Благодушное настроение напрочь пропало. Я чувствовала внутри живота противное покалывание, почёсывание – словом, подозрительные симптомы.
– Мы тебя запишем к доктору Пересу, – постановила Лаура. – Это очень-очень внимательный врач.
На «очень-очень внимательный» я тогда не обратила внимания. Решила, что это высокая характеристика профессионализма. Мне хотелось побыстрее сдать судьбоносный анализ-мазок со смешным новогодним названием, удостовериться в отсутствии страшного диагноза и жить как прежде.
В назначенный день я приехала в клинику. Сестричка провела меня в маленькую комнатку, велела полностью раздеться и выдала одноразовый бумажный халатик. В туфлях на каблуках и в этом халатике я вошла в кабинет доктора Переса. И замерла на пороге.
Это был кабинет! Не медицинский, а натуральный! С плюшевыми диванами и креслами, с книжными стеллажами, картинами на стенах, торшерами в виде статуй и деревцами в кадках. В одном углу, правда, покоилось гинекологическое кресло, кокетливо прикрытое японской ширмой.
Первой моей мыслью было – каково здесь пыль убирать! Я привыкла к отечественным, пусть убогим, но поддающимся стерильной обработке медицинским помещениям, а тут попала в любовно обставленное гнездышко кабинетного ученого.
Доктор Перес поднялся из-за стола, шагнул мне навстречу. О его внешности, возрасте и особых приметах я ничего сказать не могу. Не потому, что это было давно или я страдаю плохим зрением. Как и большинство женщин, врачу-мужчине я отказываю в половых признаках. Он врач, и точка. Специалист пола не имеет, только профессиональные знания. Ведь если посмотреть на общение пациентки-женщины с врачом-мужчиной с точки зрения обычных межличностных отношений, то получится форменный кошмар. Она приходит и быстренько раздевается, он остается одетым. Она покорно терпит, когда он шарит по ее телу, прощупывает и простукивает. Потом она одевается и уходит до следующего визита. Какая женщина позволит так с собой обращаться? Это даже не дискриминация и не извращение! Это видение из ночного кошмара!
Итак, из внешности доктора Переса я помню только то, что, когда он тряс мою руку, здороваясь, его макушка приходилась на уровне моего носа.
– Прошу! – указал доктор на кресло. – Присаживайтесь, сеньора Наталья.
Он вернулся за свой громадный стол, приобретенный не иначе как на распродаже имущества какого-нибудь старинного замка. А я замешкалась перед креслом.
Мексиканки в большинстве невысокого роста, и выдаваемые халатики придутся им аккурат до колена. Но на мне халатик был не длиннее мини-юбки. Иначе говоря, приземлиться на бархатную поверхность кресла я могла исключительно голой попой. Что мне не нравилось.
– С вашего позволения! – сказала я привычную фразу.
Вежливые мексиканцы «с вашего позволения» говорят триста двадцать пять раз на день. Когда выходят из лифта раньше других (незнакомых!) пассажиров, когда протискиваются в толпе, когда отвечают при тебе на телефонный звонок, когда достают носовой платок, когда снимают прилепившуюся на твое плечо ниточку и так далее до бесконечности.
– С вашего позволения! – сказала я, сняла халатик, постелила его на кресло и уселась.
Так мы и беседовали: я голая, но в туфлях, доктор за своим викторианским столом. Он задавал вопросы, я отвечала. Вопросов было не десятки, сотни! Сначала мы прошлись по моей женской физиологической судьбе, потом по заболеваниям моей мамы, когда дошли до половой жизни моей бабушки, я сказала:
– Доктор! Бабушка умерла до моего рождения, ее половая жизнь была крайне нерегулярной.
– Вы знаете это из семейных преданий?
– Из учебника истории. С начала века в России сплошь войны, революции, репрессии, какая уж тут регулярность, когда мужики то на фронте, то в тюрьме.
– Очень интересное наблюдение! – похвалил доктор. – А вы знаете, что в Мексике революция началась в тысяча девятьсот десятом, а закончилась в семнадцатом?
– Знаю. У нас в семнадцатом только закрутилось по-настоящему. Доктор, я начинаю мёрзнуть!
– Ох, простите, сеньора! – подхватился он. Выбежал из кабинета, принес новый халатик, который я накинула.
Вопросы не закончились, но куда клонит доктор, поначалу я не поняла. Он пространно говорил о каких-то современных теориях происхождения женских заболеваний и путях распространения. Наконец до меня стало доходить, и я уточнила:
– Вы имеете в виду мужчин? Они… как бы это деликатнее выразиться… погружаясь в… в…
– В вагины разных женщин, – пришел на помощь доктор.
– Тем самым переносят микроскопическую инфекцию?
– Совершенно верно! Наталья! Вы очень умная женщина! Поговорим о вашем муже.
– Не поговорим! Единственное, что я могу вам сообщить, – это то, что я у него жена от первого брака. Доктор! Если мы с вами поставим моего мужа к стенке и наведем на него пистолет, он всё равно ни в чем не признается. Мы можем отстреливать у него по очереди руки и ноги, он будет молчать как партизан. Контрольный выстрел в голову тоже ничего не даст, он унесет тайну в могилу. Доктор, зачем мне убивать или калечить мужа, которого я люблю?
– Ха-ха-ха! – рассмеялся врач. – Все русские женщины такие остроумные?
– Все, – кивнула я. – У нас такая жизнь, что обхохочешься.
– Ну, приступим к обследованию! – поднялся врач.
«Наконец-то», – подумала я и незаметно посмотрела на часы. Тридцать минут! Мы полчаса ерундой занимались!
Расслабилась я рано. Доктор подошел ко мне с маленьким металлическим подносиком, увидев содержимое которого я обомлела. На подносике лежали инструменты лор-врача: лопаточка, чтобы в рот заглядывать, и похожие на ножницы щипчики с цилиндриками на концах – их в нос и в уши пациентам толкают. Доктор Перес привычным жестом натянул на лоб широкую резинку с круглым зеркалом.
Не перепутала ли я кабинет и специалиста? Нет! Вряд ли «ухо-горло-нос» будет раздевать меня догола и интересоваться климаксом моей мамы. Лаура! Ее слова про «очень внимательного доктора»! Внимательнее не бывает! Ишь, с какой тщательностью в моем носу высматривает!
Конечно, меня подмывало съязвить на тему, как далеко шагнула мексиканская гинекология, до ушей, можно сказать, добралась. И какая связь, интересно, между ушами и детородными органами? Но я держала язык за зубами. Еще, чего доброго, уроню в глазах иностранного специалиста российских врачей, которые мало того что анализы Папа-николау не берут, обходят вниманием наши носы и уши, но даже не интересуются моральным обликом партнеров своих пациенток.
Удостоверившись, что по части «уха-горла-носа» у меня отклонений не имеется, доктор Перес предложил мне лечь на кушетку за ширмой. Спросил, удобно ли я устроилась. «Всё отлично», – заверила я.
И тут случилось такое! Кульминационный момент врачебного приема!
Доктор Перес подошел к выключателю и погасил свет! Кромешная темнота!
Я, кажется, присвистнула от удивления или возмущения. Вот скажите мне! Что может делать врач в темной комнате с горизонтально лежащей практически голой пациенткой? Даже если этот врач гинеколог и лор в одном лице?
Подсказываю: процедура не болезненная и не страшная. Ничего крамольного. Всё равно не догадываетесь?
С помощью маленького фонарика он осмотрел мои глаза! Проверил состояние глазного дна!
Когда доктор включил свет, я смирилась с судьбой. Пришла сдать мазок, получаю полную диспансеризацию. За те же деньги, между прочим. Сплошная выгода!
Стоит ли говорить, что доктор не оставил без внимания мои сердце и легкие, отбил дробь на спине и сообщил, что моя печень находится в положенном месте и не выступает за край рёберной дуги.
Прошел почти час с начала приема, когда мы наконец добрались до цели визита. И дернула меня нелегкая поддержать разговор о русской и латиноамериканской литературе! Я высказала несколько замечаний о влиянии Достоевского на Кортасара и Маркеса, чей творческий метод вошел в литературоведение под названием магического реализма.
Доктор Перес любил читать! Он живо развил тему, напомнил мне о Хуане Рульфо и его единственном романе – предтече магического реализма…
Картина! Я лежу на гинекологическом кресле, которое точнее было бы назвать пыточным станком, ноги задраны вверх. Доктор сидит напротив на стульчике, голова аккурат между моих коленей. Жестикулирует кошмарными инструментами и бубнит сквозь маску: ах, Маркес… о, Кортасар… в последнем эссе Октавио Паса… А делом не занимается!
Мне же, мягко говоря, не до Маркеса и не до нобелевского лауреата Октавио Паса. Поднимаю голову и, теряя терпение, сообщаю:
– Доктор! У меня богатая фантазия, но разговаривать в подобной позе о литературе мне не нравится!
– Почему? – совершенно искренне удивляется он.
Поскольку избежать физиологического натурализма, описывая гинекологическое обследование, невозможно, эту часть визита я пропущу. Мазок был взят. Но точку в истории ставить рано.
От доктора Переса я уходила, пошатываясь от усталости. Чувствовала себя призывником, которого на медкомиссии в военкомате за пару часов признали годным к обороне родины. Сравнение неточное: говорят, в военкомате ребят выстраивают в ряды, и по шеренгам быстренько бегают врачи разных профилей, один в горло заглянет, другой стетоскоп к груди приложит, третий по коленке молоточком стукнет. У меня было наоборот – я в единственном числе, а доктор многолик.
На прощание доктор Перес сказал:
– Через пять дней позвоните. Если анализ отрицательный, сестра вам скажет. А если у нас возникнут какие-либо сомнения, ни в коем случае не расстраивайтесь! Ни в коем! Мы повторим анализ, и вообще не надо волноваться и…
И еще некоторое время он внушал мне оптимизм, чем вызвал большую настороженность. В назначенный день звоню.
– Ах, это вы, сеньора Наталья, очень приятно! – здоровается сестра. – С вами доктор хотел поговорить лично. Он сейчас на операции, будет через три часа. Освободится и обязательно сам вам позвонит.
Я положила трубку на рычаг дрожащей рукой. Сам позвонит! Что бы это значило? Только одно! У меня страшная болезнь, рак!
