– Благодарю вас.
Я встал:
– А теперь мне пора идти. Если он сейчас вернется и застанет вас изливающей мне свои печали, то не на шутку рассердится. – Я положил ладони на ее руки. – Но если вам станет совсем невмоготу или захочется с кем-нибудь поговорить, отправьте мне записку, и я буду тут как тут.
– Вы так добры, сэр! Иногда я часами сижу, как бесчувственное бревно, и таращусь на эти пятна плесени, не ощущая в себе сил, не понимая, что со мной происходит. Я снова и снова отчищаю плесень, а она возвращается опять. – Женщина вздохнула. – Это не старые добрые времена, когда я прислуживала бедной королеве Кэтрин Говард. О, я была всего лишь ничтожнейшей из служанок, но там всегда было что-нибудь интересное.
– И опасное, как показало время, – с улыбкой вставил я.
– Верно.
Тамазин помолчала.
– Говорят, скоро будет новая королева. Вдова Кэтрин, леди Латимер. Она станет шестой. С ума сойти можно!
– Действительно странно.
Тамазин удивленно покачала головой:
– Ну был у нас еще когда-нибудь такой король?
Я оставил ее.
Спускаясь по темной, скрипучей лестнице, я вспоминал чудесный весенний день, когда поженились Барак и Тамазин. Я тогда, признаюсь, невольно завидовал их счастью. Холостяку несложно поверить в то, что все браки счастливы и благословенны. Именно это я наблюдал на примере Роджера и Дороти. Но сегодня я видел изнанку брака, те грустные вещи, которые скрывались за его внешней, вполне, казалось бы, благополучной стороной. Я был прав, предположив, что в семье моего помощника не все ладно, но и подумать не мог, что дело обстоит так скверно.
– Чертов Барак! – выругался я, выйдя на улицу и едва не столкнувшись с джентльменом, входившим в дом, возможно, чтобы навестить одну из здешних шлюх.
Большую часть Страстной пятницы и пасхальной субботы я провел дома, работая над документами. На Пасху я не пошел в церковь. Погода оставалась не по сезону холодной, к тому же снова повалил снег. Я находился в состоянии беспокойства. В воскресенье даже достал карандаши и альбом для рисования. В последний год я вернулся к своему старому хобби, рисованию, но в тот день из-под моего карандаша не выходило ничего путного. Я смотрел на пустой лист бумаги, но в воображении мелькали лишь какие-то расплывчатые круги и темные линии. Человек, находящийся в здравом уме, вряд ли мог бы составить из них хоть какое-то изображение.
Я улегся в постель, но уснуть не мог. В голове носились мысли о том, как в разговоре с Бараком так подойти к теме о переживаниях Тамазин, чтобы не усугубить положение дел. Незаметно я задремал, и мне приснился несчастный безумец Адам Кайт. Будто я вхожу в жалкую каморку в Бедламе и вижу его скрючившимся на полу и отчаянно молящимся. Но, приблизившись, слышу, что в молитвах он называет не имя Господа или Иисуса, а мое. «Мастер Шардлейк…» – бормочет он и просит меня даровать ему спасение души.
Я проснулся в холодном поту.
Было темно, но до рассвета оставалось недолго, поэтому я решил, что могу заняться работой, несмотря на Светлое Христово Воскресенье. В конторе накопилось изрядно бумажной работы. Моя домохозяйка уже поднялась и донимала своего помощника Питера требованиями разжечь огонь, чтобы хоть немного согреть холодные с ночи комнаты. Я позавтракал, надел мантию, поверх нее – накидку и отправился на Канцлер-лейн, где располагался Линкольнс-Инн.
Выйдя из ворот, я заметил, что снова становится теплее, а выпавший снег превращается в жидкую ледяную кашу. Я оглянулся на свой дом. Высокие дымоходы, торчавшие на черепичной крыше, четко выделялись на фоне удивительного утреннего неба: бледно-голубые полоски перемежались с розовыми от восходящего солнца облаками. Я двинулся вперед, думая о прошениях, которые должны были слушаться во вторник. В их числе было и дело Адама Кайта. Миновав главные ворота и закрытую по случаю раннего часа сторожку, я пошел по слякотному двору к своей конторе.
День еще не наступил окончательно. Почти все окна были темны, кроме моих собственных! Должно быть, Барак, не заходя домой, вернулся сюда после загульной ночи.
«Ну, погоди, негодник!» – подумал я.
И тут подпрыгнул от мужского крика:
– О боже!
В тот же момент я увидел две фигуры, стоящие возле фонтана и глядящие в воду.
– О боже! – с ужасом воскликнул один из них.
Я повернулся и бросился к ним. Лед был расколот, а вода в чаше приобрела зловещий ярко-красный цвет. Сердце мое оборвалось.
Судя по коротким черным мантиям, в которые были одеты двое молодых людей, стоявших у фонтана, это были студенты. Один – низенький и плотный, второй – высокий и худой. Оба выглядели помятыми и невыспавшимися. По всей вероятности, они возвращались после очередной студенческой попойки, длившейся всю ночь.
– Что там? – резко спросил я. – Что происходит?
Толстый студент повернулся ко мне.
– Там, в фонтане, человек, – дрожащим голосом проговорил он.
Второй показал на что-то, видневшееся из воды, и добавил:
– Вот нога…
Я окинул их цепким взглядом, пытаясь определить, не является ли все это глупой шуткой подгулявших студентов, но, подойдя поближе, заметил, что из гущи ледяной мешанины действительно торчит мужская нога, обутая в башмак. Сделав глубокий вдох, я наклонился и разглядел очертания черной мантии, которая, подобно крыльям, трепетала в красной воде.
На мгновение у меня закружилась голова, но я собрал волю в кулак и повернулся к студентам.
– Помогите мне вытащить его оттуда! – не терпящим возражений голосом приказал я.
Коротышка в испуге отшатнулся, но высокий, напротив, приблизился ко мне.
– Тяни его за ногу, – велел я, – а потом и я ухвачусь.
Молодой человек осенил себя крестным знамением, набрал в легкие воздуха и, ухватив утопленника за ногу возле колена, потянул на себя. Из воды появилось тело. Лед падал с него большими кусками. Второй студент пришел нам на подмогу.
Вытащив мертвеца, мы положили его на мокрую землю. Мантия облепила голову несчастного и скрывала его лицо. Я взглянул на тело. Это был хрупкий, худой мужчина.
– Поглядите на воду, – прошептал высокий студент.
Уже почти рассвело, и чаша фонтана теперь представляла собой круг цвета киновари.
– Она полна крови! – выдохнул второй. – Святой боже!
Я вновь повернулся к телу. Меня трясло, и не только от холодной воды, насквозь промочившей меня, пока я вытаскивал несчастного из фонтана. Я наклонился, взялся за край мантии и откинул ее в сторону, открыв лицо покойника.
– Господи Иисусе! – крикнул кто-то из студентов.
Он отвернулся, и я услышал натужные звуки рвоты.
Я же сидел, парализованный двойным ужасом. Первой причиной была глубокая зияющая рана на горле мужчины, протянувшаяся почти от уха до уха, ярко-красная на фоне мертвенно-бледной кожи. Второй – лицо убитого.
Это был Роджер.
Глава 6
Несколько мгновений я не мог оторвать взгляд от жалких останков моего друга, от ужасной раны на его горле. Глаза Роджера были закрыты, на алебастровом лице застыло мирное выражение. Но почему оно не искажено болью и страхом, которые он наверняка испытал, приняв такую страшную смерть? В моей голове забрезжила безумная надежда: вдруг то, что лежало сейчас передо мной, было вовсе не Роджером, а неким манекеном, который, решив зло подшутить, слепил из глины и сунул в фонтан какой-то сумасшедший художник. Иллюзия растаяла, когда из раны на снег вытекла струйка темной крови.
– Ради всего святого, сэр, прикройте его! – взмолился дрожащим голосом толстый студент.
Я снял плащ, наклонился, и тут на меня обрушилась волна эмоций.
– О, мой бедный друг! – вскричал я, и по лицу неудержимо потекли слезы.
Я нежно прикоснулся к щеке Роджера. Она была холодной как лед. Я накрыл тело плащом и опустился рядом с ним на колени, дав волю рыданиям.
Внезапно мне на плечо легла чья-то рука, и от неожиданности я вздрогнул. Подняв голову, я увидел участливое лицо высокого студента, помогавшего мне.
– Простите, сэр, – робко проговорил он, – что же нам делать? Скоро здесь появятся люди.
Я поднялся – ноги едва держали меня – и сделал глубокий вдох.
– Отправляйся и сообщи о случившемся привратнику. Пусть он поставит в известность констебля, а тот вызовет коронера. Ты сможешь сделать это, сынок?
– Да, сэр.
Парень кивнул и бросился бежать к сторожке у ворот. Я же повернулся и вновь принялся смотреть на огромную каменную чашу, полную кроваво-красной воды. Солнце уже почти взошло, принеся долгожданное тепло и одновременно с этим осветив безжизненное тело и кровавый фонтан во всем их ужасном виде. Второй студент стоял, отвернувшись, и трясся всем телом.
– Эй! – окликнул я его. – Ты можешь сбегать через двор к моей конторе? В ее окнах должен гореть свет. Там, видно, находится мой помощник. Передай ему, чтобы немедленно шел сюда. Его зовут Барак.
Молодой человек всхлипнул, кивнул и поплелся прочь. Я посмотрел на окна квартиры Эллиардов. Они были темны. Я молился о том, чтобы Дороти все еще находилась в постели. С замиранием сердца я думал, что именно мне придется сообщить ей о гибели Роджера. Эту миссию я не мог перепоручить никому другому. Через несколько секунд ко мне подбежал Барак. Когда он увидел тело у фонтана, у него отвисла челюсть.
– Клянусь кишками Иуды! Какого черта здесь приключилось?
У него были красные от недосыпа глаза, и от него пахло вином. Однако ни то ни другое не имело сейчас ровным счетом никакого значения.
– Роджер Эллиард мертв, – срывающимся голосом сообщил я. – Его убили.
– Здесь? – словно не веря своим глазам и ушам, спросил Барак.
– Ночью кто-то перерезал ему горло и бросил тело в фонтан.
– Боже праведный!
Барак наклонился, отвел полу моего плаща, посмотрел в мертвое лицо и снова накрыл его тканью. Затем он взглянул в сторону фонтана.
– Горло ему, должно быть, перерезали, когда он уже находился в фонтане. На земле крови нет. – Барак озадаченно наморщил лоб. – И никаких следов борьбы на снегу. Если только…
Он в нерешительности умолк.
– Что?
– Если только он не сделал это сам. Он ведь боялся, что заболел какой-то страшной болезнью?
– Не было у него никакой болезни. По крайней мере, опасной. В четверг я возил его к Гаю. Ты что же думаешь, что человек способен вот таким способом лишить себя жизни прямо посередине Гейтхаус-корта? – Мой голос уже звенел. – Не пытайся казаться глупцом! Роджер был всем доволен, у него было все, ради чего стоит жить! Он вынашивал планы создания больницы для бедных, он был счастливо женат на лучшей из женщин…
Я поймал себя на том, что кричу, и осекся. Положил одну ладонь на мокрый лоб, а вторую поднял в примирительном жесте.
– Извини, Джек.
– Все в порядке, – спокойно откликнулся он. – Вы просто в шоке.
– Нет, я зол, – ответил я, чувствуя, как дрожит голос. – Все это было организовано как чудовищный спектакль.
Барак несколько секунд размышлял.
– Да, – медленно проговорил он, – если бы эти студенты не наткнулись на беднягу, его нашли бы ваши коллеги-барристеры, направляясь на пасхальную службу.
Я вновь посмотрел на тело и стиснул кулаки.
– Кто мог совершить столь ужасающую расправу над хорошим, мирным человеком? Перерезать ему горло и оставить истекать кровью в фонтане! Да еще в день Пасхи. И за что?
Я услышал приглушенный шум голосов. Три барристера вышли из своих домов и приближались к нам. Возможно, они услышали мои крики. При виде тела один из них вскричал:
– Пресвятая Богородица!
Высокий пожилой мужчина в шелковой мантии растолкал коллег и вышел вперед. Я с облегчением узнал в нем казначея Роуленда. Его нечесаные седые волосы стояли торчком.
– Брат Шардлейк? – спросил он. – Что происходит? Меня поднял с постели привратник…
Увидев лежащий на земле труп, прикрытый моим плащом, он резко умолк и переместил наполнившийся страхом взгляд к кровавому фонтану.
Я рассказал ему все, что знал. Он глубоко вдохнул, наклонился и открыл лицо Роджера. Я едва сдержался, чтобы не потребовать у него не прикасаться к моему мертвому другу. Среди зрителей пробежал шепоток ужаса. К этому времени вокруг нас собралось не менее дюжины человек. Был в их числе и Билкнэп. Всегда приходивший в возбуждение от любого скандала, сейчас он стоял молча – бледный и выглядящий больным. Я подумал, что Дороти непременно услышит гул голосов, значит нужно незамедлительно сообщить ей о случившемся. Но в этот момент Барак тихо проговорил мне на ухо:
– Вы должны кое-что увидеть. Идемте со мной.
– Я должен поставить в известность жену Роджера…
– Но сначала взгляните на то, что я хочу вам показать.
Я постоял в нерешительности, а затем кивнул.
– Мастер казначей, – проговорил я, – вы позволите мне ненадолго удалиться?
– Куда вы собрались? – строго спросил он. – Вы и эти юнцы первыми обнаружили тело, значит вы обязаны дождаться коронера.
– Я вернусь через минуту, а потом сообщу о случившемся миссис Эллиард. Я друг их семьи.
Краем глаза увидев, что из-за угла вышел какой-то студент и направляется к трупу, старик повернулся к нему и завопил:
– Убирайся отсюда, ты, жалкий недоучка! Не на что тут таращиться!
Я позволил своему помощнику оттащить меня в сторону.
