– Пол девятого ко мне пришла Адена, она была очень обеспокоена. Учитель Мунифа позвонил ей и спросил, почему мальчик не пришел в школу.
– А почему вы решили, что с ним случилось что-то серьезное? Может быть, он просто прогуливает школу?
– Прогуливать? Я не понимать, – сказала мать, пытаясь успокоиться.
– Она имеет в виду, что Муниф мог просто не пойти в школу.
Мама мальчика, казалось, не поняла, о чем речь.
– Но Муниф никогда… Он очень хорошо учится. Ему там очень весело.
Женщина кивнула и снова повернулась к Лилье.
– Адена права. Я тоже в этом уверена, так как сама работала учительницей и иногда помогаю ему с домашним заданием.
– Я понимаю. Но ему же всего одиннадцать. Может, он просто заигрался где-то с другом и забыл о времени?
– Карты говорят о другом, – сказала мама мальчика.
– Какие карты?
– Карты на столе. – Мама мальчика указала на карту, на которой был изображен скелет, одетый в рваную черную монашескую рясу. – Они говорят, произошло что-то ужасное. – Она закрыла лицо руками, сдерживая рыдания.
– Я правильно поняла, вы позвонили в полицию потому, что карты показали…
– Простите, я могу сказать одну вещь? – перебила ее пожилая женщина, встав между Лильей и матерью Мунифа. – Если честно, то я тоже не думаю, что произошло что-то ужасное. Ваше предположение вполне верное – он ходил в школу в сопровождении Самиры из соседнего дома. А она может и хорошая девочка, но думает о чем угодно, только не об уроках.
– И все же вы позвонили в полицию. Как будто нам больше нечем заняться.
– А что мне было делать? Она была крайне взволнована. Вы же сами видите. – Женщина обернулась и показала на маму мальчика, тихо плакавшую в стороне.
– Мы даем им крышу над головой и пособие, чтобы они могли здесь жить. Но как они смогут почувствовать себя как дома, если мы не будем проявлять участие? Только на это я и надеялась, что кто-то из ваших приедет, и они поймут, что нам не все равно.
Лилье стало стыдно. Не перед женщиной, а перед собой. Она ведь всегда считала себя лучше других только потому, что голосовала за левых и сразу отправляла деньги в благотворительные организации, когда случалось что-то ужасное, и это показывали по телевизору. На самом деле она была такой же как все, ей было, по большому счету, все равно.
– Вы правы, – сказала она. – Простите.
Она достала блокнот, подошла к родителям и села на корточки рядом с ними.
– Меня зовут Ирен Лилья, я работаю в полиции Хельсингборга, и я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы Муниф благополучно вернулся домой.
– Большое спасибо, – сказала мама мальчика и вытерла слезы. – Аймар плохо говорить по-шведски, но он тоже рад, что вы пришли.
Она обменялась взглядом с мужем и улыбнулась ему.
– Прежде всего мне понадобится фотография вашего сына.
– Я возьму это на себя, – сказала пожилая соседка и вышла из кухни.
– Не могли бы вы описать, во что он был одет, когда выходил из квартиры?
– На нем был красный брюки и голубая куртка с пуговицами с Человеком-пауком.
– Вы не заметили что-нибудь необычное в его поведении?
– Нет, все было как обычно. Он у нас такой добрый. – Мама мальчика только покачала головой.
Отец мальчика сказал что-то на арабском.
– Муниф не хотел выкидывать пустые бутылки. Но я сказала, что помогать должны все. Все шведы сортируют мусор, и мы должны это делать. И он взял их, хоть и не хотел.
– А эта Самира, где она живет?
– В доме напротив, этажом выше. – Женщина указала на соседний дом.
– Учитель не сказал, она была в школе?
– Я не знаю. Я так перепугалась, что забыть спросить.
Лилья кивнула и положила руку на плечо женщины, пытаясь утешить ее. В этот момент вошла соседка, державшая в руках школьное фото гладко причесанного мальчика в красивой белой рубашке, жилетке и бабочке.
– Он рассказывал мне, как сам выбирал одежду и приводил себя в порядок, чтобы понравиться Самире, – рассказала соседка тихим голосом. Мама мальчика зажгла благовония и начала перемешивать колоду карт. – Я думаю, они немного влюблены друг в друга.
Лилья поспешно спустилась вниз по лестнице. Ей нужен был глоток свежего воздуха. Скорее всего, ей стало так плохо от запаха благовоний, и когда мать мальчика задала картам вопрос о том, как нужно поступить с расследованием, пришлось выйти из квартиры.
Как показывала практика, мальчик должен был через некоторое время сам вернуться домой, и обязательно нашлось бы разумное объяснение тому, почему он пропал. Но она обещала связаться со школой, Самирой и ее родителями, и, если бы и это не прояснило ситуацию, планировала привлечь локальную полицию Бьюва и попросить их объявить мальчика в розыск.
Она увидела вывеску и подумала о другом. Вместо того чтобы спуститься на улицу и подышать свежим воздухом, открыла металлическую дверь и оказалась рядом с лестницей в подвал.
Центр переработки отходов.
По словам матери, Муниф пошел туда с пустыми бутылками, и Лилья надеялась найти след, указывавший на то, куда дальше мог отправиться мальчик.
Люминесцентная лампа на потолке зажглась автоматически, когда она вошла в помещение и огляделась. Кроме нескольких контейнеров на колесах, выстроившихся вдоль грязных бетонных стен, в помещении было пусто и тихо. Там никого не было. И все же она решила открыть контейнеры один за другим и порыться среди картонных коробок, газет и липкой пластиковой упаковки.
Нигде не было видно следов мальчика. До тех пор, пока она не включила фонарик в мобильном телефоне и не посветила им под одним из контейнеров. В этот момент она осознала, что ошибалась, в то время как мама мальчика и карты были абсолютно правы.
Маленькая пуговка с красно-синим супергероем лежала под контейнером со стеклянной тарой всего в десяти сантиметрах от края. Была ли она плохо пришита или кто-то схватил мальчика? Кто-то из жителей этого дома, зашедший в помещение в тот момент, когда мальчик был здесь со своими пустыми бутылками.
Она вернулась ко входу в дом и подошла к списку жильцов, одновременно доставая телефон в поисках номера Сверкера Хольма по прозвищу Утес.
– Привет! Как дела? Я слышал, ты задержалась в моем милом родном городке.
– Еще не известно, милый он или уже нет. Мне нужна твоя помощь – надо проверить всех жильцов одного из домов.
– Не вопрос. Какой адрес?
– Улица Винтергатан, 2А.
– О, это мои родные места! Если хочешь знать, я сделал свои первые шаги во дворе дома номер восемь по улице Трумпетгатан всего в нескольких минутах оттуда! Конечно, со временем там многое изменилось, но…
– Утес, не сейчас! – прервала его Лилья и подумала, что лучше бы позвонила Астрид Тувессон или Ингвару Муландеру.
– О?кей, но ты скажи, если понадобится помощь с выбором местечка для обеда. Я вот всегда буду только за «Шницель и…»
– Утес, твою ж мать! – Ее голос был слышен на пролет выше, и она постаралась говорить тише. – Я подозреваю, что он может все еще быть в доме у кого-то из соседей, и не знаю как ты, а мне совсем не хочется прийти слишком поздно.
– Во всяком случае, осужденных за педофилию в списке жителей точно нет, – сказал Утес таким тоном, что нетрудно было понять – он обижен.
– Будет достаточно и кого-то, кто находился под подозрением, – ответила Лилья таким тоном, который ясно давал понять – ей было плевать на то, что он обиделся.
– И таких тоже не имеется. Но там есть человек, который работает в детском саду в Солросене недалеко от…
– Имя есть? Мне нужно имя.
– Если ты только дашь мне договорить, то я скажу: его зовут Бьерн Рихтер, ему тридцать два года, и он живет один со своими…
– С кем он живет? – Взгляд Лильи упал на темно-коричневое пятно на стене у лестницы, которая вела в подвал.
– Подожди, мне надо проверить, он ли это.
Она видела это пятно и раньше. Но тогда она подумала, что это одно из тех дурацких пятен, которые так ее удивили.
– Да, точно. Это что-то ужасное…
– Утес, ты можешь уже рассказать, чем ты там занимаешься?
Но именно это пятно было немного больше остальных и размазано только с одной стороны. Это указывало на то, что оно появилось позже.
– Да, я только…
Конечно она не могла быть ни в чем уверена. Нужно было взять образец и отправить Муландеру на анализ. Но во всяком случае, было похоже на то, что это кровь. Если это кровь мальчика, то, судя по расположению пятна, они вышли не через центральный вход, а спустились в подвал, поэтому она двинулась туда же, понимая, что разговор с Утесом временно прервался.
Как и в центре по переработке отходов, дверь в подвал была приоткрыта, и здесь так же сразу зажегся свет, когда она подошла ближе.
«Кладовая» – было написано на серой металлической двери слева. «Электрощитовая» – на двери прямо перед ней. Обе двери закрыты на замок. Справа – еще две двери, одна из которых была открыта.
По пути к последней двери она прошла мимо магнитной доски, на которой жильцы могли забронировать время стирки, передвигая по схеме каждый свой маленький замочек. Конечно, там прачечная, и судя по звуку, как минимум одна из стиральных машин была запущена.
Лампы на потолке зажглись, и она сразу отметила, что прачечная имеет такую же планировку, что и та, которая была в доме, где они с Хампусом жили в Хельсингборге до переезда в дом в Персторпе. Три машины в ряд, сушилка, сушильный шкаф, а также гладильная машина, которой никто не пользовался.
Работала самая дальняя из трех стиральных машин. Она была намного больше двух других, и в ней без проблем можно было бы постирать большой ковер или тройной комплект постельного белья за один раз. У них в Хельсингборге стояла точно такая же, и одно только это могло служить поводом для возвращения.
Она не нашла больше пятен или других следов мальчика в прачечной. Поэтому вышла обратно в коридор и двинулась по направлению к лестнице, решив, что еще раз попытается открыть дверь в кладовую. И у родителей мальчика, и у соседки должны иметься ключи, которыми ее можно открыть.
Но услышав, как стиральная машина набирает обороты и начинает отжим, она вдруг поняла, что именно не сходилось. Остановилась и еще раз посмотрела на магнитную доску. Сегодня среда, 13 июня, но ни один промежуток времени под цифрой тринадцать не был занят чьим-то замочком.
Другими словами, никто из жильцов не бронировал время для стирки на сегодняшний день.
4
Гудки в гарнитуре раздавались с такими длинными интервалами, что казалось, будто кто-то намеренно изменил их длину только для того, чтобы он понервничал. В первую попытку позвонить две минуты назад гудки перешли в сигнал «занято». Но не на этот раз, теперь они все звучали и звучали, и Фабиану пришлось начать ходить взад-вперед по коридору больницы рядом с комнатой Матильды, чтобы хоть немного успокоиться.
– Привет.
Он не сразу понял, что это не очередной гудок, а голос Сони.
– Соня, знаешь, что произошло?
– Э, что?
– Тогда присядь и послушай меня, это…
– Фабиан, извини, но я тут кое-чем занята. Это важно?
– Это очень важно. Я хотел сказать, что…
– Мы закончили или как? Мне, вообще-то, пора валить, – послышался голос Теодора.
– Ты должен остаться и послушать меня.
– Нахрена? Если ты и папа все равно…
– Тео, ты никуда не пойдешь!
– Соня, что произошло?
Послышался долгий вздох.
– В общем, я была в его комнате, хотела забрать грязную одежду и поменять постельное белье. Господи, ты бы видел, что там творится. Ну, в общем, я нашла два… – Она замолчала. – Ты знаешь, я думаю, мы это потом обсудим… Лучше расскажи, что там у тебя такое важное.
Фабиан забыл, зачем звонил жене, но сразу вспомнил, увидев, как медсестры по обе стороны от кровати Матильды берут анализы и проверяют показания приборов.
– Она пришла в себя. Матильда наконец-то пришла в себя.
– Что, правда? Но… Это правда? Как она себя чувствует?
– Думаю, хорошо. Во всяком случае, учитывая то, что произошло. Так они говорят. Все показатели в норме. Но мне кажется… – Он замолчал, пытаясь подобрать правильные слова.
– Может, это только мне так кажется, но…
– Я сейчас приеду.
Еще до того, как Фабиан осознал, что Соня положила трубку, он увидел перед собой одну из медсестер.
– Мы оставляем вас одних. Если что-то случится – сразу же звоните.
