Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски
Наталья Осис
Русский iностранец
Город у самого синего моря. Сердце великой Генуэзской республики, раскинувшей колонии на 7 морей. Город, снаряжавший экспедиции на Восток во время Крестовых походов, и родина Колумба – самого известного путешественника на Запад. Город дворцов наизнанку – роскошь тут надёжно спрятана за грязными стенами и коваными дверьми, город арматоров и банкиров, торговцев, моряков и портовых девок…
Наталья Осис – драматург, писатель, PhD, преподает в университете Генуи, где живет последние 16 лет.
Эта книга – свидетельство большой любви, родившейся в театре и перенесенной с подмосток Чеховского фестиваля в Лигурию. В ней сошлись упоительная солнечная Италия (Генуя, Неаполь, Венеция, Милан, Тоскана) и воронежские степи над Доном, русские дачи с самоваром под яблоней и повседневная итальянская жизнь в деталях, театр и литература, песто, базилик и фокачча, любовь на всю жизнь и 4524 дня счастья.
Наталья Осис
Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски
© Наталья Осис
© ООО «Издательство АСТ»
* * *
Моему любимому Сандро
«Я думал: вольность и покой…»
Эта книга могла бы называться «100 дней счастья».
Но кто имеет право рассказывать о счастье?
В мои шестнадцать у меня были только книги, лампа на письменном столе, крепкий чай и бабушка. На дворе стояли девяностые, по улицам ходили бандиты, помада из коммерческого ларька казалась несбыточной мечтой, но мечтать хотелось вовсе не о ней, а о том, как можно куда-то поехать, как вокруг будут люди, которые тебя понимают и, может быть, даже любят, – большие, красивые, счастливые люди… И это будет счастье, счастье.
…Я разглядела его – случайно, шесть лет спустя. Вышла ночью в тамбур поезда: стук-перестук, холод, иней, дым. Отражение в темном подмерзшем стекле. Я долго и с интересом его рассматривала – так профессиональные танцовщики смотрят на свое отражение в зеркальной стене балетного класса: без страха, без желания нравиться, просто чтобы понять, правильно ли работает этот инструмент – твое тело.
Я смотрела на свое отражение и видела лицо счастливого человека.
Это было абсолютно очевидно… и очень странно. Я не была к этому готова. И уж точно не понимала, как это работает.
«Как только приеду, пойду к своему другу-художнику, и скажу ему: Дима, напиши мой портрет вот сейчас, когда я счастлива».
И никуда, конечно, назавтра не пошла.
Ни о чем не попросила.
Я стояла на солнечном берегу жизни. И медлила…
Может быть, потому, что была тогда уверена: «На свете счастья нет, но есть покой и воля».
Долго стоять на солнечном берегу жизни невозможно. Рано или поздно нужно пускаться в плавание – и там уж река протащит тебя по камням, встряхнет на перекатах, вынесет к новым берегам.
Когда меня выбросило на новый берег, я точно так же, как тогда, в тамбуре, вдруг осознала, как будто увидела первый раз пушкинские строки: «Я думал: вольность и покой – замена счастью. Боже мой! Как я ошибся, как наказан!»
Отсутствие несчастья не есть счастье.
Счастье – это совсем другое.
Это прямо со мной и прямо сейчас, но я не понимала, как это работает. Почему это досталось мне. И что с этим делать?
Мой друг Дима теперь был далеко, и мне некого было попросить написать мой портрет «сейчас, когда я счастлива». Мне только жаль было, что я не Ньютон и что меня не треснет по голове яблоко, чтобы понять внутреннюю логику этой формулы. Но у меня была эмпирика. Вот эта самая реальность, которая, когда в ней оказываешься, выглядит параллельной, абсолютно невозможной – как жизнь на Марсе с радугами и единорогами. Слишком хорошо. Слишком странно. Слишком непонятно.
Я решила записывать кардиограмму. Проводить ежедневные метеорологические замеры. Я стала писать дневник – дневник счастливого человека.
Часть первая. Простые открытия
Как начинается день в Генуе. Лестницы вместо улиц
Наслаждаться утром нового дня – целое искусство. Это только звучит поэтически – «утро нового дня», а на самом деле: звон будильника, еще пять минут, и еще пять, о господи, уже опаздываю, о необходимости плескать водой в лицо думаешь с содроганием, хорошо бы кофе, кажется, опять не успею, черт, уже надо выходить! Накраситься или опоздать? Накрашусь завтра. Кофе выпью потом. Почему я всегда опаздываю? Всё равно же ничего полезного с утра не делаю…
Вечная мечта – выспаться. Даже если заранее знаешь, что спать до полудня в итоге ничем не лучше. Гадкое чувство вины за то, что полдня прошло зря, никто не смолол кофе, не приготовил воскресного завтрака, и вообще: теперь завтракать или обедать?
…Утро в раю ничем не отличается от любого другого.
В Италии, в Генуе, утро непременно начинается с кофе в баре «sotto casa»[1 - [Кафе] «под домом» (итал.).], который ты выбираешь для себя навсегда и с той же степенью ответственности, как англичане выбирают свой «local pub».
Перед тобой ставят чашку кофе, ты выпиваешь ее одним духом, тебе пододвигают стопочку с водой, ты опрокидываешь в себя и стопочку (на твой привычный жест смотрят с уважением – да-с, достигается тренировкой), впечатываешь монету в прилавок, – и… день начинает тебе улыбаться.
Но до кофе мне еще надо дожить.
Сто ступенек вниз по лестнице, которая притворяется улицей (наш официальный почтовый адрес – скалината делла Читтаделла, 3: лестница Цитадели, 3), – она очень старая, пятнадцатого века, ступеньки крутые, разновысокие, повороты самые неожиданные, своды низкие. Без сноровки можно не только голову зашибить, но и шею на этой скалинате свернуть.
Скалината выходит на широкую улицу Бальби, сплошь застроенную дворцами: Палаццо Реале (Королевский дворец), факультеты Университета, Библиотека, и просто дворец, и чей-то помпезный дом с садом на крыше. Говорят, что в этом доме находится самая большая в Европе частная коллекция картин. И последний раз хозяин открывал ее, когда здесь с визитом был папа Иоанн Павел II.
Рядом с Университетом сидит смуглая тетка с жуликоватыми глазами и жарит на баяне. У нее такая работа. Она здесь каждое утро, каждый день, включая субботу и воскресенье. В дождь и в жару. Сидит на табурете как на завалинке и наяривает: «Мой костер в тумане светит…». Ни слова при этом не знает по-русски. Я проверяла.
Прохожу площадь Нунциата (Благовещения), огибаю рынок, поднимаюсь 20 метров по еще одной скалинате, простите, нет – это салита: здесь ступенек нет, значит, не лестница, a подъем. Да, они все отличаются: виа, корсо, салита, скалината, виколо – соответственно улица, проспект, подъем, лестница, переулок…
Посередине салита расширяется – в этом месте она называется «площадь», хотя размер у этой пьяццы как раз с лестничную площадку, максимум две. Ну что ж, если не площадь, то площадка. В этом есть свой лингвистический смысл.
Здесь я сворачиваю и поднимаюсь еще на 50 ступенек, чтобы сдать четырехлетнего Петьку в детский сад. Вытираю пот со лба и наконец-то начинаю ощущать первые признаки свободы.
Главный генуэзский завтрак – фокачча: горячая лепешка, пропитанная оливковым маслом и посыпанная крупной морской солью. Фокачча, как и песто (соус из базилика, твердого сыра и орешков пинии), – главная гастрономическая гордость Генуи. Фокачча может быть только дженовезе, то есть генуэзская; иногда ее пытаются имитировать, но не очень успешно.
Фокаччу полагается покупать и есть только свежую; кроме того, ее надо попробовать в десяти разных пекарнях, выбрать место, где она понравится больше всего, и потом уже покупать только там. К самым лучшим фоккачериям всегда стоит очередь на улице. Ее можно купить на вес, можно взмахнуть рукой, показав, сколько отрезать, а можно сказать: мне фокаччи на пол-евро – и с вас возьмут ровно ту монету, которую вы приготовили.
Днем на прилавках гастрономических магазинов, киосков и кафе появится фокачча с песто, фокачча с сыром, фокачча с помидорами. И это будет уже обед.
А к вечеру фокаччу будут подавать как закуску к аперитивам, и вы сами, если ждете гостей или идете в гости, снова купите фокаччи.
И ваше следующее утро начнется с того, что вы увидите, как генуэзцы окунают свою любимую фокаччу в чашку с капучино. Главное – не слишком сильно этому удивляться.
Венецианцы имеют привычку на первый завтрак (и на второй) опрокидывать в себя стаканчик белого вина. Так у них заведено; хорошая альтернатива кофе. И работать после такого завтрака веселее.
Но здесь, в Генуе, на первом месте всегда будет фокачча.
Однажды мы с Сандро (тогда еще женихом, а не мужем) были в Пизе. Я пришла в ужас от специального аттракциона для туристов вокруг Пизанской башни: газон величиной с три футбольных поля, опоясанный рядами палаток с сувенирами. И огромная, галдящая толпа, рассеянная по полю: едят, пьют, закусывают, фотографируются.
Я объявила срочную ретираду, и мы просто гуляли по старой части Пизы. Больше всего запомнились фигурные кольца коновязи с разными замысловатыми головами: львов, драконов, единорогов… Привязать к такой коня, громко постучать дверным молотком в огромную, высотой в два человеческих роста, дверь с железными шипами, и войти, бряцая шпорами, срывая на ходу дорожный плащ, эх!..
А за обедом нам дали что-то, отдаленно напоминающее фокаччу, – то есть тоже фокаччу, но в пизанском исполнении. Сандро пододвинул мне тарелочку и сказал: «Вот, попробуй, и сразу поймешь, почему мы с Пизой триста лет воевали. О чем можно разговаривать с людьми, которые делают такую гадость?..»
Даже не знаю, что? мне кажется более странным: что два соседних города триста лет воевали (два часа езды на поезде regionale[2 - Класс поездов, соответствующий российским электричкам. От сверхскоростных экспрессов Frecciа и от несколько более медленных и следующих с чуть большим количеством остановок, но всё же скорых поездов InterCity, поезда Regionale с их остановками «у каждого столба» отличаются большей любовью и вниманием к провинциальной и настоящей (а не туристической) Италии: они – не про «добраться из точки А в точку Б», а про жизнь и про умение наслаждаться моментом, а не торопиться и бежать; путешествие как процесс и максимальное погружение в повседневный мир маленьких итальянских городков и деревушек.], за это время даже из Москвы до Тулы не доедешь), или что финальным аргументом оказывается фокачча.
Кажется, здесь еда – эта та печка, от которой все танцуют.
Отдав дань главному генуэзскому ритуалу, можно наконец-то выпить и кофе.
Если вы хотите вести себя как итальянцы – то кофе надо пить стоя. Ну, хотя бы потому, что сидя – на 20 чентезимо дороже.
Хотя главная причина – совсем другая: правильные кофейни – это те, где нет официантов, есть только хозяин за стойкой. Кстати, с ним надо поздороваться, узнать его имя и обязательно завести дружбу.
Бар[3 - О том, почему кофе итальянцы пьют именно в «баре», см. на стр. 124–125.] около дома – это маленький клуб для тех, кто живет в квартале. Большинство баров-кафе – старые, вросшие первыми этажами в культурный слой, с винтовыми лесенками и туалетом в подвале или в каком-то подозрительном скворечнике на втором этаже. Некоторые новые кафе пытаются заманить к себе туристов и – о боже! – разрешают им пить капучино во второй половине дня (смертный грех, ужас, ужас). На этих смотрят с подозрением, презрительно называют их «предпринимателями» и всячески не замечают.
А бар «sotto casa» станет родным на второй день – где бы ты ни был, в любом уголке Италии; там тебя расспросят, утешат, расскажут последние новости, выяснят, что ты любишь, и будут ставить перед тобой именно твой кофе (который ты всегда пьешь), как только ты облокотишься на прилавок. Если есть желание, то можно завести беседу – всё равно кофе все пьют по утрам в одно и то же время, как на дежурстве, так что завтра ты увидишь здесь всё тех же людей: постаревшую даму с собачкой, двух смешливых девчонок перед лекциями, цветочника с другой стороны улицы – он потом сделает тебе скидку, и мускулистого типа в розовом галстуке (лучше не спрашивать его, кто он таков, а то придется потом с ним всю жизнь разговаривать, или менять удобное для тебя время утреннего кофе).
Тебе скажут: «чао, белла», если ты девочка. Тебя обязательно спросят о футболе, если ты мальчик. Даже если ты не говоришь на итальянском, тебе поулыбаются и покивают.
А дальше начнется рабочий день.
Но этим утром уже была фокачча, и кофе, и прогулка, и улыбки, – и день полетел воздушным змеем. Летит? Сверкает? Так ведь этого же мы и хотели.
Кой черт занес меня на эти галеры? Как я оказалась в Генуе
Всю жизнь я танцевала ритуальные танцы с разными подходящими и не подходящими мне партнерами. Один раз пойду, другой откажусь, в прошлый раз я была в джинсах, на следующий нужно провокационное платье – значит, надо срочно изобрести повод, чтобы такое платье надеть. Я ему уже два раза звонила сама – теперь надо ждать его звонка! (Хорошо, что сейчас есть мобильные, – а каково было «ждать звонка» у обычного домашнего телефона?)
На днях Сандро, мечтательно улыбаясь, вспоминал, как я была одета, когда мы с ним работали в Москве на фестивале.
– Ты имеешь в виду, когда мы познакомились, Сашенька?
– Ну да, когда познакомились, и потом, когда мы работали – сколько? Десять дней? Или больше? Я помню, у тебя был небесно-голубой пиджак, такой длинный, и светлые джинсы.
Сначала я вспомнила свой любимый голубой пиджак. А потом с ужасом осознала, что при встрече с мужчиной моей жизни я действительно – десять – дней – подряд – ходила – в одном – и том же. Только майки меняла. Наверное. Совершенно не помню.
