Секс-гостеприимство
Эмилия Дарк
Трудное детство. Большая, но совсем не дружная семья. Как же хочется от всего этого уйти! Почему бы ради этого не воспользоваться своей юностью и красотой сразу же после совершеннолетия? К тому же у девушки бешеный сексуальный темперамент. У нее настоящий секс-талант! Ей не нужно штудировать Камасутру, чтобы удовлетворить любого мужчину. Самой Камасутре есть чему у нее поучиться.
Молодые и старые, нежные и грубые, напористые и робкие, спортивные и с обвисшим брюхом – все получат свою долю оргазма. Но секс сексом, а настоящего счастья тоже хочется. А вот этого достичь куда сложнее.
Неужели так и придется всю жизнь до изнеможения обслуживать бесконечную череду клиентов? На пути к счастью множество преград: и бизнес, и интриганы, и жены. Соперничество очень жесткое. Где взять силы, чтобы победить?
Эмилия Дарк
Секс-гостеприимство
Мой личный АД
Смотрю на свое отражение в зеркале и пытаюсь найти изъяны. Это мое любимое занятие: смотреть за тем, как с каждым днем, опускаясь все ниже и ниже, я все-равно выгляжу сексуально и привлекательно. Сколько бы испытаний ни выпадало на мою долю, я остаюсь собой и даже усовершенствуюсь.
Сегодня мне позвонил Артем и предупредил, чтобы к семи вечера я была готова. И я готова, я знаю, что сегодняшняя встреча будет непростой, но я готова. Потому что я привыкла, я на многое закрыла глаза, и мне стало гораздо легче жить.
Артем – мой сутенер, до него был Виталик, а до Виталика был Вадим. А до Вадима я вообще стояла на трассе в короткой кожаной юбке. Ловила попутки и предлагала свои услуги за копейки. К этому меня подтолкнула нищета, в которую опустилась вся моя семья.
Моя семья… Мать, которую всю жизнь избивал отец, сам отец, который всю жизнь пил, три брата и две сестры, которые разбрелись по свету, только бы подальше убежать от ада, творящегося в нашей деревне. Да и сама деревня называется довольно многозначительно – Градовка. И я, стоя на морозе и продуваемая ледяным ветром возле вывески с названием населенного пункта, видела всегда только две буквы: АД.
Домой я возвращалась под утро, утраханная очередным дальнобойщиком, который ехал из точки А в точку Б и безумно хотел спустить. И тут стояла я, в мини-юбке и кожаной куртке, в высоких сапогах, которые едва урвала в местном магазине, чуть не подравшись с соседкой, считавшей себя первой красоткой Градовки.
Я сразу залезала в грузовик и, жуя жвачку, называла цену. Свою цену. Да, у меня была цена и есть сейчас. Только инфляция взвинтила эту цену до потолка, да и опыт, приобретенный с годами, стал моим главным козырем.
Мои родители и братья с сестрами знали, чем я занимаюсь. Все молчали, потому что только я могла принести в дом булку хлеба и батон колбасы, который сжирали все, особенно любивший выпивку папаша.
Он все время любил повторять, что я – его любимая дочка, потому что раньше всех «прокусила», как делать бабки. Мои сестры хмыкали, одна из них еще училась в школе, а вторая работала на почте. Братья работали в местном совхозе и тоже пили. Никто из них так и не женился, всех троих я похоронила на кладбище Градовки рядом с могилами отца и матери.
Я ненавидела свою семью за то, что они не дали мне ничего, кроме того кромешного ада, в котором я варилась с четырнадцати лет и до той переломной встречи с водителем дорогого автомобиля, в котором я сделала ему минет и уехала в Москву. Это и был Вадим. Он подобрал мне с обочины и помог устроиться в клуб, где я за деньги танцевала перед пьяными мужиками, а иногда уходила в приват-комнату, где меня трахали, не жалея. Иногда я возвращалась домой под утро, выжатая, как лимон, едва волоча ноги и без сил падала на кровать.
Теперь я другая. После Вадима был Виталик, который забрал меня из клуба и поселил в съемной квартире с двумя другими девчонками. К нам приезжали клиенты, которых мы по графику обслуживали в отдельной комнате.
А потом Виталику пришла в голову идея создать интернет-сайт, где любой клиент мог в полной безопасности выбрать понравившуюся ему девушку и провести с ней столько времени, сколько заблагорассудится. Нас развезли по разным квартирам, и бизнес пошел в гору. Теперь клиенты сами приезжали в назначенное время, они все сплошь были влиятельными и богатыми людьми, которым просто хотелось оторваться и забыть о квочке-жене, ждущей их дома.
А потом Виталик перепродал свой бизнес Артему, который немного поменял тактику, и теперь клиентов стало еще больше, и не всегда приходилось с ними спать.
Пару раз я сопровождала какого-то богатого, но жутко страшного олигарха на вечеринке, где он представлял меня своей девушкой, хотя даже пальцем ко мне не притронулся. В другой раз я улетела на частном самолете в Марокко, где меня трахали четверо богатеев, каждый со своей бурной фантазией. Я привыкла ко всему.
Сейчас мне почти тридцать, я выгляжу шикарно, у меня есть две квартиры в Москве, которые я сдаю и имею дополнительный доход. Артем не знает об этом, продолжая снимать для меня трешку в центре, а я молчу, потому что мне нужны деньги, и ничего другого, кроме как трахаться, я не умею. И не хочу уметь. Мне нравится моя жизнь, хотя начиналась она весьма непросто.
Сегодня я иду на встречу с владельцем сети аптек Санкт-Петербурга. Он приезжает в Москву периодически, чтобы попробовать открыть тут свой филиал, но постоянно натыкается на какие-то проволочки, не дающие ему начать свой бизнес в столице. И, чтобы сгладить свой стресс, он берет девушку и здорово дерет ее в отместку за отказ столичных высокопоставленных органов в открытии хотя бы одной аптеки на территории Москвы.
Мне звонит Артем и говорит, что машина подъехала, и мне надо спускаться. Я поправляю прическу и еду на лифте вниз, где меня уже ждет такси класса «Бизнес», которое отвезет меня в отель к моему герою-любовнику.
Он встречает меня с недовольным лицом, впрочем, к этому я тоже привыкла.
– Мне опять отказали, суки, – злобно вещает мне Дмитрий, едва открыв дверь. – Входи, будешь виски?
– Ты же знаешь, что я не пью, – я отказываюсь, причем делаю это уже раз в пятый.
– И ты сука! Пить не хочешь со мной! Вы все, москвичи, твари последние, – продолжает ругаться Дмитрий.
Он уже покраснел от выпитого алкоголя, расстегнул рубашку, из которой виднелось его обвисшее брюхо и седые волосы на груди, и я вспоминаю его член. Маленький, словно грецкий орех, которым он пытается трахать меня во все дырки, вызывая только приступ смеха, который, разумеется, я придерживаю при себе, издавая самые разнообразные звуки, имитирующие оргазм и вообще полный восторг от его червячка.
Честно говоря, я вообще не помню, когда получала оргазм от секса. Наверное, это было с моей первой любовью, парнем из Градовки, приехавшим в деревню к своей тетке. Увидев меня, он словно сошел с ума, заваливал меня цветами, сочинял стихи, а тогда развесила уши и ждала, когда он заберет меня из деревни к себе в Подмосковье. Его звали Андрей, и был он продуманным и хитрым парнем, который своими сладкими речами задурил мне голову, и я оказалась в сарае его тетки.
Помню, как он нежно шептал мне на ухо всякую лабуду, а сам снимал с меня цветастые трусы, а потом поцеловал меня между ног. Я опешила тогда, пыталась оттолкнуть, но Андрей так профессионально работал языком, что я кончила, не успев понять, что происходит.
Потом он долго елозил на мне, а мне хотелось, чтобы он снова поцеловал меня там, чтобы я опять ощутила сладостную истому внизу живота. Больше такого со мной не повторялось, как и не было чувств ни к одному из мужчин.
Мужчины для меня – мясо, как и я для них. Мы стоим друг друга, ложась в постель, трахаясь в самолете или в гостиничном номере, на кухне его дома или в салоне машины. Он имитирует страсть, а я имитирую оргазм. И иногда ночью мне снится тот сарай, губы Андрея, и я просыпаюсь, содрогаясь от разрядки, не до конца понимая, был ли это сон, или я на самом деле кончила.
Смотрю на Дмитрия, который уже принялся снимать штаны, потом свои трусы. Мой взгляд опускается к его члену, который человек с близорукостью даже не приметит сразу.
– Ползи сюда, – говорит он, приподнимая свой обвисший живот и давая мне доступ к своему «орешку».
Я беру его в рот и снова соизмеряю размер его члена с его яйцами: они в три раза больше его пениса. Как такое может быть непонятно, но спермы из его малыша выливается всегда столько, что впору затопить соседей снизу.
Во рту его член ощущается как полсардельки, которую я стараюсь сосать, но она выскальзывает из моего рта, и я снова ловлю ее губами. Головка члена такая маленькая, что составляет ровно треть его небольшого достоинства.
Даже, когда Дмитрий достигает пика эрекции, его член становится чуть больше моего мизинца в длину. Я все время борюсь с желанием спросить, есть ли у него жена, но Артем давно запретил нам инициировать разговоры с клиентами, тем более, если речь идет о личной жизни.
– Давай, раздвигай ноги! – приказывает мне Дмитрий, и я ложусь на кровать и раздвигаю ноги, как он просит. Я не ношу нижнего белья, это неудобно при моей работе, поэтому мой клиент сразу попадает к нужному месту и, пыхтя, старается вставить в меня свой членчик. Наконец, у него получается, и я издаю протяжный стон, демонстрируя высшую степень наслаждения от его проникновения в меня.
Лежу на постели, постанывая, а про себя думаю о том, как сейчас он подхватит меня за руку и будет тыкать своей половинкой сардельки мне в лицо, заливая его спермой.
Так и выходит, только прошло, по меньшей мере, минуты три, как он уже тянет меня за руку, сдерживая в руке свою маленький корнишончик. Я зажмуриваюсь и получаю в лицо порцию горячей спермы, к запаху и вкусу которой я давно привыкла, еще работая на трассе.
Сколько членов я повидала с тех пор! И больших, и маленьких, и толстых, и длинных. И ни один из них не смог меня довести от оргазма. Потому что это работа, а работа не должна приносить удовольствие, а только доход.
Я умываюсь в ванной Дмитрия и, прощаясь с ним, слегка целую в щеку.
– Ты был просто великолепен, – вру ему я, а он лыбится от радости. Еще бы, такие слова он, поди, нечасто слышит в свой адрес.
Уже сев в такси и находясь на полпути к дому, мне приходит смс с зачислением денег за заказ. Артем всегда честен и точен в отношении денег. Я удовлетворенно улыбаюсь, глядя в окно.
Вечер был быстрым и легким, вот бы все вечера: вот так пососать корнишон и в люлю. Но не все клиенты такие, иногда бывают неприятные исключения.
Как снег на голову
Утром я просыпаюсь от настойчивого звонка по телефону. Смотрю на дисплей и вижу имя младшей сестры. Что ей понадобилось в такую рань?
– Алло, – лениво отвечаю я, глядя на настенные часы, которые тоже подтверждают точное время: восемь утра.
– Привет, шлюшка, – весело кричит мне в трубку Алла. Ненавижу, когда она меня так называет, но это прозвище приклеилось ко мне еще со времен Градовки, – Спишь, небось, утраханная?
– Алка, иди в жопу или говори, что тебе надо, – едва сдерживая раздражение, отвечаю я, хотя предполагаю, что ей снова нужны деньги на мифические вложения в прибыльный бизнес.
– Я в Москве, прикинь? – ее голос разрывает чувство гордости. – Пусти пожить.
Я резко сажусь в постели:
– Какого хрена ты забыла в Москве? Чего тебе в Казани не жилось спокойно?
– Ой, долгая история, – та весело отмахнулась, – В общем, меня выгнал Рустам, я теперь бездомная, и у меня оставались деньги на билет до Москвы. Я хочу к тебе.
– Алла, какая Москва? У тебя ребенок! – я всегда поражалась беззаботности своей сестры.
– Его не отдал мне Рустам. Лялечка, милая, не дай мне погибнуть. Мне надо найти одного человечка, а потом я быстренько от тебя сбегу.
Черт бы побрал Аллу с ее вечными проблемами! То она рожает в восемнадцать, то выходит замуж за хмурого мужлана, на роже которого так и написано, что он последняя сволочь, а теперь сбегает от него, и ноги несут ее ко мне! И почему не к Машке, которая спокойно живет своей девственной жизнью в Подмосковье и ждет своего принца на белом коне? Артем прибьет меня, когда узнает, что я впустила к себе сестру.
Но я диктую ей адрес, и на следующий день мне в квартиру вваливается Алка, загруженная какими-то тюками.
– Лялечка, милая! – она пытается броситься ко мне в объятия, но от нее так несет потом, что я едва не падаю в обморок от этой нестерпимой вони.
– Алла, прими душ, потом обнимемся. И куда девать твои пожитки? Неужели нельзя было приобрести нормальный чемодан?
– Ляля, какой чемодан? – в голосе сестры я слышу почти священный ужас. – Мне едва хватило денег на билет в общем вагоне. Ой, а душ я сейчас приму, дай только что-нибудь из твоих шмоток, а то я ничего не взяла.
Я окидываю взглядом связки какого-то барахла, от которого исходит запах не менее омерзительный, чем от их хозяйки и думаю о том, что может находиться в них, если не одежда?
– Это товар, – поясняет Алла, скидывая с себя видавший виды спортивный костюм и потертое нижнее белье, которые я тут же хватаю с пола и запихиваю в мусорный пакет.
– Что это за вонючий товар?
– Это сушеное мясо. Помнишь, я тебе говорила, что теперь занимаюсь производством сыро-вяленой баранины, и вот, привезла ее сюда показать потенциальным покупателям.
Я закатываю глаза, глядя на голую сестру, которая, не стесняясь меня, продолжает рассказывать историю со своим очередным бизнес-проектом, результаты которого теперь лежат в моей квартире и воняют просто безбожно.
Я заталкиваю сестру в ванную, и пока она принимает душ, я вытаскиваю тюки с мясом на балкон, где более-менее прохладно и откуда не будет нести мясной вонью на весь дом.
Готовлю яичницу, учитывая приезд сестры, а сама думаю о том, как мне от нее избавиться до того момента, пока ее присутствие не вычислит Артем.
Алла выходит из душа, завернутая в полотенце и плюхается за стол, хватая кусок хлеба и вилкой разрывая яичницу.
– Когда ты ела в последний раз? – спрашиваю я ее, замечая, насколько голодна моя сестра.
– Перед поездом, съела пирожок на вокзале, – отвечает мне сестра с набитым ртом, – Но потом всю дорогу молилась, чтобы меня не приспичило в туалет в санитарной зоне. Ты не представляешь, наверное, пирожок был из кошатины или мышатины.
Я отодвигаю тарелку с завтраком, понимая, что яркие истории моей сестры напрочь отбили мой аппетит.
– Куда ты планируешь податься со своим товаром? – я смотрю на сестру, а сама едва сдерживаю смех.
– Есть тут один желающий взять на пробу товар, – отвечает Алла, и из ее рта летят куски хлеба.
Нет, я не могу смотреть на свою сестру. Деревня Градовка настолько глубоко вошла в кровь и плоть моей сестры, что ей не надо ничего делать, чтобы оставаться наивной деревенской хабалкой, характер которой не в силах была исправить даже Казань.
Встаю из-за стола, чтобы налить себе и ей кофе.
– Нет-нет, – сестра машет рукой, – Я кофе не пью, от него зубы чернеют, и сердце барахлит.
Я выливаю кофе из ее чашки и, сполоснув ее, кидаю в нее пакетик зеленого чая и включаю чайник.
– Алла, ты понимаешь, что тебе надо будет съехать от меня сегодня же?
Сестра смотрит на меня удивленно, даже жевать перестала:
– Почему, Ляля? Куда я подамся? Ты же моя сестричка, а гонишь меня из собственного дома.
Я снова сажусь напротив нее и начинаю объяснять прописные истины:
