Артем мысленно удивился.
«Сколько же лет тогда было предыдущему владетелю? Выглядел он лет на семьдесят, не больше. Это сколько они тут живут?..»
– Мы ехали на Святую землю переселенцами. Тогда рыцари империи отвоевали ее у басерманов, и лишние рты из империи оправляли караванами обживать эти земли. Теплый край, вдоль рек урожай снимают по два раза в год. Нам не повезло. На наш караван напали пустынные разбойники из племени Ди Шар. Мужчин убили, а детей и женщин захватили для продажи. Они не знали, что следом за караваном ехал с отрядом отец нынешнего барона, которому служил ваш отец. Они немного отстали и подоспели, когда нас, пленников, делили. Барон напал на бандитов, многих убили, а нас освободили. Отец ваш взял мою мать себе служанкой, и чтоб она ему согревала постель. Но в тот год случилось моровое поветрие на Святой земле, мать умерла, а меня милорд забрал с собой сюда. Я вырос и стал ему слугой-оруженосцем, а затем сенешалем замка. Отец ваш много читал. Зачем только столько читать? Ведь, поверьте мне, и это все знают, много знаний в голове не удержишь. Запомнишь что-нибудь одно, а другое забудешь. Голова, она же вон, – он постучал себя по лбу костяшками пальцев. – Маленькая…
– Иногда он рассказывал мне свои чудные сны. Как он где-то в другом мире, и там летают корабли по воздуху… Да много чего. Как по мне, милорд, ваш батюшка не очень дружил с головой. – Флапий говорил просто, как он видел своего господина, и не испытывал к нему, по всей видимости, особого уважения. – Вот, например, набрал наемников, – продолжил тот. – А зачем? Взял бы крестьян из деревни. Все лучше. А эти стали грабить крестьян, девок насильничать. Так одна деревня, которая расположена у медных рудников, взялась за вилы и прогнала вашего батюшку. Поймали одного наемника и на кол посадили. И, хоть тот был мечником, а ничего сделать не смог. Попал в вырытую ловушку. Так наемники больше туда не совались. На дорогах они грабежами занимались… Теперь ни ренты, ни меди. А наемники пригрозили, что если милорд будет возражать или пожалуется, его убьют. Так и жили, кормили дармоедов. Так что владение ваше, считай, в полном запущении. А весной барону нужно двадцать золотых империалов выхода отдать. А где их взять? Негде.
То, что Флапий кратко рассказал о своем бывшем хозяине, Антона мало порадовало. Что он был помешан на встрече сменщика, как себя назвал Антон, ему было понятно. Видимо, устал тут жить и решил поскорее уйти. Жил, видимо, без всякой цели и смысла. Разорил владение и решения принимал не всегда правильные. И по складу характера был добр. Вот же, деревню простил, с мародерами не ссорился или считал это ненужной суетой на склоне лет. Кто это знает? Сам он уже не расскажет…
– А много ли деревень во владении? – спросил Антон после того, как Флапий надолго замолчал.
– Было две, осталась одна. Та, что при замке, но выхода с нее нет. Раньше они филиссу сажали да масло давили. Был приличный доход. Пасека была. Мед, воск. Медную руду плавили и продавали. А потом все как корова языком слизала. Милорд продал все запасы семян, пасеку и деньги отдал волхвам.
– Да уж, прям чудеса в решете! – не выдержал Антон и повторил надоевшую ему фразу Панченко.
– Еще какие, милорд, – согласился Флапий.
– И что ж теперь делать? – чувствуя свою беспомощность, спросил Антон.
– Как что? – спокойно и решительно отозвался слуга. – Жить. Владения обустраивать.
«Обустраивать, – мысленно проворчал Антон. – Знать бы еще, как?»
Дальше ехали молча. Антон, углубившись в невеселые мысли, не смотрел по сторонам.
Как тут жить? Он не рожден феодалом. Как управлять всем, что ему оставили? И будут ли его вообще слушать? А, может, ну его к черту, этот мир! Подъехать к высокому обрыву и прыгнуть вниз? Вот и будет сразу решены все проблемы…
Но молодость и надежда на лучшее, жажда жизни толкали на другой путь. Тут тоже своя система, и в нее нужно вникнуть, быть внутри нее, и тогда она будет его защищать. Умереть он всегда успеет. На ум пришли строки из рассказа «Муму». Ко всему привыкает человек…
Привыкнет ли он? Сможет ли здесь жить, или закончит свой путь, пустив пулю в голову. Мрачные мысли. Страшные. Они шли вперемешку с желанием выжить.
По своей природе и характеру Антон не был отъявленным трусом, но и не был героем. Часто комплексовал от нерешительности. Потому и пошел в полицию, что там положение и форма ставили его как бы выше над простыми людьми. Давали ощущение своей власти и защищенности системой. Здесь тоже у него есть власть и, как он понимал, защита его прав.
Они спустились с горы и вновь выехали на пригорок, и с него открылся вид на замок под внушительным названием «Грозовые ворота». Последние лучи заходящего местного солнца, прощаясь, ласкали своими объятиями стены, окрашивая серый камень в розовые тона.
Антон представлял себе замок как темную мрачную громадину, перекрывающую перевал, и над этим большим и могучим замком, в его воображении, всегда бушевали грозы. Били молнии и гремел воинственно гром.
Но сам замок, к разочарованию Антона, представлял из себя каменную убогую башню с постройками, огороженную тыном. Стоял замок не на перевале, а у переправы через реку, на крутом берегу. Вокруг него были разбросаны десятки домишек, издалека казавшихся игрушечными.
– Вот оно, ваше владение, милорд. С прибытием. – Флапий показывал рукой на замок, и Антон не понял по его интонации, радовался он прибытию нового владетеля или издевался. Но что он мог поделать? Он даже не знал, как должен вести себя владетель. Может, он владеет жизнями слуг и крестьян, а может, у них есть конституция, защищающая их права. Выгнали же крестьяне прежнего владетеля, и тот ничего, только утерся. Может, и профсоюзы сельхозработников имеются…
«Да уж! Попал так попал!» – скрывая нарастающее огорчение и страх, подумал Антон.
– Челяди много в замке? – спросил он вслух.
– А это кто, милорд?
– Ну, кто живет в замке? Сколько людей? – стушевался Антон. Опять сказал невпопад.
– Людей-то? Это если баб за людей не считать, то, пожалуй… – он задумался, загибая пальцы. – Конюх Эрзай, он из степных кочевников. Кузнец Торвал, шер. Свинарь Акос и я. Ну, еще бабы. Их считать?
– Считай, – вздохнул Антон. Он все же подумал, что все-таки Флапий тайно над ним издевается.
– Ключница, тетка Илди. Кухарка Франси. Птичница Кили. Так что с бабами, если их за людей считать, нас там семеро.
– А баб, как ты говоришь, у вас за людей не считают? – осторожно поинтересовался Антон.
– Милорд считал, а так нет. Баба, она и есть баба.
– А что, у тебя жены нет, Флапий?
– Как нет? Есть, милорд. Франси.
– Кухарка?
– Ну да, кухарка.
– Что-то мало народу в замке.
– А кто еще нужен? – искренне удивившись, спросил Флапий.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Антон и поправился: – Пока не знаю.
В замок въехали уже с темнотой. Покосившиеся ворота были раскрыты настежь. Никто их не встречал, и никому не было интересно, кто же это прибыл и за какой надобностью.
«Действительно, полное запустение», – упав окончательно духом, подумал Антон. Он понял, что Флапий нисколько не приукрашивал ситуацию, а рассказал все как есть. Его мнимый отец развалил все, что ему досталось от предшественника.
Въехав во двор, Флапий громко закричал:
– Эрзай! Торвал! Быстро сюда. – А затем, к удивлению Антона, небрежно сбросил тело своего бывшего милорда на утоптанную землю. Робарт съехал с крупа лошади головой вниз и, словно ненужный хлам, остался лежать под ногами лошади.
Антон, не выдержав, с нареканием произнес:
– Флапий, ты бы повежливей обращался с рыцарем. А то, как мешок с пшеницей, скинул милорда.
– А что ему будет? Ему теперь, милорд, все равно, – невозмутимо отозвался Флапий. – Перед отпеванием его бабы обмоют и приведут в должный вид. Пованивать, конечно, будет, но придется потерпеть…
– Эрзай! Торвал! Где вы? Я нового милорда привез. А старый-то помер!
Из пристройки, тоже каменной, с факелом в руке вышла низкая и очень широкая фигура. Слева появилась вторая, гораздо стройнее и выше.
– Ну и чего ты разорался? – густым басом произнес низкий и, подойдя поближе, с интересом уставился на Антона.
– Этот, что ли? – спросил он.
– Он. Он. Все, как и сказал Робарт. Был на горе с наследственной грамотой. А сэра Робарта убили рейдеры горцев. Но молодой милорд отомстил за отца. Вот головы. Держите. – Флапий кинул окровавленный мешок под ноги низкому. – Надо батюшку милорда отнести в ледник. Завтра мы с милордом съездим в обитель Заката и договоримся об отпевании.
– Ты что, деньги нашел? – усмехнулся низкий. Тот, что был повыше, все это время смотрел исподлобья и молчал. Лица в мерцающем свете факела различить было трудно. Но Антон и не стремился к этому. Он хотел упасть и забыться.
– А это что? – Низкий указал толстым пальцем на спаниеля. Собачка пригрелась и прижавшись к животу Антона, уснула. Он поддерживал ее нежно и осторожно, как самое дорогое, что у него осталось от прежней жизни.
– Милорд говорит, охотничья собака, – невозмутимо ответил Флапий. – И хватит болтать, забирайте головы и милорда и несите в ледник.
– Охотничья? Охо-хо! – разразился громким смехом низкий, и даже высокий улыбнулся. Смеялся низкий до слез, нисколько не стесняясь нового хозяина замка. Антон тяжело вздохнул и ответил:
– Ты тоже не вырос, но мальчиком тебя, наверное, не называют.
Низкий перестал смеяться и вытаращился на молодого милорда.
– Это вы к чему сказали, ваша милость? – постояв, спросил он. Руки его сжались в кулаки.
«С таким драться опасно, – подумал Антон. – Хоть и невысокий, но силища в нем должна быть, как у Ильи Муромца».
– К тому, что не все, что мы видим, можем правильно оценить.
– Торвал, – встрял в разговор Флапий, – милорд прибыл издалека. Он многого не знает и, скорее всего, никогда шера не видел.
– Милорд, это Торвал. Он шер. Он не человек. Шеры живут в горах, и среди людей их мало встречается.
– Как добрались, ваша милость? – подобрев, спросил шер, желая проявить учтивость и загладить возникшую неловкость из-за его резкого выпада. Антон кинул благодарный взгляд на Флапия и ответил правду.
– Быстро.
– Я догадался, – с серьезным видом, произнес Торвал, – даже сапоги не успели надеть, с батюшки сняли… Или вас ограбили по дороге?
«Издевается», – понял Антон, но не подал вида, что догадался.
– Ты прав, Торвал, пришлось собираться быстро.
– А я вот не пойму, – неожиданно резко произнес худой. Откуда в наших горах взяться человеку издалека? Там только дикари горцы. А за горами наши степи, а еще дальше море… А на горца его милость непохож…
– Обстоятельства, – многозначительно и туманно произнес Антон, и все, широко раскрыв глаза, замолчали.
– Хватит донимать милорда вопросами. Поднимайте его отца и обращайтесь с телом со всем вашим уважением. Он каждому из вас в свое время помог. Окажите милорду последнее уважение.
Глава 2
Флапий, кряхтя, слез с коня.
– Уф. Наконец-то добрались, – произнес он. – Слезайте, милорд. Я провожу вас в трапезную. Поужинаете и ложитесь спать. – Не оборачиваясь на Антона и уверенный, что тот последует за ним, он усталой походкой пошел к башне.
Тяжело ступая по стертым ступенькам, словно входил на эшафот, Антон шел вслед за Флапием, понимая все яснее и яснее, что входит в новую для него жизнь и обратной дороги уже не будет. Понимать-то понимал. Да сознание отказывалось принять это как сложившуюся реальность. Ему казалось, что сейчас все вернется обратно, и он окажется дома, на земле, в комнате сумасшедшего ученого. Но он шел все выше и выше, а мир перед его глазами и не думал меняться. Со скрипом открылась толстая, обитая кованым железом дверь, и Флапий, не пропуская хозяина вперед, вошел в башню первым.
К удивлению Антона, по стенам в красивых, потемневших от времени бронзовых подставках светились синеватым светом размером с локоть кристаллы. Они давали неяркий, холодный рассеянный свет. Нештукатуренные стены, сложенные из грубо обработанного серого камня, образовывали узкий коридор, из которого вела наверх такая же узкая деревянная лестница без перил. По ней, как заметил Антон, следовало идти осторожно, не то свалишься ненароком вниз.
Они поднялись по недовольно скрипящей, со стертыми узким ступенями лестнице, которая, как показалось Антону, как живая, ворчала, что по ней все ходят и ходят, а ей давно пора на покой. Вышли на второй этаж и попали в просторное помещение. Посредине комнаты с высоким потолком стоял длинный стол, сколоченный из толстых досок. По стенам светились такие же кристаллы, как и в коридоре. В торце горел то ли очаг, то ли камин, и у котла, висевшего над огнем, помешивая, стояла женщина в длинном сером платье и белом чепце. Даже под несуразным платьем угадывалась хорошая фигура.
– Франси! – крикнул Флапий. – Принимай, моя любезная, нового милорда.
Женщина обернулась, и Антон понял, что ей было лет пятьдесят, не меньше.
Его окатили суровым взглядом, и женщина, которая когда-то была весьма миловидной, а сейчас имела несколько продольных морщин у плотно сжатого рта, делающих ее старше и на вид суровой, спросила:
– А старый где?
– Да, наверное, уже в леднике. Убили его. Эрзай и Торвал должны были его отнести туда.
Женщина несколько неприязненно оглядела Антона.
– А он точно наследник? – спросила она.
– Точно, Франси. У него наследственная грамота. Ты сама знаешь, что она принимает, только если почувствует родную кровь.
– Нашел-таки старый дуралей своего сына, – вздохнула женщина. – С прибытием, милорд, долго мы вас ждали и не верили даже… Садитесь кушать. Я сейчас подам.
– А где можно помыть руки? – спросил Антон и по удивленному виду слуг понял, что спорол нечто невообразимо глупое.
– Зачем? – первым пришел в себя Флапий.
– Я не ем, не помыв руки.
– Вот как? – произнесла Франси и поджала губы. По ее виду Антон догадался, о чем она думает:
«Старый хозяин чудил, и этот туда же. Вот же бог наградил хозяином!»
– Франси, – пришел на помощь Антону старый слуга, – милорд прибыл издалека. Его, понимаешь, греки воспитывали. А от них чего только не наберешься. Принеси таз с водой.
– Мыло и полотенце, – добавил от себя Антон.
– Мыло? – удивилась служанка. – А это что такое?
– Ну, мыло? Это… мыло, – не зная, как пояснить, растерялся Антон. – Оно такое… пенится и очищает тело от грязи.
– Тело от грязи? – не переставая удивляться, переспросила женщина. – А вы что, в грязи вывалялись, милорд?
– Ну почти… Вот вы чем котлы моете от жира?
– Золой и песком, вестимо. Чем же еще?
– А руки, если вымазали их?
Женщина молча уставилась на Антона.
– Франси, милорд имеет в виду желтый болотник, каким девки перед замужеством моются. И чем вы будете обмывать старого милорда.
