Андрей Фурсов "Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4"

Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4
Андрей Ильич Фурсов

Игры мировых элит
Четвертое, расширенное и дополненное издание культовой книги выдающегося русского историка Андрея Фурсова – взгляд на Россию сквозь призму тех катаклизмов 2020-2021 годов, что происходит в мире, и, в то же время – русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» – это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся, как в мире, так и в России и в мире за последние годы. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока – больше ему взяться неоткуда.

Нарастающие массовые протесты на постсоветском пространстве – от Хабаровска до Беларуси, обусловленные экономическими, социо-демографическими, культурно-психологическими и иными факторами, требуют серьёзной модификации алгоритма поведения властных элит. Новая эпоха потребует новую элиту – не факт, что она будет лучше; факт, однако, в том, что постсоветика своё отработала. Сможет ли она нырнуть в котёл исторических возможностей и вынырнуть «добрым молодцем» или произойдёт «бух в котёл, и там сварился» – вопрос открытый. Любой ответ на него принесёт всем нам много-много непокою. Ответ во многом зависит от нас, от того, насколько народ и власть будут едины и готовы в едином порыве рвануть вперёд, «гремя огнём, сверкая блеском стали».

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Россия между революцией и контрреволюцией

Холодный восточный ветер 4

* * *

© Михаил Финкель, 2021

© Книжный мир, 2021

© ИП Лобанова О. В., 2021

Предисловие

Общая тема этой книги – Россия сквозь призму того, что происходит в мире и мир сквозь русскую призму. Название одной из глав – «Холодный восточный ветер» – метафора, позаимствованная мной из шерлокхолмсовского рассказа А. Конан Дойла «Его прощальный поклон». Для меня это символ того здорового студеного ветра, который необходим для уничтожения гнили, скопившейся в России и в мире за последние 30–40 лет. То, что этот ветер может прийти только с Востока, у меня нет никаких сомнений – больше ему взяться неоткуда. Именно о том, какую конкретную властно-общественную форму он примет, я и размышляю в последней главе этого сборника.

Эта книга выходит в год столетия начала войны, которую именуют Первой мировой (1914–1918 гг.), хотя это и не совсем точно. Во-первых, мировыми войнами были и революционные и наполеоновские (1792–1815 гг.), и Семилетняя (1756–1763 гг.) – войны за мировую гегемонию между Великобританией и Францией; эмбриональной мировой войной была Тридцатилетняя (1618–1648 гг.). Во-вторых, есть некоторый резон в точке зрения, согласно которой так называемые Первая и Вторая мировые войны с межвоенным, заполненным локальными войнами периодом, составляют Тридцатилетнюю войну XX века. Но это к слову. Главное в том, что 1914 год оказывается далеким зеркалом 2014 года – по остроте ситуации, по факту наступления Запада на русский мир – сегодня, как показывает украинская ситуация, с использованием уже не немцев, а неонацистов украинского («славянского») разлива, бандеровских орков.

Стремление североатлантических верхушек изолировать Россию на международной арене, чему аплодирует пятая колонна в РФ, напоминает ситуацию 1938 – первой половины 1939 г., когда СССР оказался в изоляции, пробить которую Сталину удалось Советско-германским договором в августе 1939 г. Разумеется, большинство исторических аналогий, как заметил когда-то Гегель, носит поверхностный характер. Однако это не значит, что ими можно пренебречь. Материалы этой книги – прямо или косвенно – подобраны в немалой степени под углом исторических сравнений. Последние особенно важны в тех ситуациях, которые историк Фернан Бродель называл пересдачами карт социальных игр, а я называю проще: пересдачами карт Истории. Именно в такой «картежный период» мы и вступаем. Выход из него – где-то в начале XXII в. И хотя этот выход явно не будет похож на мир, изображенный ранними Стругацкими в книге «Полдень. XXII век», надо постараться, чтобы он не оказался похожим на мир поздних Стругацких, чтобы «прогрессоры» (они же «регрессоры») оказались там, где им положено, – на обочине исторического процесса, а еще лучше – у параши.

Андрей Фурсов

Дефальсифицируя историю

Скрытые субъекты мирового управления, Россия и психоисторическая война

Если сравнить жизнь с игрой, то ее участников можно разбить на следующие категории: хозяин игры, игроки, помощники игроков, игровые фигуры и битые фигуры. На всем протяжении истории игроки действуют не так, как обычные люди, так как у них особого рода сознание и способности. При этом хозяин игры не придерживается никаких правил игры, он их разрабатывает для других. Игровые фигуры соблюдают правила так, как им диктуют игроки, но сами этих правил не знают. Помощники игроков повинуются игрокам. Битые фигуры не принимают осмысленного участия в игре – они даже не знают, что являются участниками игры.

[…] [как создать игровые фигуры]: опровергайте любые мысли, что ведется игра, скрывайте правила от игровых фигур, не давайте им извлечь никакой пользы для себя. Скрывайте цели игры, сохраняйте фигурам такие условия, чтобы они не смогли отказаться от участия в игре. Препятствуйте у них появлению чувства удовлетворенности от проделанной работы. Сделайте так, чтобы фигуры выглядели как игроки, но не позволяйте, чтобы они действительно таковыми становились. Со стороны они могут казаться всемогущими, но реально у них не должно быть никакой власти.

    О. Маркеев

Пояснение

Эта работа посвящена проблеме глобального управления и его субъектов – структур наднационального (мирового, глобального) согласования и управления. Одной из форм глобального управления является психоисторическая война, распространяющаяся на такую важную сферу как история, на знание и понимание прошлого, без чего невозможно знание и понимание настоящего и будущего.

Одна из линий борьбы за прошлое – фальсификация истории, одна из форм которой – отрицание существования скрытых субъектов глобального управления. Тот, кто стремится к мировому господству, делает все, чтобы затушевать свои действия и представить их в качестве либо случайностей, либо неких системных массовых процессов, развивающихся якобы самих по себе.

Для нас анализ субъектов глобального управления важен особенно, поскольку Россия и русские – их экзистенциальный противник. Для уничтожения в первую очередь России или для установления контроля над ее ресурсами и территорией были организованы две мировые войны XX в., а по сути одна Большая война 1914–1991 гг., из которой до сих пор не сделаны многие важные выводы. В частности, до сих пор эти события и их последствия анализируются без учета интересов, целей и деятельности главных поджигателей и бенефикторов – наднациональных структур, которые и сегодня продолжают вести психоисторическую войну против России и русских, планируя окончательное решение русского вопроса.

И потому необходимо наметить основные контуры русской версии узловых мировых событий последних 150 лет, представить реальную картину мировой борьбы за власть, информацию и ресурсы, чтобы, используя эту версию и эту картину, использовать их как эффективное оружие в психоисторической войне вообще и против фальсификации истории в частности.

1

Мы живём в военное время – военное вдвойне. Натовской агрессией против Югославии, а точнее – против сербов началась перманентная горячая война, ставшая следствием разрушения СССР: Афганистан, Ирак, Ливия, Сирия. Одновременно с горячей, то параллельно ей, то переплетаясь с ней, развивается набирающая силу иная форма Холодной войны – организационная война. Ее главной целью является разрушение оргструктур (структур управления) общества-мишени – всех: от социальных и финансовых до структур сознания и познания, т. е. структур психосферы в самом широком смысле этого слова. Именно эта сфера постепенно становится основным театром действий организационной войны, которая в психосфере становится войной психоисторической.

Психоисторическая война – это целенаправленное долгосрочное воздействие на общественное сознание и подсознание (взгляды, идеалы, идентичность, историческая память, эмоции и т. п.) определённой группы, как правило, интеллектуальной и политической элиты, общества-мишени (или на это общество в целом) с целью провести классовое и/или цивилизационное перекодирование, навязать ей (ему) чуждые цели, задачи, идеалы, картину мира и т. п. как якобы её (его) собственные. Задача проста – подавить волю к сопротивлению и экспроприировать общество в целом (ресурсы, территория, человеческий материал), активно используя при этом то, что специалисты из Римского клуба называют «неосознанностью происходящего».

У психоисторической войны (оргвойны в психосфере) несколько уровней (измерений): информационный, концептуальный и метафизический (смысловой). Информационная война в узком смысле – это действия на уровне фактов, их фальсификация, искажение определенным образом. Концептуальное измерение психоисторической войны затрагивает, как ясно из названия, концептуальную интерпретацию фактов, т. е. развивается в сфере перехода от эмпирических обобщений к теоретическим. Метафизическая война – высший пилотаж оргвойны в психосфере – есть преимущественно война смыслов; физическая победа без победы в метафизике, в смысловой сфере невозможна.

В качестве конкретного примера можно привести версию катынских событий, восходящую к Геббельсу. Информационный уровень психоисторической акции: нас убеждают (путем грубых фактографических подтасовок, разрушающихся при постановке элементарных вопросов), что поляков расстрелял советский НКВД. Затем – переход на концептуальный уровень: расстрелял, потому что НКВД – элемент «кровавого сталинского режима», а вся история СССР – проявление тоталитаризма, иллюстрирующая его; здесь вешают на уши образ («кровавый сталинский режим») и концепцию «тоталитаризм», причем сам этот термин должен подтолкнуть объект информагрессии к уравниванию «сталинизма» и «гитлеризма».

Вообще, нужно сказать, что образы в психоисторической войне крайне важны: можно действовать на информационно-концептуальном уровне в духе какого-нибудь Сванидзе, а можно на образно-концептуальном в духе «типа Гельмана». Но это отдельная тема.

И, наконец, метафизика: тоталитаризм якобы вытекает из парадигмы русской истории, из всего ее опыта, ее смысла, которые, следовательно, подлежат изменению. Ведь недаром один из главных бесов горбачевщины, смотрящий за ней от заокеанья, говорил, что перестройкой они ломают не только СССР и коммунизм, но тысячелетнюю парадигму русской истории. Вот это и есть действие оргоружия, причем применению его в «физической сфере», в «физике» предшествовало таковое в метафизике. Разрушению властных и финансово-экономических структур СССР предшествовало разрушение смыслов и ценностей советского общества, оргпогром психосферы. При этом основные удары наносились по фактографии, концепциям и метафизике истории: целили в коммунизм, а били по России и русским; целили в настоящее и близкое прошлое («сталинизм»), а на самом деле били по прошлому вообще, по историческому, цивилизационному целому, а следовательно по будущему.

Цель психоисторической войны – разрушить организацию психосферы противника, посадив его на ложный информпоток, внедрив свои концепции его самости в пространстве и, главное, во времени и лишив его собственных смыслов и ценностей и навязав чуждые – разрушительные и парализующую волю к борьбе. Наиболее важное направление психоисторической войны – история. Битва за историю – это, по сути, главная битва оргвойны в психосфере, поскольку она подрывает эту последнюю сразу по нескольким направлениям, включая психоудары по исторической памяти (наиболее важные события, наиболее значимые и знаковые фигуры – отсюда поливание грязью нашей Победы, воинской славы, конкретных лиц, прежде всего Сталина, схема «миф о Гагарине» и т. п.), по идентичности, по традиционным для данной цивилизации ценностям.

Центральное событие советской истории – Великая Отечественная война, победа в ней. Это – безусловная ценность, абсолютная скрепа, объединяющая людей не только в России, но и на просторах СНГ, а кое в чем даже за его пределами. И естественно, что именно война и победа становятся главной мишенью в психоисторической войне. Саму Великую Отечественную войну подонки от науки и околонауки либо переименовывают в «нацистско-коммунистическую», либо добавляют к Великой Отечественной определение «так называемая». Другие вслед за предателем Резуном пытаются доказать, что Сталин готовился напасть на Германию, но Гитлер опередил его на две или на три недели. Третьи пытаются доказывать, что СССР несет такую же ответственность за развязывание Второй мировой войны, как и Третий рейх, аргументируя это фактом «пакта Риббентропа – Молотова» (так они предпочитают называть Советско-германский договор 1939 г.). Именно подобной позиции придерживается целый ряд западных, прежде всего англо-американских и немецких исследователей (если их в данном случае можно назвать исследователями, скорее речь должна идти о пропагандистах, о солдатах и офицерах оргвойны за историю), а также их прихлебатели из компрадорского (компрадорско-коллаборационистского, пятоколонного) сегмента науки в РФ.

Нередко с пропагандистами таких взглядов начинают спорить по частностям или – того хуже – оправдываться. А ведь обе схемы – «план» Сталина первым напасть на Гитлера и якобы равновеликая ответственность Германии и СССР за возникновение Второй мировой войны – рассыпаются от элементарного наступательного удара на самом нижнем уровне психоисторической войны – информационном, позволяя развернуть наступление на концептуальном и метафизическом уровне.

В ближайшие пять лет нас ждет немало круглых дат русской и мировой истории: 2014 г. – 100 лет с начала Первой мировой войны; 2015 г. – 200 лет с окончания наполеоновских войн и установления «Венской системы»; 2016 г. – 25 лет с момента разрушения СССР; 2017 г. – 100 лет Октябрьской революции; 2018 г. – 100 лет с начала Гражданской войны в России и 200 лет со дня рождения Маркса. Можно не сомневаться, что эти даты и стоящие за ними события, тенденции и лица станут поводом (и полем) дальнейшего развертывания психоисторической войны против России. Пофантазировав, можно представить себе, например, издание многотомника, посвященного теме «Россия: мировая война и революция». Цель – доказать, что Россия не играла значительной роли в войне. Деньги дадут западные «научные» фонды. 90 % авторов – западные же ученые, 10 % – представители «компрадорской науки» из РФ, «дети грантов» (но не капитанов Грантов), главным образом узкие специалисты, не замахивающиеся на большой нарратив и обобщения (это – монополия хозяев-грантодателей). Ну а «освятят» все это редколлегией из титулованных околонаучных чиновников, которые не гнушаются принимать награды от иноземных властей за защиту их интересов в нашей науке. То же, а то и похлеще, можно представить по поводу роли СССР во Второй мировой войне.

Одной из линий «игры на понижение» в оценке роли и значения Великой Отечественной войны может стать противопоставление ей Первой мировой войны как «первой германской» – «второй германской». Первые симптомы такого противопоставления уже появляются. Две войны – две германских, две мировых. Они сыграли огромную роль в истории. А в их истории огромную, решающую роль сыграла Россия, как бы она ни называлась. В следующем году будет столетие начала Первой мировой войны, и о ней уже сегодня много пишут, в том числе и у нас. Вспоминают героев этой войны, ход боевых действий, эпоху. Восстанавливается историческая память, и это, конечно же, хорошо. Нехорошо другое: уже сейчас видно, что намечается тенденция противопоставления Первой мировой – Великой Отечественной. Оно развивается в контексте противопоставления Российской империи, как чего-то положительного, Советскому Союзу – как чему-то отрицательному.

Сегодня можно с уверенностью сказать: попытка героизации белого движения, использования «поручиков Голицыных и корнетов Оболенских» в качестве оргоружия против красного периода нашей истории провалилась. Более чем вероятно, что под лозунгами восстановления «исторической справедливости» о Первой мировой будет предпринята попытка использовать ее в качестве антисоветского оргоружия, как минимум уравняв ее по историческому значению с Великой Отечественной.

И это будет ложь. Для России, русских и мировой истории значение двух этих войн несопоставимо.

В 1914 г. Вильгельм II и немцы не ставили, в отличие от Гитлера, задачу стирания русских из истории – физического уничтожения одной половины русских и культурно-психологического (т. е. оскотинивания) – другой. Ставки в Великой Отечественной были неизмеримо и несравнимо выше, чем в 1914 г. – быть или не быть России и русским вообще, и уже поэтому ни о каком уравнивании двух войн речи быть не может, при всем уважении к памяти павших в Первой мировой. Я уже не говорю о том, что геройствовал и погибал русский солдат на полях Первой мировой не столько за русский интерес, сколько за кошельки англо-американских и французских банкиров, у которых самодержавие Николая II было почти по уши в долгах. Это – во-первых.

Во-вторых, первая германская для России окончилась поражением и распадом государства. Из Великой Отечественной СССР вышел не просто победителем, но одной из двух сверхдержав – на фундаменте Победы СССР просуществовал почти полвека, но и РФ существует только потому, что до сих пор не удалось разрушить этот фундамент.

В-третьих, две войны – четкие иллюстрации того, что в одном случае (Российская империя) мы имели больное общество, в другом (СССР) – здоровое. Как только в 1915–1916 гг. был выбит старый офицерский корпус, рухнула армия, а вместе с ней – самодержавие, государство. Заменить офицеров как персонификаторов модального типа личности (а его нужно-то 7–8% населения) оказалось некем. В 1941 г. был выбит довоенный офицерский корпус, рухнула армия, потеряв миллионы пленными. Но уже через несколько месяцев другой, вновь созданный офицерский корпус, другая армия нанесли поражение вермахту под Москвой, затем последовали Сталинград, Курск и красное знамя над Рейхстагом. Произошло это потому, что в 1930-е годы был создан тот самый модальный тип личности, советский человек, который и вышел победителем в войне, расписавшись на рейхстаге.

Тему принципиальных различий можно продолжать долго, но едва ли стоит это делать в данной работе. Здесь имеет смысл сказать о другом – о важном уроке Первой мировой. Ту войну проиграло олигархизированное, коррумпированное самодержавие, превратившее Россию в финансово-зависимый сырьевой придаток Запада, придаток с заметно ограниченным суверенитетом. В острой ситуации тогдашнего «главного начальника» – царя – свергла великокняжеско-генеральско-буржуазная олигархия (при содействии британцев), т. е. представители 200–300 семей, правивших (как им казалось) Россией. Объективно олигархия сыграла роль пятой колонны и История – прежде всего руками имперски настроенной части большевиков и военных Генштаба – вышибла ее из страны. Объясняя причины успеха СССР во Второй мировой войне, Черчилль заметил, что, в отличие, например, от той же Франции, в СССР в канун войны была ликвидирована «пятая колонна». Да и с агентурой, добавлю я, как влияния, так и нелегальной не церемонились, действуя «по законам военного времени и правилам поведения в прифронтовой полосе».

История мировых войн показывает: у семейно-олигархических систем нет шансов победить. Да, они сдают «главных начальников» или свергают их, рассчитывая откупиться их головами и продлить свой «пикник на обочине» Истории. Напрасные надежды: они слетают вслед за «главным начальником». Первая мировая в России продемонстрировала это со всей ясностью, а ведь люди не меняются, их лишь квартирный (или бизнес- или какой иной) вопрос портит. Этот урок Первой мировой, по контрасту с победным уроком Великой Отечественной – «добрым молодцам урок», если, конечно, они не идиоты (в греческом смысле этого слова: человек живет так, будто окружающего мира не существует). Этот урок, как и священную память о наших павших на обеих войнах, мы должны помнить, воздавая должное нашим героям Первой мировой и не позволяя никому принижать значение героев Великой Отечественной и Победы – нашей Победы – в ней.

То, что подобного рода принижение имеет место быть, что оно будет развиваться и в канун круглых дат (например, 70-летия Победы) станет особенно сильным, сомневаться не приходится.

Мораль из всего сказанного выше: в психоисторической войне в целом и в информационной в частности, особенно в такой сфере как история, не следует ждать, пока противник нанесет удар, нужно бить первыми. Нам нужны свои работы по истории событий, юбилеи которых приближаются, но и вообще по истории России и – обязательно – по истории Запада, с которым и в пользу которого сравнивают Россию. При этом в ходе сравнения у России выпячивается негатив, а то ей и просто приписывается нечто в реальности не существовавшее, а у Запада ретушируются темные пятна. Вообще, нужно сказать, что умение табуировать неприятные для Запада темы и неприглядные преступные страницы его истории – характерная черта западной культуры, в том числе и научной. Нельзя не согласиться с английским историком Д. Ливеном, который в работе «Империя: Российская империя и ее соперники» (английское издание – 2000 г.) заметил, что в современной сравнительной истории и политологии господствует превращенная в догму «странная версия англо-американского самопоздравления-самовосхваления (self-congratulation), написанная в немецкой манере».

Запад, прежде всего его англосаксонское ядро, превратили себя, свое уникальное историческое «я» в универсальное мерило, на соответствие которому оценивается все остальное. Англосаксы вольны, подобно «Королю» и «Герцогу» из «Приключений Гекльберри Финна» выделывать любые кунштюки. Наша задача и обязанность – не ловиться на них и гнуть свою линию, прежде всего в психосфере. А потому мы должны писать не только свою историю, но и историю Запада (и Востока, конечно) без ретуши. Нам необходима систематическая, наступательная и стратегически выверенная работа в сфере «боев за историю» (Л. Февр), за прошлое – прежде всего свое, но и за чужое тоже. Это необходимое условие победы в битве за будущее. В свою очередь, написание истории Запада, России, мира в целом как условие-императив русской победы в психоисторической войне требует теоретической интерпретации истории Запада, России, мира как систем. Применительно к последним столетиям это означает творческую разработку проблем капитализма и реального коммунизма (т. е. советского строя). В то же время анализ и теория капитализма как системы – это, прежде всего, анализ наднационального (глобального управления), субъектом которого является системообразующий элемент капиталистической системы – организованная в закрытые структуры мирового согласования и управления («ложи», «клубы», «комиссии» и т. п.) верхушка мирового капиталистического класса. Эта верхушка, преимущественно англосаксонская, стремится превратить в функции капитала все принципиально некапиталистическое и подавить все непохожее на протестантизм. В этом плане Россия – втройне враг этих структур: православный опыт, коммунистический опыт, великая держава, двести лет стоявшая на пути создания «мирового правительства».

2

История уже давно стала полем сражения не только научных теорий, но информационных схем, идейных конструкций и концептуальных вирусов (мемов), полем психоисторической войны во всех ее ипостасях – информационной, концептуальной и метафизической. Психоинформационные удары по идентичности, по исторической памяти уже давно вошли в арсенал различных сил современного мира и активно применяются против нынешней России, как когда-то применялись против СССР, а еще раньше – против Российской империи. Нам пытались и пытаются навязать чужое, чуждое нам ви?дение своей истории, а саму нашу историю представить как неполноценную, недотягивающую до неких универсальных стандартов цивилизационной полноценности, за которые Запад (и его пятая колонна) выдает самого себя, любимого. Что удивительно, многие до сих пор покупаются на эту самозваную универсальность (или универсальное самозванство) Запада и начинают смотреть на свою (в данном случае нашу, русскую) историю чужими глазами. Как писал М. Волошин, «Мы все же грезим русский сон / Под чуждыми нам именами». Ну а тот, кто смотрит на свою страну и на свою историю чужими глазами, рано или поздно начинает смотреть на них в чужих интересах. Пушкин был прав, отмечая, что русская история требует своей формулы, то есть своей собственной теории, а не чужого, преимущественно англосаксонского концептуального платья, которое напяливается на русскую историю. Концептуализация своей истории в соответствии с ее природой и мерой – это, таким образом, задача не только научная, но и психоисторической войны.

Противодействие навязываемым извне теориям, интерпретациям и оценкам русской истории – одно из направлений психоисторической войны, наши действия в которой ни в коем случае не должно носить оборонительный характер – мы должны писать историю не только своей страны, но и Запада такого, каков он есть в реальности – капиталистический хищник, за демократическим фасадом которого скрываются реальные хозяева, объединенные в ложи, клубы и иные структуры.

Не менее важное направление – противодействие попыткам геоисторического (классового, системного, цивилизационного и т. п.) противника уничтожить или подменить нашу историческую память, исказить идентичность и привить комплекс исторической, культурно-психологической неполноценности, как это сделали после 1945 г. с немцами, спекулируя на «неизбывной вине немецкого народа» перед всеми – главным образом перед евреями, «забыв», что наибольшие потери, в том числе сознательно уничтожавшегося мирного населения, понесли русские.

В России в последние два десятилетия попытки привить комплекс исторической неполноценности предпринимались западными пропагандистами и их «пятой колонной» как попытки заставить каяться за «преступления сталинизма». У мема «преступления сталинизма» был не только внутренний, но и внешний, внешнеполитический аспект. Он реализовывался как попытка возложить на сталинский СССР такую же вину за развязывание Второй мировой войны, которая ранее возлагалась только на Гитлера. Фундаментом такого обвинения стало отождествление сталинизма и гитлеризма, СССР и Третьего рейха как двух – левой и правой – форм тоталитаризма, а в качестве конкретно-исторического доказательства использовался «пакт Риббентропа – Молотова», якобы, открывший путь ко Второй мировой войне и даже, якобы, ставший ее фактическим началом. На самом деле Советско-германский договор был последним из серии договоров европейских держав (Италия, Франция, Великобритания) с Германией, которые должны были создать условия для агрессии Третьего рейха против СССР, не имевшего до августа 1939 г. такого договора с Германией. Августовский договор сорвал агрессию в 1939 г. и отодвинул ее на два очень важных для нас года. Ну а реально открыл путь к войне сентябрьский (1938 г.) Мюнхенский сговор, но это отдельная тема, для нас сейчас важна принципиальная постановка вопроса.

Во время подписания Мюнхенского соглашения (30 сентября 1938 г.) (Слева направо: Чемберлен, Даладье, Гитлер, Муссолини и Чиано)

Нередко в ответ на обвинения в том, что СССР виновен в разжигании Второй мировой войны не менее Гитлера, наша сторона идет по пути простого реагирования, т. е. опровержения нечистоплотных конкретных тезисов оппонентов. Этого явно недостаточно. Речь должна идти о другом – о фиксации того факта (благо доказательств – избыток, причем об этом много написано серьезными и честными западными учеными), что, во-первых, именно британцы и американцы привели Гитлера к власти, создав «Гитлер инкорпорейтед», что именно англосаксы накачали фюрера деньгами и обеспечили (британцы) Мюнхеном тот военный потенциал, без которого Гитлер не мог бы начать войну против СССР; во-вторых, что именно Великобритания «Мюнхеном-38» сорвала заговор немецких генералов, готовых свергнуть Гитлера, – этого британцы допустить не могли; в-третьих, что именно позиция Великобритании в мае-июне 1941 г. (тайные переговоры с Гессом и другими) создала у Гитлера впечатление, что британцы либо замирятся с ним в случае его нападения на СССР, либо, как минимум, останутся де факто нейтральными, продолжая «Странную войну»: блицкриг против СССР был возможен только при гарантии ненанесения удара британцами на западе.

Молотов подписывает Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом (за ним Риббентроп, справа Сталин) (23 августа 1939 г.)

Иными словами, в мае-июне 1941 г. британцы провернули тайную спец- и дипломатическую операцию, аналогичную той, что они организовали в июле 1914 г., спровоцировав Вильгельма II на войну, да так, что он, а также, естественно, Германия и немцы оказались во всем виноваты. Разумеется, формально виноват тот, кто начал войну, т. е. тот, кто капнул последнюю каплю в уже наполненную до краев чашу. Но вот что писал по поводу Первой мировой войны француз Гюстав Лебон, которого, конечно же, трудно заподозрить в симпатиях к Германии вообще и к Вильгельму II в частности. Именно Вильгельм, считал Лебон, – «автор» последней капли, но историку, подчеркивает француз, важно понять, кто наполнил чашу до краев, в результате чего она переполнилась. Это касается не только Первой мировой войны, но и Второй – и вообще всех войн.

Ниже в порядке наступательной психоисторической борьбы с фальсификацией истории речь пойдет о механизме возникновения, а точнее организации двух мировых войн XX в. Войны эти вовсе не были случайными, как в этом пытаются нас уверить некоторые историки – западные и формально российские, которые отрабатывают отстегиваемые хозяевами сребреники. Хозяевам, конечно же, выгодно представить войны случайными, их, якобы, могло бы и не быть, если бы, якобы, не Германия и/или Россия: в 1914 г. – два авторитарных режима, в 1939/41 гг. – два тоталитарных. Эта схема рушится от элементарного информационного удара, поэтому ниже будет предложен краткий фактографический анализ возникновения обеих мировых войн, экскурс в сферу исторической информации. Как говорил отец кибернетики Н. Винер, «правильно жить – это жить, располагая правильной информацией». Речь пойдет также о субъекте или субъектах организации мировых войн, они же – исторические враги России. По сути, будет предложена русская версия мировой, т. е. не только русской, но и западной истории, русский взгляд на события последних полутора веков. Я не стану опровергать западных пропагандистов от науки и их подголосков в РФ, лучший ответ – целостная альтернативная интерпретация, в основе которой лежит вопрос cui bono? – «кому выгодно?».

Искажение, фальсификация истории – мощное оргоружие в сфере психоисторической войны вообще и информационной войны в частности. Материализованная в виде институтов, образовательных структур, систем грантов и т. п. фальсификация истории есть один из элементов глобального управления, которое в качестве факта и процесса, как правило, отрицается конвенциональной (профессорско-профанной) наукой, квалифицирующей попытки серьёзного изучения наднациональных структур мирового согласования и управления как «конспирологию», «теории заговора» и т. п. Ясно, что наука, обслуживающая субъекта глобального управления, должна отрицать факт его существования. Поэтому сам по себе анализ наднационального управления, его структур, форм, этапов развития, методов и т. п. как ПОЛИТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ реальности означает борьбу с фальсификацией истории. Кроме того, он означает изучение реального главного противника России и русских, который скрывался и скрывается за вывесками «Великобритания» и «США». Наконец, анализ этих структур позволяет понять реальные механизмы истории и ослабляет потенциал оргоружия, которым пользуются те, кого Б. Дизраэли назвал «хозяевами истории», а О. Маркеев – «хозяевами мировой игры». А, следовательно, выступает в качестве оргоружия в ведущихся «невидимых войнах» – информационной, сетевой, памяти, оружия сопротивления глобальному управлению. Это знание весьма необходимо нам сегодня, когда начинается новый глобальный передел, новая пересдача карт Истории, которая определит будущее мира на ближайшие столетия.

3

Горбачёвщина и ельцинщина превратили Россию в значительной степени в объект управления; только сейчас Россия начинает возвращать себе реальную субъектность. Но внешнеполитических побед для этого недостаточно: неполноценная субъектность закрепляется сырьевой специализацией в международном разделении труда неолиберальной внутренней экономической политикой и социальной структурой. Нередко осмысление этого «объектного», максимум – «полусубъектного» состояния оформляется в виде выводов о случайности нынешнего расклада, о глобальном управлении как простом заговоре неких сил. На самом деле наднациональное управление обусловлено природой и логикой развития капитализма и сопротивления ему: не надо, в частности, забывать, что Советский Союз был субъектом мирового управления как в коминтерновскую эпоху, так и в послевоенную (т. е. до конца 1980-х годов). Ну и, разумеется, надо помнить, что без структур наднационального (с 1870-х годов – мирового, с 1980-х – глобального) управления капитализм не смог бы воспроизвести себя как система.

Наднациональное управление – не иллюзия, не блажь, не роскошь, не выверт истории, а средство снятия одного из важнейших противоречий капитализма. Экономически капитализм – цельно-мировая система, мировой рынок, тогда как политически это не целостность, а совокупность, сумма государств. Отсюда тройное противоречие – между капиталом и государством, целым и суммой, мировым уровнем и национально-государственным.

У крупной буржуазии, в какой бы стране она ни жила (особенно если это крупная страна), прежде всего у ее финансового сегмента, всегда есть интересы, выходящие за национальные рамки, за пределы государственных границ – своих и чужих. И реализовать эти интересы можно только нарушая законы – своего государства или чужих, а чаще и своего, и чужих одновременно. Причем речь идет не о разовом нарушении, а о постоянном и систематическом, которое, следовательно, должно быть как-то оформлено. Одно дело, когда капиталу противостоит слабая или даже не очень слабая полития в Азии, не говоря уже об Африке – здесь достаточно силового варианта, «дипломатии канонерок». А как быть в мире равных или относительно равных: Великобритания, Франция, Россия, Австрия, со второй половины XIX в. – Германия, США? Это совсем другое дело. Для решения проблем на этом уровне нужно уже не огнестрельное, а организационное оружие особого типа, которое, решая задачи верхушки мирового капиталистического класса, снимало бы противоречия между капиталом и государством, наднациональным экономическим и национальным политическим интересом и, наконец, между мировой экономической целостностью и мировой государственно-политической суммарностью.

Структуры, в виде которых существует такое оргоружие, должны быть: