«Закон гильдии гласит: ткач должен быть один. Он не может жениться, не может иметь детей, – вспомнились слова Мастера. – Думаете, закон жесток? Нет, закон милосерден. Ткач должен быть свободен от привязанностей, потому что Хисс слишком часто смотрит на него. Смотрит его глазами. Помните: Хисс всегда берет свое. И будьте готовы отдать – в любой момент».
Лошадей Стриж отпустил, сняв уздечки, тела оставил на той же поляне неподалеку от тракта, куда разбойники притащили циркачей. Хоронить их по всем правилам Стриж не мог – на это ушел бы целый день, и потому выкопал только одну могилу, для Павены. Собрал оружие и мало-мальски ценные вещи и положил с ней рядом, покрыв могилу дерном и завалив камнями от собак. Прочел импровизированную молитву Светлой Райне, потому как настоящих не знал отродясь. И, сняв с дерева перепуганного кота, с ним на руках пошел дальше: не оставлять же полосатого артиста голодным собакам.
Глава 8
Охота на Пророка
…нет заклинаний, плетений и прочих костылей. Ваша музыка, ваши картины или стихи – вот ваша сила. Вы можете говорить любые слова, они не особо важны. Важно, что вы вкладываете в свое искусство. Готовы ли вы поделиться с людьми кровью своего сердца, слезами вашей души. Если вам есть что дать, вы дадите и получите в ответ сторицей. Вам, потомкам Золотого Барда, выпала честь делать этот мир лучше. Каждый день и час. Даже просто своим присутствием. Вы исцеляете души так же, как менталисты исцеляют разум…
Из лекции с.ш. Офелии Хеймдел Мандолины
7 день пыльника. Имперский тракт между Беральдосом и Иверикой
Себастьяно бие Морелле, Стриж
Последнюю ночь он провел в деревушке всего в лиге от города. Поначалу местные жители отворачивались, завидев паренька с гитарой и котом на плече, а одна молодая женщина кинула в него из-за забора комком грязи. Ни приветливого, ни спокойного лица, только страх и озлобление, гнев и горе – и половина дверей заколочена.
Стриж не стал проситься на ночлег, уселся на бревно с краю пыльной деревенской площади, молча расчехлил гитару и так же молча заиграл. Не для сельчан, для себя. Всю боль и разочарование, вину и тоску он выплескивал звонким плачем струн в темнеющее небо, в густой вечерний воздух. Гитара пела цикадам и ночным птицам, первым звездам и пустым окнам.
Вскоре вокруг собрались селяне. Они подходили тихо, пряча глаза, останавливались неподалеку. Когда смолкли последние звуки, так же тихо селяне разошлись по домам, унося с собой подаренные музыкой покой и надежду. Лишь та самая женщина, что кинула грязью, не ушла. Она стояла напротив, не утирая слез, и смотрела на него. Смотрела, как он осторожно убирает гитару в чехол, как набирает воду из колодца и пьет, как закидывает за спину гитару и дорожный мешок, сажает на плечо кота, как делает первый шаг прочь из селения, мимо нее… Тогда она, все так же молча, улыбнулась и взяла его за руку.
На следующее утро, с рассветом, Стриж продолжил путь.
Когда он уходил, женщина, с которой он так и не перемолвился ни словом, еще спала, положив руку на свернувшегося клубком кота. Горестные складки вокруг рта разгладились, лицо ее просветлело – казалось, она вот-вот улыбнется новому дню. Несколько мгновений Стриж постоял рядом, осматривая дом при свете наступающего дня. Судя по сложенным на сундуке мужским вещам и топору, воткнутому в колоду под окном, муж покинул ее не так давно. Несложно было догадаться, куда он подался. Так и не разбудив женщину, Стриж взял одну из чистых рубах с сундука, положил вместо нее несколько монет и тихо прикрыл за собой дверь.
Войти в Иверику оказалось непросто – тракт был забит повозками горожан. В воротах стояла толчея. Телеги сталкивались и застревали, придавливали обезумевших от криков и боли лошадей, между ними пытались протиснуться целые семьи, нагруженные мешками с пожитками.
Жаркое летнее солнце не могло рассеять смрад обреченности, такой густой и въедливый, что им, казалось, пропитались даже булыжники мостовой. На стенах толпились солдаты при полном вооружении, но с поникшими плечами и тоской на лицах: Иверика еще делала вид, что сопротивляется. Но с первого взгляда становилось понятно, что город сдастся сразу, стоит Пророку подойти.
Пробираясь по узким улочкам, Стриж прислушивался к разговорам прохожих. Ничего нового и интересного он не услышал – обыкновенные слухи и бредни перепуганных людей. На центральной площади, перед ратушей, собралась толпа: лавочники и подмастерья, кумушки и гулящие девицы, бродяги и стражники вперемешку. Двое в белых балахонах и с обритыми головами вещали с перевернутой телеги, потрясая грубо побеленными деревянными кругами. Они призывали уверовать, пасть пред Пророком ниц, присоединиться к нему и идти к королю вопрошать о справедливости и требовать очищения земли от скверны.
Народ слушал, открыв рты и развесив уши, и многие уже готовы были побросать все и бежать навстречу Пророку. Это могло показаться смешным, если бы Стриж не видел, к чему привела доверчивость таких же дураков, а особенно их жен и детей.
Судя по словам фанатиков, Пророк не позже завтрашнего дня должен был подойти к Иверике. Всего на несколько минут Стриж задержался, раздумывая, не проще ли будет подождать жертву здесь. В городе добраться до проповедника несравненно легче, как и скрыться потом. Но представил, во сколько жизней обойдется промедление, и обругал себя трусом. Руки так и чесались сподобить фанатиков поскорее встретиться с их богом, но вряд ли распаленная проповедью толпа оценила бы его бескорыстную помощь.
Неподалеку от северных ворот Стриж зашел в таверну. Темный душный зал был набит битком – городская стража напивалась в трогательном единении с разбойными рожами. Заплатив изумленному владельцу заведения пол-империала вперед, он снял комнату на три дня и потребовал обед туда же. Когда трактирщик принес еду, Стриж вручил ему сверток с так и не пригодившимся арбалетом, метательными ножами, дюжиной звездочек и полупустым кошелем, показал знак Гильдии и велел, если он не вернется на третий день, отнести все в Алью Хисс, настоятелю Риллаху. Себе Стриж оставил лишь гитару и котомку с запасной рубахой и пресной лепешкой.
Разговоры на улицах подтверждали правоту Ревуна: Пророк, петляя по лесам, приближается к городу с северо-запада. Несколько раз проскочило название деревни, где свора Пророка стояла вчера, Осинки. Припомнив карту, Стриж провел нехитрый подсчет. От Иверики две с небольшим лиги до Осинок, половина лиги до речки Караськи… Наверняка последнюю стоянку перед взятием города мятежный сброд сделает именно у воды.
7 день пыльника. Дорога от Осинок на Иверику
– Не, Кабан, зря ты так. Бабы, они… короче, ну как без баб-то, а? Ты сам посуди! Вот вернешься ты домой, а там женка твоя. Пирогов испекла, красненького налила, румяная да горячая. Чем плохо-то?
– Ну да! Пока я тут воевал, она, небось, к мельнику бегала! Правильно Пророк говорит – все зло от баб! Сосуд скверны, во!
– Подумаешь, к мельнику! Поучишь вожжами, чтоб крепче любила, да в койку. И никакого мельника больше не вспомнит… У тебя баба-то дома осталась? А, Кабан?
– Дома, дома. Гнида. Вернусь, убью!
– Эт зачем же?
– А чтоб не смела на меня пасть разевать! Я ее поил-кормил, а она, змея, в меня горшком запустила! Вот так прямо взяла горшок-то, с паэльей, и как в меня кинет! Во змея! И говорит, мол, уйдешь, так и не возвращайся, не муж ты мне. Точно убью! Это ж надо, на меня, на кормильца-то, руку поднять…
– Эй, заткнитесь оба!
Бритоголовый в белом балахоне повелительно поднял руку, призывая небольшой отряд к порядку. Бородатые мужики послушно притихли и вернулись в жалкое подобие строя. Бритоголовый нахмурился и упер левую руку в худой бок, правую простирая навстречу выехавшей из-за поворота телеге.
– Кто такие? Куда идете? – Бритоголовый изо всех сил подражал Пророку, пытаясь придать пронзительному тенорку раскатистость и внушительность, но получалось не очень.
Правда, двое селян постарше и совсем молодой парень впечатлились и быстро попрыгали с телеги на землю, почтительно опуская глаза и комкая в руках шапки.
– Мы, эта… с Гати мы, да. Местные… эта, вот морквы там, репы, значить, везем… да, – отозвался самый почтенный из селян, робко и с опаской поглядывая на шайку неумытых мужиков с дубинами и ржавыми железками, изображающими из себя мечи, и с надеждой – на разбойника в белом балахоне. – Слыхали мы, что сам… Пророк… вот… для армии, значить, да, морква-то. Еще вот пива бочонок, сам варил, да.
– Ну-ка, покажьте, добрые люди, что там у вас за морква! – Бритоголовый оживился при упоминании пива и полез в телегу.
– Да вот, вашмилсть, морква-то… а вот пиво… Со всем нашим почтением. Вы слово-то замолвите перед Пророком!
Второй селянин живо сдернул с телеги драную холстину, явив на обозрение груду овощей и потемневший от времени бочонок, пахнущий кислым хмелем. Бритоголовый презрительно глянул на морковь с репой и похлопал по бочонку.
– Пиво, говорите? А знаете ли вы, добрые люди, что Великий Пророк наш сказал о пиве? – он придал голосу суровость и торжественность.
– Неа, вашмилсть… не знаем… – Селяне с почтительным любопытством уставились на белый балахон.
– Пиво пити веселие ести! Ибо то не вино демонское, а напиток простой, для честного народа потребный!
Под эти слова предводителя на лицах разбойников, уже подобравшихся к вожделенному бочонку, расцвели ухмылки.
– Слава Пророку!
Мозолистые грязные руки ухватили бочонок, выбили пробку. Разбойники наперебой подсовывали под пенистую струю родной деревенской кислятины кружки и котелки, у кого что было, и в считанные минуты опустошили бочонок на треть. С бритоголового тут же слетела половина спеси и, размытый пивом, поутих безумный блеск в глазах. Селяне же стояли в сторонке, ожидая, пока доблестные народные освободители утолят жажду.
Довольно рыгая и хрустя грязной морковкой – на закуску к кислятине и морква сгодится – Чистый Брат с хозяйским видом обошел телегу кругом и приметил странный сверток в потрепанной рогожке.
– А это что? – и, не дожидаясь ответа, принялся его потрошить.
– Гитара, вашмилсть, – впервые подал голос самый младший из селян. Бритоголовый, наконец, разглядел его и заулыбался еще шире.
– Гитара? Ну-ка, подь сюда! Откуда ты такой взялся?
Паренек подошел, глядя на него с наивным любопытством.
– Брожу вот, вашмилсть, по деревням. Добрые люди с собой позвали, на Пророка посмотреть. – Синие глаза паренька сияли восхищением. – Правда, вы святой, а? Я никогда раньше святых не видал…
– Так он не из вашей деревни? – Бритоголовый кинул строгий взгляд на селян.
– Не, вашмилсть, по дороге к нам прилип. Да он безобидный совсем, вашмилсть, вона, песенки пел.
– А спой-ка, парень, спой!
Шайка поддержала бритоголового нестройными воплями. Ну чем не праздник? Пиво задарма, да еще под музыку! Только баб не хватает для полного счастья.
– Под песенки до деревни ближе будет, – продолжил бритоголовый и обернулся к старшему селянину. – Как, говоришь, ваша деревня зовется?
– Дык эта… – селянин смял шапку и с тоской глянул назад, в сторону родной деревни. – Козьи Гати, вашми…
– Конечно, вашмилсть! – звонко прервал его паренек. – Что спеть-то прикажете? Я про подвиги рыцарские знаю, и про любовь, а еще смешные куплеты…
– Про вдову и мельника знаешь? – вылез один из бородатых с дубинками.
– Лей-лей, не жалей! – пропел паренек, одарил разбойников светлой улыбкой, запрыгнул на телегу и тронул струны.
– …ходила на ручей, эй-лей, а кузнец за ней, эй-лей… – полился юношеский голос.
– Лей-лей, не жалей! – тут же подхватил кто-то из разбойников.
Бритоголовый на несколько мгновений замешкался, повел плечами в такт песне и велел селянину:
– Давай, разворачивай в Гати. Армии нужна провизия.
– Так эта, вашмилсть, морква-то, – промямлил тот, отступая.
– Нет той мельничихи милей! Эй-да-лей, да налей, не жалей! – голос паренька заглушил бормотание мужика; припев подхватила вся шайка.
Селянин тем временем дернул лошадку за узду и повлек вперед, от своей деревни, продолжая что-то бормотать под нос. Бритоголовый несколько мгновений смотрел на него, словно пытался понять, что не так. Но паренек пел так задорно, что ноги сами притопывали, губы растягивались в улыбке – а тут еще кто-то сунул ему в руки кружку с пивом.
– Давай, пошевеливайся! – предводитель отряда похлопал клячу по крупу. – Солдаты ждут!
Селянин, ведущий лошадку, облегченно вздохнул: беда миновала деревню, прав был приблудный паренек. А хорошо поет, стервец! Так и хочется плясать. Но надо возвращаться. А мальчишка… Жаль его, пропадет ни за что, да родная деревня дороже.
Через час к лагерю Пророка приближалась колоритная толпа – полудохлая кляча, влекущая крестьянскую телегу, на которой восседал белобрысый паренек с гитарой, и две дюжины веселых пьяных разбойников, вовсю дерущих глотки. Селяне, откупившиеся от напасти телегой моркови, клячей и бочонком пива, давно уже вернулись домой, поминая добрым словом невесть откуда взявшегося менестреля… Вроде был же какой-то менестрель. Или не было?
7 день пыльника. Поле близ реки Карасья, в лиге от Иверики
Стриж
Навстречу орущей непотребные куплеты толпе выскочил из лагеря обрюзгший человек в белом, лет на десяток старше того, который привел Стрижа в лагерь. Заходящее солнце облило его бритую макушку желтизной и расчертило лицо тенями застарелого недовольства.
– Безобразие! – заорал он, перекрикивая пьяных больше от музыки, чем от пива мужиков. – Чистый брат мой, почему твои люди в таком виде? Что за гулянки накануне ответственной битвы? Почему только одна телега?!
Тощий фуражир в ответ залепетал что-то о поднятии боевого духа войск и божественной силе искусства. Обрюзгший начал было читать проповедь о вреде пьянства и грозить карами небесными и гневом Пророка, но тощий толкнул его в бок и кивнул в сторону телеги. Тот тут же забыл о проповеди и устремился к телеге, расталкивая разбойников.
Стриж сделал совсем глупые глаза и разинул рот, не забывая перебирать струны: гитара отлично придавала убедительности любой игре.
– Святой… – с придыханием прошептал Стриж, глядя на старшего Чистого Брата.
– Хочешь увидеть Пророка, пацан? – просюсюкал тот, глядя на Стрижа снизу вверх.
– А можно? Правда?..
– Можно, малыш. – Медовым голосом пропел тощий, протиснувшись к телеге, и хлопнул Стрижа по бедру. – Слезай. Что там у тебя в котомке?
– Гитару не забудь. – Обрюзгший отодвинул тощего, огладил Стрижа в поисках спрятанного оружия, оглядел как лошадь на базаре и обернулся к тощему: – Бегом, приготовь этому славному юноше умыться и найди гребень. Негоже такому чумазому вкушать мудрость истинной веры.
Тощий злобно зыркнул на старшего, но промолчал и убежал Куда-то. А тот, не скрывая довольства, повел Стрижа через лагерь к небольшой роще, темнеющей на берегу реки.
Позволяя Чистому вести себя к цели, Стриж старательно лупал глазами, задавал дурацкие вопросы, восхищенно ахал осведомленности Чистого Брата и отчаянно завидовал его близости к самому Пророку. Брат же выпячивал грудь, пыжился и разливался соловьем, все больше о себе. Под его токование Стриж отлично разглядел расположение войск, то есть сброда и швали, вооруженной больше топорами да вилами, и прикинул, что отступать в случае чего лучше по реке. Мятежники жгли костры, что-то готовили: пахло кашей и пригорелым несвежим мясом. Среди мужичья изредка встречались солдаты: потрепанные, опустившиеся, растерявшие всю гордость и блеск королевской армии. Похоже, Пророк не настолько доверял дезертирам, чтобы оставить их отдельным подразделением. А может быть, это был один из «полезных» советов Медного генерала: расформировать батальон и слить с мужицким ополчением. Отдельно от мужичья держались белобалахонные братья – избранные Пророком бдительно лезли в котлы, отдавали распоряжения, проповедовали и всячески требовали к себе уважения.
Пророк поставил свой шатер на холмике рядом с рощей, перестрелах в пяти от деревни и в двух от реки. С трех сторон его окружал лагерь – разбитый как попало, но отделенный от шатра полосой вытоптанной земли сажен тридцати шириной. Рядом с шатром Пророка стояла палатка поменьше, армейского образца. На пустой полосе толпились мятежники и с хозяйским видом прохаживались вооруженные мечами Чистые: охраняли раненого генерала наравне с самим Пророком. Военной выправки не было ни у одного, мечи держали как дубины – сброд и есть сброд.
До места оставалось не больше полусотни шагов, когда около шатра началась суета. Бритоголовые выстроились в два ряда у входа, один отдернул полог, и все дружно заорали славу: показался Пророк. Крепкий и высокий, с буйной полуседой шевелюрой, проповедник подавлял животной силой. Если бы не страх, поднявший все волоски на теле Стрижа дыбом, он бы назвал Пророка красивым: горделивая осанка, крупные черные глаза, орлиные черты. Но все инстинкты вопили: опасность! Убить, немедленно убить!
Серьга в ухе нагрелась, болью напоминая: спокойно, Стриж. Держи себя в руках.
Он еле оторвал взгляд от беспросветных глаз-колодцев, ведущих прямиком в Ургаш и, наконец, заметил источник темной мощи. На груди Пророка висел на толстой цепи серебряный круг, а сквозь него багрово светился терцанг Хисса с черным глазом посередине.
«Иди, возьми меня, – звал дух, заключенный в амулете. – Ты достойнее. Ты будешь моими глазами и руками. Вместе мы достигнем великой цели. Мы подарим свободу этому миру!»
Острая, ослепительная боль вспыхнула в ухе и разлилась по всему телу, выжигая отраву. На миг послышались колокола Алью Райны: пол-день, пол-день. Стриж очнулся от наваждения весь в холодном поту, несмотря на жаркий вечер. Руки его дрожали, колени тряслись, по подбородку текло что-то теплое.
«Спокойно, Стриж, спокойно. – Он облизнул губы и вздрогнул от вкуса собственной крови. – Все хорошо. Ты играешь дурачка, так что все хорошо…»
Он кинул осторожный взгляд сначала на Чистых Братьев рядом: они смотрели на Пророка с обожанием курильщиков кха-бриша, не обращая внимания на пленника. Мужичье вокруг тоже притихло и пялилось на предводителя. Кто-то трясся и пускал слюни от восторга, кто-то тихо пятился. А сам Пророк, немного отойдя от шатра, разговаривал со смутно- знакомым молодым шером. Где-то Стриж уже видел этот породистый профиль, задиристо заломленную шляпу и огненные отсветы силы. Шер, в отличие от простого мужичья, держался уверенно, почти на равных с Пророком.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66568240&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
