Святилище
Уильям Катберт Фолкнер
«Святилище» – роман, который вызвал настоящий литературный скандал. Одни критики называли его «греческой трагедией с детективным сюжетом», а другие обвиняли в аморальности и непристойности. Но время все расставило по своим местам – и роман получил признание во всем мире.
Наглый и отчаянный парень из низов – и скучающая красавица-аристократка, ставшая его жертвой. Представитель «старой школы» честных адвокатов – и нервный юный интеллектуал, ищущий истину в вине. Все эти герои расставлены Фолкнером, словно фигурки на шахматной доске, которым предстоит сыграть партию в сложной и жестокой игре под названием «жизнь»…
Уильям Фолкнер
Святилище
William Folkner
SANCTUARY
Перевод с английского Д. Вознякевича
Печатается с разрешения издательства Modern Library, an imprint of Random House, a division of Penguin Random House LLC.
© William Folkner, 1931
© Перевод. Д. Вознякевич, наследники, 2021
© Издание на русском языке AST Publishers, 2021
I
Притаясь за кустами у родника, Лупоглазый наблюдал, как человек пьет. От шоссе к роднику вела еле заметная тропинка. Лупоглазый видел, как он – высокий, худощавый мужчина без шляпы, в поношенных брюках из серой фланели, с переброшенным через руку твидовым пиджаком, – сошел по ней, опустился у родника на колени и стал пить.
Родник бил из-под корней бука и растекался по извилистому песчаному ложу. Его окружали густые заросли тростника и шиповника, кипарисов и эвкалиптов, сквозь них пробивались лучи невидимого солнца. Притаившаяся где-то рядом птичка прощебетала три раза и смолкла.
Пришедший пил, касаясь лицом своих бесчисленных дробящихся отражений. А когда оторвался, заметил среди них колеблющееся отражение шляпы Лупоглазого, хотя перед этим не слышал ни звука.
Подняв голову, он увидел невысокого человека, держащего руки в карманах пиджака, с губы его косо свисала сигарета. На нем был черный костюм с тесным, приталенным пиджаком. Штиблеты и подвернутые брюки были заляпаны грязью. Лицо у него было странного бескровного оттенка, словно освещенное электрической лампой; в солнечной тишине эта фигура с заломленной набок шляпой и чуть оттопыренными локтями казалась плоской, словно бы отштампованной из жести.
Позади него птичка запела опять, снова прощебетала три раза: незамысловатый, проникновенный звук раздался в мирной, безмятежной тишине, тут же воцарившейся вновь, словно бы оградив это место от всего мира, но вдруг ее нарушил рокот автомобиля, который пронесся по шоссе и затих вдали.
Пришедший стоял у родника на коленях.
– В кармане у вас, очевидно, пистолет, – сказал он.
Лупоглазый разглядывал его словно бы двумя верными кнопками из мягкой резины.
– Спрашиваю я, – сказал Лупоглазый. – Что тaм у тебя в кармане?
Из карманов переброшенного через руку пиджака выглядывали смятая фетровая шляпа и книга. Пришедший потянулся к нему.
– В котором?
– Не показывай, – сказал Лупоглазый. – Скажи так.
Рука пришедшего замерла.
– Там книга.
– Что за книга?
– Обыкновенная. Из тех, что читают люди. Некоторые.
– Ты читаешь книги? – удивился Лупоглазый.
Пришедший так и держал руку над пиджаком. Лупоглазый и он глядели друг на друга через родник. Перед лицом Лупоглазого вился дымок сигареты, от дыма одна сторона его лица скривилась, и оно казалось маской, вырезанной с двумя выражениями сразу.
Достав из кармана брюк грязный носовой платок, Лупоглазый прикрыл им задники штиблет и присел на корточки, не спуская глаз с пришедшего. Было около четырех часов майского дня. Так, глядя друг на друга, они просидели два часа. Птичка на болоте то и дело принималась щебетать, словно по расписанию; еще два невидимых оттуда автомобиля пронеслись по шоссе и затихли вдали. Птичка защебетала снова.
– И конечно же, вам невдомек, как она называется, – сказал пришедший. – Очевидно, вы совсем не знаете птиц, кроме тех, что поют в клетках по вестибюлям гостиниц или подаются на блюдах по цене четыре доллара.
Лупоглазый не ответил. Он сидел на корточках в тесном черном костюме, разминая маленькими ручками сигареты и сплевывая в родник, правый карман его пиджака тяжело отвисал. Кожа отливала мертвенной бледностью. Нос был с легкой горбинкой, а подбородок отсутствовал вовсе. Лицо казалось деформированным, будто у восковой куклы, брошенной возле жаркого огня. По жилету паутинкой тянулась платиновая цепочка.
– Послушайте, – сказал пришедший. – Меня зовут Хорес Бенбоу. Я адвокат из Кинстона. Раньше я жил в Джефферсоне и сейчас направляюсь туда. В этих местах любой скажет вам, что человек я безобидный. Если дело тут в самогонном виски, то мне плевать, сколько вы его производите или продаете или покупаете. Я просто остановился попить воды. Все, что мне нужно, – это добраться до города, до Джефферсона.
Глаза Лупоглазого походили на резиновые кнопки, казалось, стоит нажать на них – и они скроются, а потом появятся снова с узорчатым отпечатком большого пальца.
– Мне надо попасть в Джефферсон дотемна, – сказал Бенбоу. – Нельзя же меня так задерживать.
Не вынимая изо рта сигареты, Лупоглазый сплюнул в родник.
– Нельзя же меня так задерживать, – повторил Бенбоу. – А если я вскочу и побегу?
Лупоглазый уставился на него своими кнопками.
– Хочешь убежать?
– Нет, – сказал Бенбоу.
Лупоглазый отвернулся.
– Ну так и не надо.
Бенбоу снова услышал щебетанье птички и попытался вспомнить ее местное название. По невидимому шоссе проехал еще один автомобиль и затих вдали. Лупоглазый вынул из кармана брюк дешевые часики, поглядел на них и небрежно, словно монету, сунул опять в карман.
Тропинка, идущая от родника, упиралась в песчаный проселок, поперек дороги, преграждая ее, лежало недавно срубленное дерево. Лупоглазый и Бенбоу перешагнули через него и пошли дальше, все удаляясь от шоссе. По песку тянулись две неглубокие параллельные колеи, но следов копыт не было. Там, где стекающая от родника вода впитывалась в песок, Бенбоу заметил отпечатки автомобильных шин. Лупоглазый шел впереди, его тесный костюм и жесткая шляпа состояли из одних углов, словно модернистский торшер.
Песок кончился. Дорога вышла из зарослей и, круто поворачивая, пошла верх. Лупоглазый резко обернулся.
– Прибавь шагу, Джек.
– Чего же мы не пошли напрямик через холм? – спросил Бенбоу.
– По этому лесу? – сказал Лупоглазый. Шляпа тускло, зловеще блеснула в сумерках, когда он бросил торопливый взгляд вниз, где заросли уже походили на чернильное озеро. – Ну его к черту.
Уже почти стемнело. Лупоглазый замедлил шаг. Теперь он шел рядом с Бенбоу, и Бенбоу видел, как дергается из стороны в сторону его шляпа, потому что Лупоглазый непрерывно озирался с каким-то злобным страхом. Шляпа едва доставала Бенбоу до подбородка.
Вдруг из темноты бесшумно возникла какая-то тень, устремилась к ним на упругих, оперенных крыльях и пролетела мимо, обдав их лица воздушной волной; Бенбоу ощутил, как Лупоглазый всем телом прижался к нему и вцепился руками в пиджак.
– Это сова, – сказал Бенбоу. – Просто-напросто сова. – Потом добавил: – А того королевского вьюрка называют рыболовом. Да-да. Там я не мог этого припомнить.
Тем временем прижавшийся к нему Лупоглазый хватался за карман и шипел, словно кот. Он пахнет чернотой, подумал Бенбоу, той черной жидкостью, что хлынула изо рта мадам Бовари на подвенечное платье, когда ей приподняли голову.
Минуту спустя над черной зубчатой массой деревьев показался на фоне меркнущего неба мощный, приземистый корпус дома.
Дом представлял собой пустой остов, мрачно и твердо вздымающийся посреди кедровой рощи. Это был своего рода памятник, известный под названием усадьбы Старого Француза, – плантаторский дом, выстроенный еще до Гражданской войны посреди хлопковых полей, садов и газонов, уже давно превратившихся в джунгли; окрестные жители в течение пятидесяти лет растаскивали его на дрова и рыли землю с возникавшей то и дело тайной надеждой в поисках золота, по слухам, закопанного хозяином где-то в усадьбе, когда в дни Виксбергской кампании генерал Грант проходил через округ.
На стульях в углу веранды сидели три человека. Из глубины открытого коридора виднелся яркий свет. Коридор тянулся через весь дом. Лупоглазый поднялся по ступенькам, сидящие уставились на него и на спутника.
– Это профессор, – бросил им на ходу Лупоглазый и свернул в коридор.
Не останавливаясь, он прошагал по задней веранде и вошел в комнату, где горел свет. То была кухня. У плиты стояла женщина в линялом ситцевом платье и грубых мужских башмаках на босу ногу, незашнурованных и шлепающих при ходьбе. Она взглянула на Лупоглазого, потом снова повернулась к плите, где шипела сковородка с мясом.
Лупоглазый встал у двери. Косо надвинутая шляпа прикрывала его лицо. Не вынимая пачки, он достал из кармана сигареты, сунул в рот и чиркнул спичкой о ноготь большого пальца.
– Там гость, – сказал он.
Женщина не обернулась. Она переворачивала мясо.
– А мне-то что? – ответила она. – Я не обслуживаю клиентов Ли.
– Это профессор, – сказал Лупоглазый.
Женщина обернулась, железная вилка замерла в ее руке.
– Кто?
– Профессор, – повторил Лупоглазый. – У него при себе книга.
– Что ему здесь надо?
– Не знаю. Не спрашивал. Может, будет читать свою книгу.
– Он пришел сюда?
– Я встретил его возле родника.
– Он искал этот дом?
– Не знаю, – ответил Лупоглазый. – Не спрашивал.
Женщина все глядела на него.
– Я отправлю его на грузовике в Джефферсон, – сказал Лупоглазый. – Он говорит, ему нужно туда.
– Ну а я тут при чем? – спросила женщина.
– Ты стряпаешь. Ему надо поесть.
– Да, – сказала женщина и снова повернулась к плите. – Я стряпаю. Для мошенников, пьяниц и дураков. Да. Стряпаю.
