Джилл Байден "Там, где свет. История первой леди США". Читать онлайн бесплатно.

Читать Джилл Байден "Там, где свет. История первой леди США
Отзывы на книгу Джилл Байден "Там, где свет. История первой леди США

Там, где свет. История первой леди США
Джилл Байден

Автобиография-бестселлер
Джилл Байден, первая леди США, жена президента Джо Байдена, откровенно рассказывает о том, сколько душевных сил потребовало построение семьи и собственной жизни. От веселых розыгрышей в юности до заложенных ею семейных традиций, которые помогали преодолеть трагедии и кризисы: развод, болезнь и неудачи мужа, смерть пасынка… Это наполненная энергией исповедь женщины, гармонично и с достоинством исполняющей множество ролей: матери, жены, учительницы и супруги крупного политика. В книге мало политического содержания, а основное внимание уделяется личной жизни, любви и семейным отношениям.

Джилл Байден

Там, где свет. История первой леди США

Jill Biden

WHERE THE LIGHT ENTERS

* * *

Моим детям: Бо, Хантеру и Эшли.

Вы привнесли любовь и свет в мою жизнь

Пролог

Девушка, которую я уже с трудом узнаю, смотрит на меня с нечеткого свадебного снимка. Ее волосы пострижены каскадом, на ней изысканное белое платье длиной до середины икры. Она идет за двумя маленькими мальчиками, навсегда запечатленными в строгих пиджаках и галстуках, мальчиками, которые уже завладели ее сердцем. Она подходит к простой реечной двери часовни ООН, и в ее улыбке нет и намека на тот путь, который им всем пришлось проделать, приближаясь к этому дню.

Годы спустя я сижу в залитой солнцем комнате на большом мягком диване в нашем доме в Уилмингтоне, штат Делавэр. Фрагменты обещания, данного в тот день, наполняют комнату, как памятную шкатулку, покрывая каждый дюйм ее стен картинами, семейными реликвиями, сувенирами и изображениями нашей семьи.

Эта солнечная комната – одно из моих любимейших мест на земле. Ее окна выходят на озеро, расположенное позади нашего дома, и я люблю сидеть на диване, подобрав под себя ноги и обложившись работами студентов Комьюнити колледжа Северной Вирджинии, где я преподаю письменный английский последние десять лет. Эта комната дает мне ощущение уюта и комфорта.

На стене я вижу свою фотографию с дочерью Эшли. Мы обе улыбаемся той улыбкой, которая делает нас особенно похожими, и снимок напоминает мне о наших чертах сходства: чувстве юмора, искренности в отношениях друг с другом, упрямстве. Она подарила мне это фото на День матери с напечатанным на нем стихотворением собственного сочинения: «Как ветви дерева/Я – продолжение тебя/Мое сердце и душа/Произрастают/Из крепких твоих корней».

Фрагменты обещания, данного в тот день, наполняют комнату, как памятную шкатулку, покрывая каждый дюйм ее стен картинами, семейными реликвиями, сувенирами и изображениями нашей семьи.

Здесь есть и постеры времен сенатских кампаний моего мужа Джо, а один – с его дебатов с Полом Райаном в Центральном колледже Дэнвила, Кентукки. Он сделан в стилистике афиш боксерского поединка, надпись гласит: Thrill in the Ville II[1 - Надпись на постере отсылает к афише боксерского поединка между Мохаммедом Али и Джо Фрейзером в Маниле в 1976 году, который назвали Thrilla in Manila («Триллер в Маниле»). – Примеч. пер.]. Еще есть постер избирательной кампании моего сына Бо, всегда шедшего по стопам отца и претендовавшего на пост генерального прокурора Делавэра.

На прикроватном столике стоит снимок моего сына Хантера, заснувшего как-то днем на диване. На груди Хантера спит Финнеган, его дочка, в темно-синем комбинезоне. Ее голова покрыта золотистыми кудряшками. Почти все фотографии Хантера – с его детьми: Финн, Мэйзи и Наоми, – его любовь к ним и гордость за них невозможно поместить в рамки. Он сердце нашей семьи во многих смыслах этого слова.

А вот небольшое пресс-папье с печатью Белого дома, одно из напоминаний о важной части жизни: восьми чудесных годах в составе администрации Обамы – Байдена. Рядом с ним очень живой снимок моих родителей, которых уже нет с нами, фотографии моих сестер, всех четверых, а также официальный портрет четырех поколений неистового клана Байденов в полном составе.

На стене поблизости висит картина с изображением причала, того самого, который я увижу, если открою французскую дверь справа от меня. После смерти Бо от рака мозга в 2015 году чаще всего я представляю себе его именно там, с пятнышками отраженного света на лице. В моем воображении он стоит в своей бейсболке и смотрит на воду или показывает детям, Хантеру и Натали, как насаживать червей на рыболовные крючки. Я бы все отдала, чтобы хоть на мгновение вернуть то время.

Когда я пытаюсь пристроить ногу на старенький кофейный столик, то обычно сталкиваю с него стопку сегодняшней прессы, приготовленной для Джо, кипу студенческих работ или коробку цветных карандашей, оставленных детьми. Готовясь к нашей ежегодной поездке на День благодарения в Нантакет, Натали приклеила к зеркалу записку: «Не можем дождаться, когда поедем в Нана-такет![2 - Обыгрывается название города Nantucket. Nana – «бабуля» (англ.). – Примеч. ред.]» Рядом висят нарисованные детскими пальчиками котята и саламандры, акриловый человечек и написанный пером дракон с синими лапами – это все работы внуков.

В солнечной комнате сходятся все составляющие моей жизни. Карьера, которая питала мои начинания и поддерживала мою независимость более тридцати лет. Приключение в политике, которого я никак не ожидала. Мальчики, которые сделали меня матерью после того, как их собственной мамы не стало. Дочь, сделавшая нашу семью полной. Внуки, собравшие воедино осколки наших жизней. Родители и сестры, родственники и друзья, которые помогли мне стать той женщиной, которой я являюсь. Мужчина, с которым я построила эту жизнь.

Я мать и бабушка, друг и учитель, жена и сестра. Каждая сцена на этих стенах, каждая роль, которую я сыграла, помогла мне узнать, что такое семья. Я узнавала – и продолжаю узнавать – о том, какие узы делают нас семьей. Мало кто из нас готов свести эти узы, эту силу притяжения к простому зову крови. Семьи рождаются, создаются, открываются и выковываются. Они раскрываются, упорядоченные красивыми ветвями поколений. Они сплетаются воедино сердечными нитями желания и отчаяния, дружбы и разногласий, милосердия и благодарности.

Мы надеемся, что сильная любовь – это тот строительный раствор, который удерживает нас вместе. Без него мы рассыпаемся, как груда камней перед лицом неизбежного: обид, неуважения, предательства, да и просто перед лицом времени. Но любовь делает нас гибкими и стойкими. Она позволяет нам простить то, что невозможно простить, и стать вместе чем-то большим. И, хотя любовь не может защитить нас от всех горестей жизни, она дает нам убежище. Окруженные ею, мы можем побыть вместе и набраться сил. Защищенные ее стенами, мы всегда дома.

Истина, которая мне известна, состоит в том, что любовь делает семью единым целым. Неважно, создаете ли вы семью с кровными и некровными детьми, заняты ли исцелением ран от потери близких, приглашаете ли жить с вами пожилых родителей. Детали могут разниться, но любовь – общий знаменатель.

Это история о том, как мы с Джо создали свою семью, которая выросла из традиции, из смеха, из простых радостей жизни. У нас не было дорожной карты или плана. Иногда мы спотыкались, но никогда не прекращали трудиться над тем, чтобы наша семья оставалась крепкой. И мы сделали это все вместе. Мы построили нашу семью, мы восстанавливали ее, когда это было необходимо, и по пути мы открыли для себя подлинный смысл прекрасных слов персидского поэта XIII века Руми из его стихотворения «Друзья детства»:

Пусть учитель отгонит мух
И перевяжет рану.
Не отводи глаз, смотри
На перевязанное место –
На него проливается свет.
И не допускай даже мысли о том,
Что исцеляешься сам.

Глава первая

Семейные узы

В каждой семье есть своя мифология – те истории, которые мы рассказываем снова и снова, пока не становится сложно отличить ярких персонажей в нашем сознании от реальных людей, которых мы знаем и любим. Эти истории правдивы или, по крайней мере, мы воспринимаем их как правдивые. Однако они не просто отображают историю семьи, они также позволяют распознать те силы, которые формируют нас, и те ценности, которые продолжают нас определять.

В моей семье таким легендарным событием была женитьба моих родителей. Дональд Джейкобс и Бонни Годфри – двое юных влюбленных против целого мира. И, хотя не в любой сказке есть злодей, каждому герою нужен антагонист – то препятствие, которое необходимо преодолеть. Правдивая или нет, легенда нашей семьи была бы неполной без противницы этого брака – моей бабушки, Ма Годфри.

Мне рассказывали, что Ма Годфри с трудом скрывала разочарование, когда я родилась. Для недовольства тем, что ее дочь после года пребывания в браке даровала жизнь здоровой девочке, не было никакой разумной причины. Но, несмотря на свадьбу родителей, несмотря на покупку дома, несмотря на строительство совместных планов на будущее, моя бабушка со стороны матери вопреки всему надеялась, что родители разойдутся. Она была уверена, что отец – а он был из бедной семьи в Хаммонтоне, Нью-Джерси – недостаточно хорош для моей матери.

Ма Годфри с трудом скрывала разочарование, когда я родилась. Для недовольства тем, что ее дочь после года пребывания в браке даровала жизнь здоровой девочке, не было никакой разумной причины.

Появление ребенка в ее понимании лишь прочнее скрепляло судьбы родителей, и где-то в глубине души бабушка винила в этом меня. Ситуацию усугубляло мое сходство с отцом, я унаследовала его светлые волосы и голубые глаза. «Ты не Годфри, – говорила она мне. – Ты – Джейкобс». Вероятно, она считала это оскорблением, но я воспринимала это как комплимент. Да, я была Джейкобс и гордилась этим.

Противоречивое отношение Ма Годфри ко мне не было явным. Она не обращалась со мной иначе, чем с моими сестрами, она читала мне книги и играла со мной в те же игры, что и со всеми. Она не лишала меня открыток в день рождения или рождественских подарков. Но в ее высказываниях в мой адрес всегда был некий подвох. Она всегда делала мне выговор чуть быстрее, чем остальным, или стремительно отпускала колкое замечание. Мы все порой вели себя дерзко, но побои доставались только мне. Ма не была душевной ни с одной из нас, но наиболее зримо недостаток любви проявлялся по отношению ко мне.

Когда мне было двенадцать лет, мое терпение лопнуло. Я не помню, что именно бабушка мне сказала, но это было зло и несправедливо, и ее слова привели меня в ярость. Я решила, что ни минуты больше не останусь с этой женщиной, которая, может, и любит меня, но которой я очень не нравлюсь. Я вызвала такси и уехала. К счастью, до пункта назначения было всего несколько миль.

Мать моего отца, бабушка Джейкобс, была полной противоположностью Ма Годфри. Всякий раз, когда я входила в ее дом, она покрывала меня поцелуями. Дом у нее был старый и ветхий, и в нем пахло подгоревшими тостами из итальянского хлеба. Этот запах и по сей день возвращает меня на ее кухню. Она всегда покупала для меня на завтрак тайскую дыню. В верхнем ящике буфета у бабушки хранились конфеты. И она любила нас – всех нас – неистово и без оглядки. Когда я выскочила из такси, бабушка открыла дверь, втащила меня внутрь и крепко обняла. Укрывшись в бабушкиных объятиях, я услышала произнесенное шепотом: «Вот сука!» За этим, впрочем, немедленно последовало: «Да простит меня Бог».

Майя Энджелоу однажды написала: «Любовь не признает барьеров. Она перепрыгивает через ограды, перескакивает через заборы, проходит сквозь стены, чтобы достичь цели, оставаясь преисполненной надежды». Именно такой казалась мне любовь моих родителей: неудержимой, непобедимой и полной надежды.

Когда я выскочила из такси, бабушка открыла дверь, втащила меня внутрь и крепко обняла. Укрывшись в бабушкиных объятиях, я услышала произнесенное шепотом: «Вот сука!» За этим, впрочем, немедленно последовало: «Да простит меня Бог».

Отец был из рабочей семьи итальянского происхождения. Его фамилию, Джакоппа, изменили на Джейкобс, когда его дед, Гайтано Джакоппа, прибыл на остров Эллис. В 1944 году, в возрасте семнадцати лет, отец решил, что хочет сражаться на фронтах Второй мировой. Для призыва он был слишком молод, поэтому требовалось разрешение матери. И, хотя та не горела желанием отправлять сына на войну, бумаги она подписала. Отец прошел подготовку как связист и был отправлен на Тихий океан. Он очень гордился службой в армии и по возвращении воспользовался законом G. I. Bill[3 - G. I. Bill – закон, который определял льготы для вернувшихся с фронтов Второй мировой войны. – Примеч. пер.], чтобы поступить в бизнес-школу в Филадельфии. Он изучал финансы, в результате чего получил свою первую работу в банке и стал работать кассиром в Хэммонтоне, Нью-Джерси. Это была вполне приличная работа, однако, по мнению родителей матери, недостаточно хорошая для того, кто стал опорой их дочери.

Как и в любой хорошей любовной истории, здесь имелся конфликт: мой дед, фармацевт, владелец магазина, и моя бабушка были полны решимости помешать зарождающейся симпатии.

Пару раз в неделю папа останавливался у магазина Rexall[4 - Rexall Drugstore – аптека и магазин деда Джилл Байден, Па Годфри. – Примеч. ред.], чтобы купить мороженое у Бонни Годфри. Сегодня их история может показаться слишком «роквелловской»[5 - Норман Роквелл (1894–1978) – американский художник и иллюстратор, изображавший в том числе повседневную жизнь американской глубинки. – Примеч. пер.], чтобы быть правдой: красивый молодой ветеран и милая девушка за прилавком на фоне черно-белой плитки, рожки с мороженым, украшенные маршмеллоу… Как и в любой хорошей любовной истории, здесь имелся конфликт: мой дед, фармацевт, владелец магазина, и моя бабушка были полны решимости помешать зарождающейся симпатии. Они с тревогой наблюдали за долговязым юношей, обаянию которого, вне всякого сомнения, поддавалась их дочь.

Мои дедушка и бабушка по матери, Ма и Па Годфри, оба учились в колледже и не сомневались, что их дочь должна сделать то же самое. Обеспокоенные тем, что вместо этого Бонни может решить выйти замуж за Дональда, они запретили ей с ним видеться.

Бонни поступила в колледж, но проучилась там только два года и не закончила его. Все это время она продолжала встречаться с Дональдом. Более того, в знак неповиновения они тайно поехали в Элктон (Мэриленд) и поженились.

Мои родители продолжали жить раздельно и сыграли скромную свадьбу лишь через год. Торжество устроили в доме Ма и Па, пригласив только родителей, братьев и сестер. Родители мамы так никогда и не узнали тайну своей дочери. Но свадьба все равно была актом протеста, символом преданности родителей друг другу, и эта преданность была для них превыше всего. В тот день они создали свой сакральный круг верности, расширявшийся с рождением каждой дочки: сначала это были я, Джен и Бонни, а затем, когда мне исполнилось пятнадцать, близнецы Ким и Келли. Мои родители всегда стояли друг за друга горой и нас приучили к тому же. Мы могли ссориться из-за пустяков, но если любому из нас причинял вред кто-то посторонний, ему предстояло иметь дело со всеми пятью девчонками Джейкобс.

Каждый уик-энд моего детства родители сажали нас в фургон и везли из Уиллоу-Гроув, Пенсильвания, в Нью-Джерси к бабушкам и дедушкам. Машина мчалась мимо фабрики Набиско, а мы с сестрами играли и спорили на задних сиденьях. Ряды одинаковых домов Филадельфии пролетали мимо, затем – через мост Такони-Пальмира и, наконец, – Хэммонтон. Там мы разъезжались: мы с папой оставались у его родителей, а мама с сестрами – у ее. Не могу утверждать, но я практически уверена, что Ма и Па Годфри запретили отцу спать вместе с мамой в их доме.

Но тогда мне было все равно, потому что я предпочитала оставаться в доме других бабушки и дедушки вместе с папой. Дедушка любил рыбачить, и иногда, приезжая, мы обнаруживали десятки морских окуней, разложенных на всех рабочих поверхностях в кухне. Рыба лежала на заднем крыльце и даже на стиральной машине. Меня завораживал блеск черной глянцевой чешуи, а бабушка кричала: «Maledetto, Доми! – она называла деда Доми, от Доменик. – Как ты думаешь, кто будет чистить всю эту рыбу?» Она не говорила по-итальянски, но для подобных случаев выучила несколько проклятий.

Родители отца проявляли свою любовь ко мне и сестрам через невероятно вкусную еду. Именно в их доме я научилась разбираться в пасте, домашних томатных соусах и хорошем итальянском хлебе. Дедушка всегда садился рядом с тостером, вставлял в него толстые ломти хлеба и следил, чтобы у каждого из нас был тост. У итальянцев есть поговорка: «Finire a tarallucci e vino» – «закончи таралукки (маленькими печеньями) и вином». Она означает, что какие бы разногласия и споры ни возникали за обедом, завершаем мы его как семья. Все хорошо, что хорошо кончается: возможно, я считаю, что ты категорически не прав, но давай пока забудем об этом и насладимся радостями совместной жизни. Таким был дом моих бабушки и дедушки – тем местом, где каждый прием пищи заканчивался удовлетворительно – и для желудка, и для сердца.