Как крепко его ни привязывай, результат один – почти бездыханное тело так и норовит свалиться с седла то на одну, то на другую сторону. Один раз Гунтер едва не грохнулся наземь, и сломать шею германцу не позволили только руки вовремя подхватившего его рыцаря.
По дороге сэр Мишель и старый Колумбан не разговаривали. Отшельник был угрюм да мрачен, а норманн пребывал в полнейшем расстройстве чувств и переживал молча. Прекрасно известно, что дьявол искушает смертных лишь необходимыми, вожделенными вещами или желаниями, вот и сейчас нечистый безошибочно ударил по самому болезненному месту в душе оруженосца. Конечно, Джонни ужасно хочется домой, но наверняка, на самом деле, он сейчас желает остаться здесь, в Нормандии. К тому же Джонни у себя там не был даже оруженосцем, а о рыцарском посвящении уж точно мечтать не приходилось… Как здорово, что отец Колумбан пришел так вовремя!
– Давай снимать его, – проворчал пустынник, когда сэр Мишель прикрутил поводья своей кобылы к бревнышку. – Занесем в дом.
Они отвязали Гунтера от седла, опустили на утоптанную землю перед дверью и норманн снова похлопал оруженосца по щекам.
– Эй, оруженосец, ты меня слышишь? – воззвал рыцарь. – Скажи что-нибудь!
– Что-нибудь… – не открывая глаз, покорно повторил Гунтер.
– В дом! – распорядился отшельник, пиная ногой притвор и нагибаясь к ногам германца. – Ну, взялись!
Жилище святого Колумбана меньше всего походило на келью, будучи на удивление просторным, хотя и мрачноватым по причине отсутствия окон. Свет давали только многочисленные сальные свечи возле самодельного алтаря да круглый открытый очаг под отдушиной в потолке, располагавшийся в дальнем, северном конце дома. Мишель бывал у отца Колумбана и раньше, потому и не удивился такому странному, по его понятиям, жилью. Насквозь прокопченный потолок покрывал толстенный слой сажи от смоляных факелов, возжигаемых зимой, и дыма постоянно горевшего очага. Справа, у восточной, как и положено каноном, стены красовалось над алтарем деревянное распятие и раскрашенные фигурки святых.
Дальше, шагов на десять, посреди помещения громоздился чудовищно корявый, бесформенный стол, видимо, изначально задумывавшийся мастером как круглый, а по стенам тянулись лавки, заваленные поеденными молью волчьими шкурами. К отцу Колумбану частенько забредали паломники или просто путники, и по монастырскому обычаю места должно было хватать всем. Стол украшали несколько деревянных чаш и тарелок, сейчас немытых и сваленных грудой прямо возле обеденного котла. Видимо, отец Колумбан мыл свою посуду только тогда, когда чистых мисок уже не оставалось, и святой оказывался перед выбором: есть из заплесневелой посуды или засучить рукава рясы и заняться мойкой. Правда, частенько проблема мытья посуды решалась менее болезненным для ее обладателя способом – накладывалась суровая епитимья на кого-нибудь из явившихся покаяться грешников.
– Фу, ну и денек! – вздохнул старец, усаживаясь на лавку. – Чудеса в решете!
– Как хорошо, что ты его прогнал, – снова завел свою музыку рыцарь, но отец Колумбан лишь отмахнулся.
– Не успел вовремя, – огорченно сказал он. – Ты знаешь, как я догадался, что этот господин бродит неподалеку? Очень просто! У меня все молоко в момент скисло. А ведь только сегодня прихожане из деревни принесли! Чем ужинать будем – не знаю…
Глава восьмая
Поединок с крокодилом
Отец Колумбан между делом разбирал пузырьки с разнообразными целебными снадобьями, в изобилии стоявшие на многочисленных стенных полках и, найдя потребное зелье, повернулся к сэру Мишелю:
– Мишель, подержи своего оруженосца, он сейчас проснется и будет очень недоволен…
Норманн подошел к лавке, на которой лежал Гунтер, и, опустившись рядом, крепко взял германца за руки. Отец Колумбан нагнулся над бесчувственным гостем, пребывающем в странном полусне, и, нажав двумя пальцами на щеки, разомкнул челюсти.
– Держи! – рявкнул отшельник на Мишеля, вливая едко пахнущую жидкость в рот оруженосца.
Сэр Мишель налег на Гунтера всей тяжестью своего тела, но едва смог сдержать неожиданно начавшего вырываться и размахивать руками германца.
Гунтер все же успел заглотить большую часть отравы святого отца, закашлялся, неожиданно вскочил на ноги, с силой оттолкнув собственного рыцаря, и воззвал:
– Да что происходит, черт вас всех дери? Чем вы меня опоили?! Какого дьявола? – Эти слова Гунтер выкрикнул по-немецки, не совсем пока понимая, где находится и что происходит. Сильно болела голова, а на затылке выросла солидная шишка. Рука отца Колумбана была крепкой, но куда крепче оказался его посох, настоящий, хорошо просушенный дубовый сук…
Старец стоял рядом, скрестив руки на груди, и ухмылялся, наблюдая за разбушевавшимся оруженосцем. Только последние слова Гунтера, видимо, слегка вывели его из себя.
– Какого, говоришь, дьявола? Самого обыкновенного! Он, к счастью, всего один, – прорычал гость, – А будешь поминать Князя Ночи всуе – еще и не на такие неприятности нарвешься! Скажи спасибо, болван, что жив остался!
Отец Колумбан, умолкнув, убрал со стола грязную посуду, положив тарелки прямо на пол, и принес деревянную бадейку с водой. Пригодится.
– Что стоите? Садитесь, – громко предложил отшельник, нарушая установившееся вдруг неловкое молчание.
– Ладно, – сдался Гунтер. – Кто-нибудь мне объяснит, почему я оказался здесь, что случилось раньше и вообще в чьем доме мы находимся?
Германец, безусловно, узнал отца Колумбана, однако воспоминания о пребывании на солнечной придорожной полянке в лесу канули бесследно с момента, когда Мессир заговорил о возвращении домой.
– Ты разве ничего не помнишь? – изумился сэр Мишель. – Этот… седой сначала играл на лютне, потом… Я тоже забыл.
– Ну-ка, ну-ка, – Гунтер с интересом воззрился на сэра Мишеля. – Нет, этого старого негодяя я прекрасно помню, но потом… Будто провал в памяти.
– Немудрено, – проворчал отец Колумбан, присаживаясь к столу, остальные, повинуясь знаку руки отшельника, последовали его примеру. – Больше слушай искусителя! Да с ним не только говорить опасно, но даже упоминать его имя всуе. Полагаю, он просто хотел избавиться от тебя. И наверняка уверил, что сможет вернуть обратно.
Память Гунтера начала проясняться. Ну и морок навел на него господин в малиновом берете! И ведь точно, вначале разговор шел о строении двух Вселенных, потом… Ох, он ведь даже пообещал заправить самолет бензином! Ну и ну…
Гунтер, немного робея под пронзительным взглядом отшельника, словно пытавшегося просверлить глазами дырку в голове оруженосца, в общих чертах передал отцу Колумбану смысл беседы с Мессиром.
– Искушение, искушение… – пробормотал германец, вспомнив слова монаха. – Вот оно что! А я и поддался. А вдруг, – Гунтер с некоторой опаской покосился на отшельника, – Мессир и вправду вернул бы меня обратно?
Услышав слова, произнесенные германцем почти шепотом, отец Колумбан гневно сверкнул глазами, но голос его остался ровным и спокойным:
– Вернуть-то он тебя действительно собирался, а вот дальше… Полагаю, Мессир нашел бы способ избавиться от ненужного человека. Не знаю. Говоря о твоей смерти там, Князь Ночи наверняка не лгал, всей правды, однако, тоже не открыл. Как обычно, впрочем. Ты слышал о предопределении? О судьбе?
– Конечно, – кивнул Гунтер. Между прочим, и Мессир о чем-то подобном упоминал еще в первом разговоре…
– Все в мире взаимосвязано, – сказал монах, обретая вдохновенный вид проповедника, – каждая травинка имеет свое значение и место в Большом Творении, а человек тем более! Твое предопределение в старом мире исполнилось – ты, вернее твоя первая сущность, перестала существовать в пределах зримого Творения…
– Это я и от Мессира слышал, – германец начал злиться. Сколько можно талдычить одно и то же! И святой, и бес повторяют как попугаи: «Ты, милейший мертв, но одновременно жив». Прекрасно, но тогда расскажите, каковы следствия этой абсурдной аксиомы?!
– Твое возвращение обратно, скорее всего, невозможно, – четко произнес отец Колумбан, – Нарушится общая картина Большого Творения. Неизвестно, что получится, если ты вернешься домой живым. Лишний человек… Вдруг однажды ты бы смог убить на поединке короля или принца, например, Франции? Которые обязательно остались бы живы, не будь тебя в пределах тварного мира?
– В нашей Франции нет короля, – машинально заметил Гунтер, – Там республика. Значит, Мессир, который так печется о том, чтобы история мира осталась стабильной, хотел выкинуть меня отсюда, а там угробить? Понимаю, понимаю… Тогда обе Вселенных развивались бы без всяких изменений, точно? Здесь случилось бы все, что должно случиться – все войны, эпидемии, инквизиции… Так?
Отец Колумбан молча кивнул. Сэр Мишель сидел тихо, стараясь не перебивать. Рыцарь по-прежнему понимал очень немного, но вопросы пока решил отложить на потом – Джонни рано или поздно разъяснит.
– Но если я понял правильно, – продолжил думать вслух Гунтер, не глядя на собеседника, – значит, и здесь мне нельзя оставаться…
– Почему? – искренне удивился старец. – Разве, зная будущую историю, тебе не захочется ее изменить в лучшую сторону? Насколько я могу судить, второе Творение было создано не для повторения прежних ошибок человечества, а с целью дать людям возможность пойти новой дорогой! И потом, существо, которое ты называешь Мессиром, уже начало действовать, сразу после твоего появления выставив на игральную доску свою фигуру и тем уравновесив силы. Я это твердо знаю.
– Откуда? – оторопел германец.
– У меня частенько бывают теологические диспуты с некоторыми… э-э… личностями, – фыркнул святой. – А со знакомым тебе господином я имел встречу только вчера. Нехорошо, когда дьявол гуляет по земле. Вот мне и поручили вежливо попросить его вернуться в Пустоту.
– Кто поручил? – вытаращился Гунтер.
– И почему ты такой любопытный? – скривился отец Колумбан. – Кто надо, тот и поручил. Если ума достаточно – сам догадаешься.
«Великолепно, – отрешенно подумал Гунтер. – Значит, можно жить в двенадцатом веке, не опасаясь последствий собственной деятельности? Рыцари, монахи, запросто беседующие с Господом Богом… Вдобавок появилась „другая фигура“… Прикажете бороться с посланником сатаны? Да за кого они меня принимают?»
– А кто это? – не выдержал сэр Мишель, опередив на мгновение оруженосца, собиравшегося задать аналогичный вопрос. – Я про фигуру… Черную.
– Человек, – буркнул отшельник, – Обычный смертный, только отдавший душу и тело неназываемой силе… Он опасен тем, что сделал это не из страха или жажды мирских благ, а добровольно, искренне полагая, что Мессир сильнее… Кто он – мне неизвестно.
– Ладно, понятно, – вздохнул Гунтер и задал самый главный вопрос, ответ на который искал все последние дни: – Нам-то с Мишелем как быть дальше?
– Просто жить, – ответил отец Колумбан, – если вы избраны, значит, не вы найдете поприще, а оно вас. Однако это не значит, что следует бесцельно проводить время на охоте или… – святой строго покосился на рыцаря, – или на сеновалах. Поймите, дурни, в одиночку вы не сможете ничего совершить. Лишь вместе вы сила. Нечистый будет стараться разрушить ваш союз, вспомните тогда о моих наставлениях. Преодолеть искушения вам поможет чувство долга – крепко держите свое слово…
– Какое слово? – не понял Гунтер, перебивая отшельника. Оруженосец медленно оглядел отца Колумбана. – Вы хотите потребовать от меня… нас некоей клятвы?
Старец отрицательно покачал головой:
– Сказано в Писании – «Не клянись». И вообще, дорогие мои, вам вдвоем действительно представляется возможность изменить историю мира. Князь Ночи, насколько я понимаю, пугал вас всякими россказнями о том, что убей вы предка некоей великой личности из будущего – случится страшное? Подумайте сами, разве было бы плохо, если Гай Кесарь Калигула несколько столетий назад не появился бы на свет?
– Наверно, не было, – согласился Гунтер. – Но тогда все стало бы по-другому!
– А кто такой Калигула? – неожиданно встрял сэр Мишель.
– Да был один, – отмахнулся оруженосец, – Импер… э… ну, в общем, король Италии. Не самый лучший. – Гунтер снова взглянул на отшельника. – Значит, мы можем просто делать что хотим? И наши действия не повлекут… нехороших последствий?
Святой посмотрел на германца серьезно.
– Смотря какие действия. И при каких обстоятельствах.
– То есть, – осторожно начал Гунтер, – если я, неплохо зная историю своего мира, вмешаюсь в некие будущие события… Я, например, помню о смерти Фридриха Барбароссы, который должен утонуть через… – Гунтер нахмурился, прикидывая даты, – Ну да, почти через год. И ведь мы можем успеть на берег реки Салеф к десятому июня следующего года. Представляю, что станется, если император Фридрих фон Штауфен придет в Палестину, в Святую Землю вместе со своей армией! Предполагаю, это будет уже не обычное изменение истории, а нечто большее.
– Вот-вот, – подтвердил отшельник, пытаясь не обращать внимания на настойчивые тычки локтя сэра Мишеля. Рыцарь был поражен новостью о возможной смерти императора германского и ему очень хотелось расспросить подробнее.
«Любопытная картина вырисовывается, – подумал Гунтер, – слова этого необычного старца истолковать двояко невозможно. Если он действительно святой, а может, ангел, архангел или кто еще там, замаскировавшийся под человека? – получается, что мне вместе с рыцарем дается право делать самые невероятные вещи, не оглядываясь на возможные последствия в будущем. Спасти Барбароссу – только представьте!..»
– Хорошо, – сказал германец, – имеются три вопроса. Первый – что нам следует делать? Второй – сможем ли мы делать это спокойно, не сталкиваясь на каждом шагу с… потусторонними силами? И третий – не вызовет ли мое вмешательство последствий противоположных? Я имею в виду – а вдруг станет еще хуже?
– А это от тебя зависит! – ответил ирландский монах, разводя руками. – Понимаешь ли, никто не вправе отдавать тебе приказы. Пойди, мол, туда, сделай то, не делай это… Никому не позволено нарушать свободу воли, а мне и подавно! Единственно, я могу дать совет. А воспользоваться таковым или оставить без внимания – тебе решать… Я сказал уже, что в мир пришел, подобно тебе, посланник Люцифера. Он будет действовать не в пример быстрее, не стесняя себя законами или честью. Вот, кстати, ваша слабая сторона – зло всегда нападает внезапно, из-за угла, когда никто не ожидает его атаки. Вы не в состоянии нанести удар первыми.
– Прикажете бороться с этим неизвестным? – усмехнулся Гунтер.
– Не прикажу – придется. Повторяю, я не знаю кто это, как выглядит, сколько ему лет и как зовут. Жить этот человек может где угодно – и в соседней деревне, и в Китае. Вы о нем не знаете, он о вас знает. И будет искать… Делайте выводы.
– Нам что, теперь всем незнакомцам головы рубить? – вдруг вмешался сэр Мишель.
– Смысла не имеет. Ох, тяжка наставническая миссия… Маленькие вы еще. И, кстати, давайте отложим разговоры на другой день, – отец Колумбан неожиданно поднялся, видимо, уяснив, что гости устали, – шевалье де Фармер сейчас ляжет спать, понятно? Господин фон Райхерт, или как тебя там, пойдет мыть посуду! Я отправлюсь кормить лошадей и приготовить дров на ночь. Все понятно?
– Ага… – отрешенно кивнул рыцарь, – спать? Я с удовольствием…
Когда отец Колумбан вышел наружу, а рыцарь, смущенно подобрав меч, брошенный прямо на пол, улегся на лавку, зарывшись в шкуры, Гунтер, с легким ужасом оглядев гору грязных деревянных тарелок, налил в котел воды из бадейки и поставил его на огонь. Видимо, старец знал, какую епитимью следует наложить на проштрафившегося оруженосца – заниматься мытьем посуды Гунтер терпеть не мог.
* * *
Утром, семнадцатого августа, трактирщику Уилли Боулу пришлось собрать в кулак всю свою выдержку и смирение.
Уилл как раз вышел во двор, за водой, когда трое всадников свернули с Алансонской дороги и направились к дому. Трактирщик застыл и выругался, правда, едва слышно. Вся троица была ему прекрасно знакома – впереди, на высокой кобыле, восседал сын барона де Фармер, рядом ехал тот самый рыжий приятель сэра Мишеля, немец, ведущий на поводу заводную лошадь, а сзади, на пегом муле, трусил святой отшельник, отец Колумбан. Но самым странным было то, что молодой Фармер оказался прилично, хотя и без излишней роскоши, одет, при мече и новой кольчуге. Значит, господин барон Александр опять-таки простил своего непутевого сына. Добрый барон, ох добрый!..
Уилл молча поклонился гостям, набрал воды из колодца и направился обратно к дому, со смятением подсчитывая возможные убытки от пребывания сэра Мишеля в «Серебряном щите». Между прочим, Рыжий Уилли не решился поехать в замок к барону просить возмещения за сожженный сарай – чего доброго выставят взашей. Разве барон должен платить за буйства пьянчуги-сыночка?
Сегодня этот бесенок наверняка снова налижется до поросячьего визга, и даже присутствие отца Колумбана его не остановит. Кстати, а почему отшельник сопровождает двух благородных господ?..
Словом, Уилл промолчал, стараясь не показывать недовольства при виде господина Фармера. Скажешь лишнее слово – за меч может схватиться. От благородных чего угодно можно ждать!
Уилл поднялся на крыльцо и отворил дверь, когда его остановил возглас:
– Эй, любезный, подожди немного!
Сказано это было с сильным акцентом и немного гнусаво. Трактирщик вздохнул, развернулся и, поставив бадью у ног, сокрушенно воззрился на направлявшегося к нему дружка сэра Мишеля, спешившегося и передавшего поводья отцу Колумбану.
– Что будет угодно господину? – хмуро спросил Уилли, предполагая, впрочем, что сейчас потребуют нежданные гости: вина, эля, хорошей еды. И желательно подешевле, а то и вовсе бесплатно.
Рыжий немец поднялся по всходу, остановился рядом с хозяином, и сказал, немного спотыкаясь на сложных словах:
– Двумя днями раньше по нашей вине сгорел твой сарай. Возьми это и построй новый.
Уилл ошеломленно наблюдал, как молодой господин снял с пояса тяжелый, плотно набитый мешочек, развязал стягивавший его кожаный шнурок и высыпал себе на ладонь с десяток монет. Когда кругляшки перекочевали в руки хозяина «Серебряного щита», рыжий слегка кивнул и двинулся обратно к своим спутникам, так и не покинувшим седел.
– Погодите. – Уилл настолько поразился произошедшему, что догадался остановить приезжего только опробовав на зуб золотые дублоны Людовика Французского и убедившись, что монеты самые настоящие. – Господа хорошие, святой отец, разве можно уезжать, не покушав? Тут не только на новый сеновал хватит, но и вам на обед! Заходите в дом!
Сэр Мишель вопросительно взглянул на отца Колумбана, и отшельник кивнул:
– Давайте перекусим, коли предлагают. Ехать долго.
Лошадьми и мулом отца Колумбана занялся прислуживавший в трактире мальчишка из Сен-Рикье. Отшельник первым прошел в трактир, потянул носом воздух и сокрушенно проворчал:
– Сегодня печеная баранина. Гореть нам всем в аду. Чревоугодие, если говорить прямо, есть смертный грех.
– Бросьте, святой отец, – отозвался Гунтер, усаживаясь за знакомый по недавнему посещению «Серебряного щита», стол. – Вас послушать, так простому человеку шагу ступить нельзя, не согрешив. У нас на многие вещи смотрели проще.
– Вот и докатились до всеобщих войн, – парировал отшельник. – Я, откровенно говоря, вообще не понимаю, как вы жили в своем будущем. После твоих рассказов, сын мой, мне плохие сны снились.
Сэр Мишель опустился на лавку рядом с оруженосцем, грохнув ножнами меча.
– Почти до рассвета сидели, – укоризненным тоном сказал рыцарь, – вместо отдыха. Так кому хочешь разная жуть видеться будет…
И правда, Гунтер да святой выглядели уставшими и не выспавшимися. Засиделись они вчера до глубокой полуночи, разговаривая тихо, чтоб не разбудить сэра Мишеля. Гунтер, перемыв загаженную отцом Колумбаном посуду, вышел наружу вылить грязную воду из котла, да посмотреть, что поделывает отшельник. Святой увлеченно рубил дрова, беседуя сам с собой на высокой латыни – наверное, молитвы бормотал. Германец предложил свою помощь, и вдвоем они быстренько управились, а затем, устроив в очаге настоящий пожар, заново уселись за стол. Сэр Мишель дрых беспробудным сном истинного праведника или закоренелого грешника и посему слышать мудреных речей, продолжавшихся едва не до рассвета, не мог.
Гунтер задал, почитай, все интересовавшие его вопросы и получил ответы, не в пример более четкие и доходчивые, нежели во время бесед с Мессиром. Интересно было все: почему в замках живут домовые, кто сейчас король и что он делает, как расплачиваться с торговцами или содержателями постоялых дворов, хороший ли человек аржантанский бейлиф, и наконец, где можно спрятать страшного дракона Люфтваффе?..
Отец Колумбан покатывался со смеху, выслушивая недоуменные речи человека, рожденного семь с половиной столетий спустя, но искренне старался просветить несмышленого оруженосца как в делах чисто житейских, так и в высоких материях. Выяснилось множество занятных вещей. Оказывается, новый мир и действительно до последней пылинки повторял прежний, изначальный, а домовые, ведьмы и прочая нечисть, равно как и чудеса, творимые святыми да всякими штучками наподобие гвоздей Истинного Креста (само собой настоящих, а не поддельных), проистекали оттого, что мир просто не успел состариться и большая часть силы, вложенной в миг Творения, оставалась на Земле. Конечно, и непритворная вера играла огромную роль – люди здесь стоят гораздо ближе к Богу, нежели в более поздние времена. Однако и дьявол не пребывает в бездействии… Таким образом, в двенадцатом веке вполне можно встретить вампира, настоящее привидение или даже оборотня-вервольфа. А Чаша Святого Грааля и впрямь существует, а обретший ее рыцарь получит бессмертие…
Такие дела.
– Как я здесь буду жить? – в конце концов схватился за голову Гунтер, и отшельник мигом переменил тему разговора, не давая оруженосцу погрязнуть в грехе уныния:
