Александр «Котобус» Горбов "Пасынки чудес"

Оставшись наедине с шуофканом, владыка откинулся на подушки тяжело дыша.

– Как я тебе, Хан? Похож на умирающего?

– Глупости, Кам, – Хан-Го нахмурился, – ты ещё меня переживёшь.

Жизнь иногда складывается так причудливо, что можно только развести руками. Шуофкан Хан-Го и сердар Камбис Второй дружили. С того момента, как молодой волшебник помог молодому принцу выпутаться из очень скверной истории. Помог и не потребовал награды, даже когда на голову Камбиса опустился царственный венец. Совершенно разные, по темпераменту, вкусам и желаниям, они частенько встречались, играли в «смерть владыки», спорили, просто молчали рядом за кувшином старого вина. Для настоящей дружбы этого бывает достаточно.

– Переживу? А как тебе это?

Сердар откинул одеяло. Всё тело владыки было покрыто язвами. Постель под мужчиной была мокрой от пота и сочащейся крови.

– Скверно. Что говорит лекарь?

Губы Камбиса искривились.

– Что он может сделать против Них? Только приглушить боль.

Шуофкан вопросительно поднял бровь.

– Не говори, что ты не знаешь про свару Семнадцати. Уроды!

– А при чём здесь ты, Кам?

– Не строй из себя дурака. Откуда они берут силы? Из людей! Из каждого кто ходит в их грязные храмы. А я ведь приношу главные жертвы Семнадцати за всю страну, не забыл? Они рвут мне жилы, Хан! Я не хочу умирать за этих свиней!

Сердар закашлялся, так что на губах выступила розовая пена.

– Они рвут друг друга, мрут сами, а платим за всё мы. Будто посадили дерево, и оно пронизало всю страну корнями. Храмами, алтарями, жрецами, мной. Мной, Хан! А теперь выдёргивают дерево, тянут корни. И как берег без поддержки, страна начинает сползать в бурную реку.

Он снова захрипел. Хан-Го провёл рукой над лицом владыки. Ладонь замерцала тёплым светом, отогнала серость, возвращая коже привычный цвет.

– Ты не слышал, что творится в стране? Засуха в одном городе, наводнение в другом, странные болезни, саранча… Страна умирает вслед за Семнадцатью!

– Что ты хочешь от меня, Кам?

Глаза сердара стали тёмными, на лбу залегли морщины. Он приподнялся, приближая лицо к волшебнику.

– Дай нам бога.

– Что?!

– Создай нам нового бога, шуофкан.

Хан-Го застыл, не в силах ответить.

– Я знаю, вы можете. Во времена моего отца вы подняли руку на Семнадцать, сделали своего бога. Я читал в книгах. Вы проиграли, но вы же могли!

– Нет!

– Это моё последнее слово, Хан-го, – тон сердара стал грозным, – сделай нам бога, или я уничтожу шуофканов. Я уже приказал фарисам: вырезать всех до единого в день моей смерти. Понял?

Камбис упал на постель и махнул рукой, отпуская волшебника. Когда Хан-Го поклонился у двери, сердар повторил:

– Сделай, Хан. Дай нам нового защитника.

В комнату вернулась кормилица с лекарем и сердар умолк.

* * *

От эскорта Хан-Го отказался. В одиночестве пошёл обратно в башню, размышляя над ультиматумом сердара. Люди, шедшие навстречу, сами отходили с его пути – лицо волшебника кривилось в страшных гримасах. Он мучительно, капля за каплей, выискивал в памяти всё что знал о давнем восстании шуофканов. Вспоминалось мало, и уж точно не рецепт по сотворению бога.

У дверей башни его ждал полный чернявый юноша в зелёном халате.

– Добрый день, учитель!

Волшебник холодно кивнул. Каждый год, шуофкан обязан взять под крыло хотя бы одного молодого человека, жаждущего знаний. Одни, без способностей к волшебству, станут государственными чиновниками. Другие – врачами, землемерами и судьями. И лишь единицы могут сдать экзамен на звание шуофкана. Всем, независимо от способностей, наставник должен вложить знание законов: людей, магии, природы и государства. Но этого ученика Хан-Го не любил. Бездарность – таков был вердикт в первую же неделю обучения. Лентяй – стало понятно на третью. Дурак, подытожил волшебник через месяц. Но его отец, наместник одной из провинций, щедро отсыпал плату и Хан-Го оставил неуча.

– Учитель, разрешите напомнить, сегодня большое собрание шуофканов.

– Сегодня? – волшебник скривился как от зубной боли, – Хорошо что сказал, Вазид. Знаешь где лежат свитки?

– Да, учитель.

– Заверни во что-нибудь и жди меня у входа.

Оставив ученика собираться, Хан-Го поднялся в кабинет. На книжной полке, в самом дальнем углу, нашёл невзрачный томик. Летопись шуофканов – самая бесполезная из рукописей в библиотеке волшебника. Но теперь пригодилось и она.

Неизвестный хронист уделил войне шуофканов с богами всего пару страниц. Стесняясь позорного поражения, просто отметил сам факт: да, было, проиграли. Никаких подробностей, никакого творения богов: восстали, разгромлены, виновные наказаны. Полновесные мастера казнены, ученики покаялись. Хронист без утайки перечислил списки и тех и других. Главный зачинщик Нариман Седой, его поддержали Бэхрем Чёрный, Фархад Кузнец и ещё десяток шуофканов. Следом, ещё множество учеников и помощников. Хан-Го скользил по именам взглядом: большинство уже умерли, остальные исчезли ещё в ту пору. Но тут мелькнуло знакомое имя: Балх, воспитанник Бэхрэма Чёрного.

От удивления Хан-Го прикусил губу. Учитель, ты успел поучаствовать? Был слишком юн и тебя не стали наказывать? Но я-то знаю: ученик всегда знает дела наставника. Если не во всех подробностях, но уж точно может многое рассказать. Захлопнув книгу, шуофкан вышел из кабинета. Он должен спросить у Балха, как Бэхрем Чёрный делал бога. А если он откажется отвечать, Хан-Го знает маленький секрет.

* * *

Крепость шуофканов – так называли это место. Но никаких стен, башен и рвов здесь не было. Просто огромный сад, где круглый год цвели вишнёвые деревья. И строение из белого камня в центре, больше похожее на усыпальницу. Но рискнувший пройтись по аллеям, посыпанным жёлтым песком, или заглянуть внутрь, больше никогда не возвращался. Твердыня волшебников умела хранить свои секреты.

Хан-Го, и семенящий за ним Вазид, пересекли сад и вошли во дворец шуофканов. За створками дверей в три роста человека их ждал огромный зал. Ряд колонн делил его на две части: внутренний круг для полноправных волшебников, и внешний, для учеников. Хан-Го, не оглядываясь, направился к своему месту. А Вазид свернул к низенькому столику, за которым сидел морщинистый волшебник.

– Доброго дня, мастер, – юноша поклонился и вывалил свитки перед стариком, – примите на хранение от шуофкана Хан-Го.

Архивариус мрачно прищурился.

– Опять всё перепутано? Сколько раз повторять: нужно пронумеровать, подписать и сложить по дням.

– Простите, мастер, – Вазид скорбно повесил голову, – никак не получается. Хан-Го всегда очень торопится и я не успеваю…

Юноша отступил в сторону, пропуская к столу следующего ученика со свитками в руках. Сделал шаг назад, ещё один, и скрылся от глаз архивариуса и растворился в толпе.

Побродив между учениками, Вазид заметил кое-кого у стены на лавочке. Голубоглазую девушку, одетую по-мужски.

– Привет, Дана! – юноша плюхнулся рядом с ней на лавочку, – Не знаешь, сегодня надолго?

Волшебство не знает пола. Шуофканы принимали в ученики и юношей и девиц, если они появлялись на пороге. Так что бежали, бежали юные красавицы из-под строгого семейного надзора к башням, падали на колени, умоляли не выгонять. Не многие обладали даром, но если выпал случай – никто уже не мог забрать счастливицу. И средь шуофканов женщины не считались редкостью.

– Тебе всё не терпится, – девушка поморщилась, – зачем ты шёл учиться, если только и делаешь, что пьёшь вино и шляешься по весёлым домам?

– Во-первых, мне идёт зелёный судейский халат, а для его получения надо три года быть учеником. Во-вторых, законы я уже знаю и больше в мою голову ничего не лезет. Ну и в-третьих, сама подумай, какой из меня шуофкан? Я не смогу с таким серьёзным лицом всю жизнь ходить.

Вазид скорчил рожу, весьма похожую на Хан-Го и Балха одновременно, и поднял руки, изображая ритуальный призыв. Девушка улыбнулась, прикрыв рот ладошкой.

– Ты бы мог стать лицедеем, Вазид.

– Ой нет, всю жизнь в дороге, шумная публика и площади. Нет уж – стану судьёй, буду ходить толстый и важный, смотреть на всех свысока. Отращу три или четыре подбородка. Женюсь, наверное.

– А скучно не будет?

Юноша вздохнул.

– Будет. Но я отцу обещал, а он знаешь какой строгий. Хочешь, не хочешь, а придётся. И невесту мне уже подобрали.

Вздохнув, Вазид посмотрел в сторону шуофканов, вставших в большой круг.

– Нет, колдуном быть ещё скучнее, чем судьёй. Ладно, сиди, а я пойду сплетни послушаю. Хоть какая-то польза от этого сборища.

И неудавшийся волшебник сбежал в толпу учеников.

* * *

Они снова встретились после окончания всех ритуалов. Хан-Го и Балх вышли вместе, немного прогулялись по саду и остановились под вишней, подальше от лишних ушей. Двум ученикам оставалось только ждать поодаль, когда учителя наговорятся. Слова до них не долетали – кто-то из волшебников сотворил ветерок, гуляющий кругом и смешивающий звуки в невнятное бу-бу-бу.

– Не лезь, – Балх скривил губы, – тебя растопчут.

– Я должен попробовать.

Хан-Го пожал плечами.

– Кому ты должен? Хочешь закончить как Бэхрем? Распятым между землёй и небом, для назидания всех живых? Он висел так три года. Три! Думаешь, тебе выберут участь полегче?

– Балх, оглянись! Время Семнадцати заканчивается. Сколько их осталось? Семь? Пять? И они не прекращают свару.

– Закончат, не волнуйся.

– Расскажи мне рецепт Бэхрема. Ты ведь был с ним, видел и должен помнить.

– Не будет никаких рецептов, Хан. Думаешь он делился с учениками такими тайнами? Даже если бы я знал, то не рассказал даже под пыткой. Люди должны оставаться людьми, а боги богами.

– Боги превращают друг друга в мертвецов. И скоро сделают это же с людьми.

– Ерунда, – Балх отмахнулся, – Ещё немного и всё придёт в норму.

– Не уводи разговор. Как Бэхрем делал бога?

– Лишь собирался. Хронисты напутали, Хан, не было никакого сотворённого бога. Только намерения и куча гордыни. У него всё равно бы ничего не вышло.

– Ты лжёшь.

Балх устало пожал плечами.

– Я всё сказал. А теперь пойду домой и буду отдыхать.

Старый шуофкан пошёл прочь, но через несколько шагов обернулся.

– Как раздумаешь заниматься глупостями, приходи в гости. У меня есть для тебя подарок: интереснейший трактат о травах.

Хан-Го ещё долго стоял под вишней и задумчиво обрывал лепестки с цветов. Смотрел тяжёлым взглядом в пустоту и хмурился. Пока в глазах не мелькнуло удивление. Что-то вспомнил шуофкан, отчего сразу же повеселел. Отпустил совсем заскучавшего Вазида и бодрым шагом пошёл домой. И старому Балху, увидь он в этот момент своего ученика, стоило побеспокоиться о тайне богоделанья.

Глава 5 – Камень

Масхул Золотой Палец, купец из Тадмора, считал себя философом. Чтобы унять скуку в дальних переходах, он размышлял об устройстве мира, справедливости, богах и прочих высших материях. Позже, на привале, самые дельные мысли записывались в свиток. Кто знает, может через сотню лет его будут вспоминать как мудрейшего из мудрых?

Сегодня Масхул Золотой Палец думал о числах. Покачиваясь в такт шагам на спине верблюда, купец вывел, что умение считать есть величайшее благо. Вот он, к примеру, знает как сложить, умножить и поделить. И результат: Золотого Пальца знают как одного из умнейших купцов во всех городах Большой пустыни. Правильно? Правильно. А его племянник, Касым, не научился считать в уме и загибает пальцы, когда подсчитывает мелочь. Такая его судьба – быть простым погонщиком. Или вот мальчик-раб, купленный несколько месяцев назад. Наверняка не умеет считать, оттого и получил незавидную судьбу.

– Касым! – купец, несмотря на склонность к размышлениям, был практиком, – спроси у мальчишки, как его там, Миназа, он умеет считать?

За спиной по цепочке пробежали выкрики караванщиков. Сначала в самый хвост, затем обратно.

– Умеет, дядя. Говорит, может складывать, отнимать и делить.

Купец нахмурился. Такая замечательная, стройная теория дала сбой. Но через минуту Масхул довольно хмыкнул. Всё правильно: раб умеет считать, и в результате попал к хорошему хозяину. Его не бьют без вины, досыта кормят из общего котла и он едет на верблюде. Золотой Палец очень гордился своей бережливостью: даже рабы в его караване ехали верхом. Раб, считал он, это не ноги, чтобы ходить. Это руки, чтобы делать, глаза чтобы смотреть и докладывать, голова, чтобы думать о хозяйской прибыли. А ходят пусть верблюды.

Солнце падало к горизонту, тени барханов удлинялись и Масхула кольнуло беспокойство. Они давно должны были выйти к Белым останцам, где у колодца планировался ночлег. Золотой Палец шлёпнул верблюда, понукая догнать голову каравана.

Проводник, Хромой Малик, при появлении купца только пожал плечами. Да, немного заплутали, бывает. Пустыня непостоянна, как горячая красавица. Вчера был путь – сегодня нет. Не стоит беспокоиться, всё равно куда-нибудь дойдём. Или не дойдём, да будет милостив к нам Пятирукий демон Чу.

Вздохнув, купец провёл рукой по лицу, делая знак от тёмных сил. И мысленно пообещал Пятирукому принести в жертву десяток голубей. Семнадцать далеко, а демон бродит между барханов, водя кругами неосторожных.

Караван остановился. Нет, не как обычно, когда проводник громко кричит, поднимая руку, и длинная цепочка верблюдов с достоинством сбавляет шаг. Сейчас же, Масхул моргнул, открыл глаза и чуть не закричал. Все животные замерли, мелко подрагивая. В разлившийся тишине, когда ни люди ни верблюды не смели даже дышать, караван укрыла чужая воля. Холодная, безразличная, заглядывающая в каждую пазуху. Что везёте? Кто такие? Куда следуете?

Золотой Палец сглотнул горькую слюну. Спрыгнул на песок, даже не подумав приказать верблюду опуститься. И переваливаясь, пошёл к гребню ближайшей дюны. Поднялся на самый верх и пропал из виду.

В тени бархана сидел на корточках старик. Замотанный в рваное тряпьё, какое только бросить собаке на подстилку. Невообразимо худой и костистый. С перламутром в раскосых глазах без зрачков. Не-живых глазах.