Я подошел к учительскому столу и посмотрел на Хеге: они с классом расположились в небольшом закутке, занятом под библиотеку, ученики расселись вокруг Хеге на подушках, а она что-то читала им вслух.
Поймав мой взгляд, она посмотрела на меня и улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, сел за стол и заглянул в учебник, раздумывая, чем занять их на следующем уроке.
Когда я поднял голову, то встретился взглядом с Андреа. Кровь прилила у нее к щекам. Я улыбнулся. Она подняла руку и уставилась в столешницу. Я встал и подошел к ней.
– Помочь? – спросил я.
– Вот этот пример, – она ткнула пальцем в тетрадь, – я его неправильно решила?
Я склонился над тетрадью. Андреа сидела неподвижно, наблюдая, как мой палец ползет вниз по странице. Пахло чем-то яблочным. Я решил, что это, наверное, ее шампунь, и почувствовал, как грудь чуть сдавило. Ее дыхание, упавшие на лицо волосы, глаза из-под челки. И все это так близко.
– Да не-ет, – протянул я, – тут, похоже, все верно, да?
– Правда? – она посмотрела на меня, и когда наши взгляды встретились, я выпрямился.
– Да, – сказал я, – давай, работай дальше!
Когда я после урока пришел в учительскую, там никого не было. И лишь усевшись, я заметил на кухне Туриль. Она намазывала бутерброд.
– У тебя «окно» было? – спросил я.
Она кивнула и, откусив бутерброд, выставила указательный палец, пока дожевывала.
– Да, – сказала она, – но я тут не прохлаждалась, а готовилась к следующим урокам.
– Ясненько. – Я взял со стола газету.
Листая газету, я краем глаза наблюдал за Туриль – как та подносит ко рту руку с бутербродом и расхаживает по кухоньке. Она наклонилась открыть холодильник. Я поднял голову. На Туриль были черные брюки в обтяжку. Я смотрел на обтянутые тканью икры и бедра, широкие, но не слишком, как раз наоборот, очень женственные в своих изгибах и полноте.
Член у меня налился кровью, и я, не сводя глаз с Туриль, закинул ногу на ногу. Как изумительно было бы переспать с ней, трогать ее ноги, ее бедра. О господи. Ох. Касаться ее груди! О, ее гладкая кожа! О, ее бедра, такие гладкие изнутри!
Я сглотнул и посмотрел в потолок. Нет, такого не случится. Даже если бы я, вопреки всему, оказался бы в постели с ней или кем-то вроде нее, у меня ничего не вышло бы. Это я знал. Она достала из холодильника пакет молока и выпрямилась. Открыла молоко и, наливая его в стакан, быстро взглянула на меня, а когда наши взгляды встретились, улыбнулась.
От нее ничто не укрылось.
Я покраснел и улыбнулся в ответ, силясь думать о чем-то таком, что отвлекло бы меня от увиденного и нарисованного воображением.
Туриль запрокинула голову и залпом выпила молоко, а после вытерла тыльной стороной ладони белые молочные «усы» и опять посмотрела на меня.
– Хочешь кофе, Карл Уве? Похоже, кофе тебе сейчас жизненно необходим!
В каком это смысле? У меня что, такой вид, будто мне кофе хочется?
– Нет, спасибо, – отказался я.
Но отказ привлекает лишнее внимание!
– Хотя, пожалуй, спасибо, – поспешно исправился я. – Кофе выпью.
– Молока?
Я покачал головой. Она налила две чашки кофе, подошла к дивану и, передав мне одну чашку, уселась рядом и вздохнула.
– Чего вздыхаешь? – спросил я.
– А я разве вздохнула? – удивилась она. – Да просто поздно уже, а я не выспалась.
Я подул на черную непроницаемую жидкость с маленькими светло-коричневыми пузырьками по краям и немного отхлебнул.
– Я не очень шумлю? – спросил я. – В смысле, музыка не мешает? Или еще что-нибудь?
Она покачала головой.
– Я слышу, что ты дома, – сказала она, – но мне не мешает.
– Точно?
– Ну конечно!
– Потому что, если будет шумно, вы скажите.
– А ты нас слышишь?
– Почти нет. Только шаги.
– Это потому, что Георг сейчас в рейс ушел, – сказала она, – а когда я одна, то меня почти не слышно.
– А его долго не будет?
– Нет, в субботу возвращаются.
Она улыбнулась. Ее губы, думал я, такие мягкие, красные и живые, а за ними зубы, белые и твердые.
– Ясно. – Я повернул голову, потому что дверь с противоположной стороны открылась, и в учительскую вошли Тур Эйнар, а за ним Хеге и Нильс Эрик.
– Стройными рядами, – прокомментировал я.
– Да, мы соблюдаем расписание, – ответил Нильс Эрик, – и знаем, насколько важна каждая минута для будущего наших учеников. Поэтому мы не можем – повторяю, не можем заканчивать уроки за три минуты до звонка. Поступить так означало бы проявить крайнюю безответственность. Да, не преувеличу, если назову такой поступок непростительным.
– Да, непросто вам, учителям-предметникам. Тяжелое бремя взвалил ты себе на плечи, – не растерялся я, – и почему же ты классное руководство не взял, как я? Тогда мог бы сам своим временем распоряжаться.
– Моя цель – стать со временем директором, не получая при этом педагогического образования, – заявил Нильс Эрик. – Это непросто, редко кому удается, но именно такую цель я себе и наметил. – Он потер руки и состроил коварную мину: – а сейчас самое время закинуться парой черствых бутербродов с заветренным сыром!
В учительскую вошли Вибеке, Яне и Стуре. Я встал, освобождая место желающим перекусить, взял чашку и подошел к окну.
Небо было серое, но не давило. Возле стены напротив стояли и болтали девочки из моего класса. Ученикам восьмого и девятого разрешалось на перемене оставаться в школе, что они почти всегда и делали, по крайней мере, девочки. Младшеклассники обычно гуляли с другой стороны, возле футбольного поля.
Я пока еще ни разу не дежурил на перемене.
Я обернулся к остальным.
– У кого сегодня дежурство? – спросил я.
– Дай-ка угадаю… У тебя! – привалившись к дверному косяку, Стуре простер вперед руку.
Я подошел к висящему на стене расписанию. Да, дежурство и впрямь оказалось у меня.
– Черт, совершенно из головы вылетело, – пробормотал я. Выскочив в коридор, я схватил куртку и, на ходу натягивая ее, заспешил к выходу.
Из-под навеса от дождя показалась толстенькая приземистая фигурка – это был мальчик по имени Ю. Он устремился ко мне, но я притворился, будто не замечаю его, и перешел на противоположную сторону, где перед единственными воротами гоняла серый тяжелый мячик ватага малолеток.
Они заметили меня и прервались.
– Хотите с нами? – спросили они.
– Запросто, – согласился я, – чуток поиграю.
– Тогда вы против остальных!
– Ладно, – согласился я.
Они кинули мяч вратарю, а тот отправил его сбившейся в стайку малышне. Их было много, но ноги у всех были коротенькие, поэтому мне не составило особого труда завладеть мячом и удерживать его. Несколько раз я случайно сбил кого-то с ног, они орали, что у меня штрафной, я орал, что они маленькие трусишки, и они снова принимались гоняться за мной. Я даже на время отдал им мяч, просто чтобы не расхолаживать их, но в конце концов подбежал к воротам, забил мяч прямо под носом у вратаря и закричал, что я выиграл и игра закончена. Нет, не уходите! – кричали они, мы вас сейчас обыграем всухую! Кое-кто из самых маленьких вцепился мне в брюки, но я высвободился и отбежал в сторону. Убедившись, что они снова увлеклись игрой, я пошел проведать учеников с другой стороны.
Возле стены, скорбно натянув на лоб шапку, в одиночестве стоял Ю.
– Ты не хочешь с остальными в футбол сыграть? – мимоходом бросил я.
Он сделал несколько шагов ко мне, и я остановился.
– Я не люблю футбол, – прохныкал он.
– Но ты хоть попробуй! – предложил я.
– Нет, – сказал он, – можно я лучше с вами побуду?
– Со мной? – удивился я. – Но я же просто тут хожу?
Он взял меня за руку и, глядя на меня снизу вверх, улыбнулся.
– Ладно, – смягчился я, – если хочешь, пошли со мной.
Ведь его одноклассники увидят, как он ходит за руку с учителем – неужто он сам этого не понимает?
Видимо, нет.
Вместе с этим маленьким пухлым мальчиком мы перешли на противоположную сторону школьного двора, где к ученикам из моего класса присоединились восьми- и девятиклассники.
– А я вчера на уроке прочитал больше, чем надо было, – сказал Ю и опять посмотрел на меня.
– Вот как? Молодец. И как, понял что-нибудь?
– Кажется, да, – он кивнул, – по крайней мере, чуть-чуть.
– Футбол тебе не нравится – а что же нравится?
– Рисовать, – признался он, – я это очень люблю.
– А на улице играть?
– Немножко люблю на велике кататься. Вместе с Эндре.
– Это твой лучший друг?
– Иногда.
Я посмотрел на него. Лицо у него оставалось равнодушным.
Стало быть, у бедняги нет друзей.
Он посмотрел мне в глаза, и лицо у него расплылось в улыбке. Я положил руку ему на плечо и опустился на корточки.
– А пошли вместе сыграем, а? – предложил я, – будешь со мной в команде.
– Но я же не умею в футбол играть, – заупрямился он.
– Да брось, – отмахнулся я, – умеешь, еще как. Там только и нужно, что бегать по полю и мячик пинать! Я тебе помогу. Пошли, а то не успеем и урок начнется!
– Ну ладно, – согласился он, и мы побежали к воротам.
Я остановился перед воротами и поднял руку.
– Я с вами еще разок сыграю, – объявил я, – а Ю – в моей команде. Так что сейчас мы с Ю против вас. Идет?
– Да он плохо играет! – выкрикнул Рейдар.
– Вы все играете плохо, – отрезал я, – а ну-ка, начали!
Играл он и впрямь плохо. Если я передавал ему мяч, он едва попадал по нему ногой. Зато теперь Ю с счастливой улыбкой бегал по полю, а спустя пару минут, к счастью, прозвенел звонок.
– Ю, возьми мячик и отнеси его в учительскую, ладно?
– Ага! – И он вприпрыжку пронесся по коридору, зажав под мышкой мячик. Я быстро зашагал следом – надеялся увидеть Лив, девушку из девятого, пока у них не начался урок.
И я успел. Когда я нагнал ее, она шла рядом с Камиллой и, сворачивая в коридор, украдкой взглянула на меня. Я посмотрел на ее узкие, безупречные бедра, и внутри у меня словно разверзлась пропасть.
После уроков я сидел в учительской и ждал, пока разойдутся по домам все остальные. Во-первых, мне хотелось одиночества, но не такого, как в квартире, а во-вторых, нужно было позвонить.
В конце концов на парковке возле школы осталась лишь машина Ричарда. Сам Ричард сидел у себя в кабинете, но в любой момент мог заглянуть и сюда, поэтому я листал справочник, дожидаясь, когда Ричард тоже уйдет.
