Он был знаком с бывшим хозяином этого кафе еще с тех времен, когда тот продавал букинистические издания на пятачке у блошиного рынка недалеко от их дома. Ходил Родион туда с отцом, эта охота за редкими экземплярами книг по медицине была их воскресным ритуалом. Ради этого Родион сам просыпался рано, сам делал бутерброды, наливал в термос кофе. Они садились на трамвай, а иногда проходили пешком эти три остановки. На рынке народу с утра было мало, продавцы еще только раскладывали свой товар. И пока отец с Семеном Никифоровичем вели неспешную беседу, сидя на дощатых ящиках, застеленных газетами, Родион рыскал по рынку в поисках нового приключенческого романа для себя. Потом они втроем пили кофе и если бутерброды.
Уже не было в живых отца, когда Семен Никифорович открыл это кафе, особенностью которого стали полки с книгами. В прошлом году в мир иной отправился и старый книголюб, а Родион по привычке при каждом удобном случае заезжает выпить кофе именно сюда.
Он взял книжку в мягком переплете, взгляд притянуло не название, а безобразное оформление обложки. Горе-художник попытался, видимо, изобразить влюбленную пару, но у нарисованного мужчины был такой взгляд, будто он едва сдерживает отвращение, а одна рука женщины была явно на пол-ладони длиннее другой. На лице – выражение смертельной усталости. В гамме цветов преобладал непонятного оттенка синий, отчего вся книга казалась вывалянной в грязи. Он прочел аннотацию: роман оказался детективным и к тому же неизвестного автора, но книжицу Родион все же для Дарьи прихватил, вспомнив, что та на днях жаловалась, что читать ей нечего.
Пока пил кофе, открыл роман, начал первую главу. Читалось легко, Родион неожиданно увлекся: автор сразу закинула читателя в гущу событий, на первых же страницах намекнув на некую семейную тайну, имеющую корни в далеком прошлом.
Он бы так и сидел на мягком стуле, пил по глотку горьковатый напиток и читал. Но дома ждала жена…
До поселка оставалось двадцать километров, Родион прикинул, что по времени должен успеть до того, как ляжет спать сын: он вез ему новые наушники взамен утерянных сегодня в лицее. Невеселая мысль, что Макс в последнее время замкнулся в себе, все чаще отказываясь от традиционной вечерней партии в шахматы, пришла не впервые, но Родион все еще надеялся, что таких проблем, как со старшей дочерью, с Максом не будет.
Он сам не заметил, как домчался до дома. Казалось, только что отъехал от кафе, а вот уже перед ним шлагбаум его коттеджного поселка «Дубки». Первый его серьезный проект, его мечта, к которой шел долго. Шестнадцать лет назад он выкупил эту землю, нарезал ровные участки, на одном из которых построил коттедж своей семье. После скитаний по области (где найдет заказ на строительство, там и дом родной) – свое гнездо. Семью не видел неделями, а молодая жена – красотка, как уберечь? До сих пор поглядывает на нее с удивлением и нежной благодарностью: не сбежала, ждала в квартире на окраине города, где когда-то он жил с родителями. Крутилась одна с маленькой Никой – памперсы, смеси, ночью как ванька-встанька, весь маршрут: детская поликлиника – дом – ближайший магазин. Мама Родиона совсем немного не дождалась рождения внучки, так что помощи Дашке не было. Спасибо Одинцовы были на подхвате: с другого конца города, чуть что, мчались на своих стареньких «Жигулях». Год мотались… Когда себе дом построил, остальные участки были распроданы вмиг, его бригады возводили особняки один краше другого, каждый по индивидуальному проекту. Потом еще землю прикупил, еще построил… а недавно понял: вырос он из игры в кубики…
Родион вдруг подумал, что не откажи тогда теща, любезная Катерина Петровна, в помощи (замуж вторично собралась, еще и с переменой места жительства), Дарья с Варварой, возможно, были бы не так близки. Потому что Дашка будущего мужа сестры приняла в штыки. Резко высказала ей, что ее Одинцов – скользкий тип. Понятно, что на эмоциях, никаких конкретных фактов, порочащих жениха, у Дарьи не имелось, но она упрямо стояла на своем – Одинцов сестре не пара. Варвара ее, конечно, не послушала, замуж вышла.
Родиону казалось, нормальная получилась семья у Варьки. Даже завидовал немного: любые спорные вопросы у них решались без излишних эмоций. С его женой это было невозможно. Реагируя очень остро, Дарья за языком не следила, могла и обидеть. Родион, любя, все прощал, легко успокаивая разбушевавшуюся жену одним поцелуем. Всерьез ее слова не воспринимал, зная, что нет в них злости или гнева. Варя тоже терпеливо относилась к сестре, а вот Иван обижался.
Так что, если бы не возил тогда Иван Варю через весь город к Дашке на помощь, семейных встреч могло бы в дальнейшем и не быть вовсе. Виделись бы сестры только в случаях крайней необходимости…
Родион загнал машину под навес и направился к входной двери. Под ногами скрипел гравий дорожки, и он в который раз подумал, что нужно все-таки, несмотря на протесты жены, положить вместо камешков плитку.
Этот вход в дом считался «черным», потому что располагался между гаражом и кухней. Но все члены его семьи пользовались именно им. Родион через узкое боковое окошко рядом с дверью увидел жену: Даша накрывала на стол. Движения были плавными, неторопливыми, Родион залюбовался на миг, не торопясь зайти в дом. Только почувствовав, как осенняя вечерняя прохлада проникает под тонкую куртку, открыл дверь.
* * *
– Случилось что? – Дарья уже час как не находила себе места, пытаясь отвлечься от тревожных мыслей: сначала муж вдруг рванул по делам на ее машине, а через несколько минут в неурочное время (обычно созванивались по утрам) вышла на связь по скайпу матушка. Ее вопрос, все ли у них нормально, насторожил – обычно та сначала выкладывала свои новости, а затем фразой «ну, а вы как?» вроде бы давала разрешение открыть рот и ей.
В этот раз выглядела Катерина Петровна растерянной, взгляд отводила, а за спиной маячил ее муж: Дарья видела на экране только часть туловища от груди до низа домашней куртки. Александр Гендель (по совпадению звали его, как и родного отца Дарьи), проходя мимо жены, дотрагивался до ее плеча, словно успокаивая. Видимо, поняв, что в семье дочери все ровно, матушка быстро попрощалась и отключилась – на экране возникла ее фотография.
Неясная тревога заставила Дашу наведаться в комнату сына. Тот ее визита даже не заметил – огромные наушники надежно отгораживали его от внешнего мира. Звонок дочери из Лондона час назад, короткий разговор ни о чем был лишь стандартной услугой со стороны Ники: на этих «отчетах» о пройденном дне настаивала Даша. Общие фразы не успокаивали, но и не огорчали, она однажды приняла-таки позицию мужа: дочь не жалуется, значит все у нее нормально.
Так и не справившись с волнением, Даша стала ждать возвращения Родиона…
И вот он стоит на пороге, тоже, как и матушка недавно, старательно отводя в сторону взгляд.
– Случилось? Да ничего вроде такого. Нужно было срочно встретиться с человеком. Я же недолго, правда?
«Ого, сколько слов! С чего бы?» – успела подумать Даша (как правило, муж обходился коротким «нет»), и тут Родион буквально забросал ее вопросами. Он спрашивал, как прошел день, не звонила ли Ника, закрыл ли долги по истории Макс (надо же, помнит!), а она, двигаясь за ним по пятам, машинально отвечала.
Лишь когда он скрылся в ванной комнате, Даша вернулась на кухню. Самое уютное место в доме, отвоеванный у мужа с боем прованский стиль в интерьере, собственный дизайн и приложение своих рук – даже деревянные фасады шкафчиков, открытые полки, потолочные балки она шкурила, красила и украшала изображением букетиков лаванды сама. Кухня вышла удобной в мелочах, идеально подходящей ей, но настолько отличной от остальных помещений, что гости заходили туда, как в музей. Женщины зависти не скрывали, мужья торопились увести своих жен к накрытому в гостиной столу, но через некоторое время вся компания перемещалась за овальный кухонный стол. Отбрасывались манеры, официальные тосты и негромкий деликатный смех в конце рассказанных анекдотов.
За плотно прикрытой кухонной дверью разрешалось все – есть мясо без ножа, пить вино, не дожидаясь чьих-то красивых слов, в полный голос хохотать над шутками. Однако всем было известно, чего не терпит она как хозяйка – пошлых анекдотов и оскорбительных высказываний по любому адресу – будь то присутствующий гость, отсутствующий знакомый, местный политик либо сам президент. Обойти острые темы обычно удавалась легко – люди, способные, напившись, потерять человеческий облик, в гости к Варлеям званы не были никогда.
Даша налила себе в керамическую кружку какао, отломила ячейку от плитки шоколадки и опустила ее в горячий напиток. Так, подкладывая в чашку по кусочку, она обычно опустошала пол-литровую емкость за считаные минуты, пока какао было горячим. И только после, чтобы смягчить приторно-сладкий вкус, выпивала немного теплой кипяченой воды. Их с Варькой любимое баловство с детства.
Звонок мобильного отвлек от мыслей о сестре, но всего лишь на мгновение – из динамика телефона раздался ее голос. Пара вопросов Вари, Дашины ответы «нет» на оба, поспешное Варино «созвонимся позже» и тишина.
Взгляд, коим Дарья одарила застывшего в дверях кухни Родиона, не предвещал тому ничего хорошего.
Глава 4
Пока муж принимал душ, Варя, уже твердо уверенная, что Одинцов в машине был не с кем иным, как с Родионом Варлеем, позвонила сестре. Даша на два оба ее вопроса – звонил ли ей недавно муж и не произошло ли у них в доме какое-то важное событие – ответила односложно. А Варя, не зная, что еще сказать, тут же отключилась. Получается, эти двое что-то там обсуждали, а им, женам, ни гу-гу. Что ж, если Одинцов будет юлить, то она… Развить мысль до конца она не успела: с мокрой головой и махровым полотенцем, накинутым на плечи, на кухню пришел Иван.
Она терпеливо ждала, когда муж что-то скажет. Под ее пристальным взглядом тот быстро проглотил ужин и потянулся к бутылке вина. Разлив вино по бокалам, наконец заговорил. Первая же фраза «Варвара, твоя мама Анна Петровна, как оказалось, не погибла в девяносто втором» была произнесена торжественно, с легким придыханием.
– Правда, сегодня ее уже не стало по-настоящему. Ее привезли ко мне в прозекторскую на вскрытие, труп оказался криминальным, я нашел место укола, – на одном дыхании выпалил муж. – А в телефоне ее местный контакт только мой! – в отчаянии добавил он и замолчал.
Варя смотрела на мужа с недоверием – что за бред тот только что поведал? Какая Анна Петровна… мама?! Та, что на фотографиях? Почему – живая? Воскресла? Когда дошло – да, о ней и речь, захлестнула обида, даже слезы выступили. Поймав удивленный взгляд Ивана, Варя сделала глубокий вдох и потянулась за конфетой: верный для нее способ переключиться на позитив. Показалось, целлофановый фантик шуршит так громко, что звук этот может разбудить детей, они вот-вот придут на кухню, увидят лица родителей, начнутся расспросы… а врать ни она, ни Иван не умеют. И тогда… что говорить-то? Дети, у вас нашлась бабушка! Нашлась и… умерла?
Мысль об Андрейке и Стасе заставила вскочить со стула и рвануть к кухонной двери. Плотно закрыв ее, Варя с облегчением вздохнула. Иван смотрел на нее со страхом.
– Давай все по порядку, Ваня. Ты ее не узнал…
– Нет! И ты бы никогда не догадалась, что это она, поверь!
– Я бы почувствовала! Почему она обратилась в первую очередь к тебе? Не ко мне, а к тебе! Да еще и так… пошло! Клеиться к чужому мужику! У тебя поперек лба надпись «я в поиске»?
– О чем ты?! Анна знала, кто я! Просто нашла повод познакомиться.
– А ты повелся! – Варя бросила злой взгляд на мужа. – А если бы она была не мать мне? Просто тетка посторонняя? В постель бы затащил?
– Варвара, остановись. Анна Петровна мертва. Ее убили, а ты… Кстати, Родион сейчас все Дарье выкладывает. Наверное, та скоро позвонит, – отвлек он ее.
– Ладно, прости. Когда Анна тебе призналась? В кафе? Цветочки от тебя были?
– Букет? А… – замялся он вдруг. – Нет, когда я пришел, официант как раз ставил его в вазу.
– Ты хочешь сказать, что до тебя Анна с кем-то встречалась? И, учитывая подаренные ей цветочки, это был мужчина. Но в контактах ее мобильного, как ты утверждаешь, только твой номер. Странно, не находишь?
– На мой номер она звонила с местной симки. А в ее телефоне их две! Наверняка есть еще абоненты. Услышь меня, я – единственный местный, с кем она общалась. Следователь, похоже, меня подозревает.
– Не вижу оснований. Ты же весь день на рабочем месте был? Ну, не весь… обедать ходил! Да вот его визитка. Нужно рассказать, как думаешь? О мужчине…
– Конечно нужно. «Следователь СК капитан юстиции Анатолий Строков», – прочла Варя вслух. – У Стаськи в классе учится его сын Костя. Помнишь, такой вихрастый паренек, очень высокий. Был у нас в доме на дне ее рождения в прошлом году.
– Смутно. Отец его тоже не карлик. Знаешь, он мне почти не задавал вопросов, я даже занервничал. Но завтра в десять мне в следственный комитет. Наверняка будет допрашивать под протокол.
– Это его работа, – машинально произнесла Варя. – Так, давай, Ваня, сейчас ты постараешься вспомнить все, что говорила Анна. Начни с первого знакомства.
– Супермаркет около больницы знаешь? «Таруса», экологически чистые продукты. Зашел за овощами, ты сама просила дайкон, а он там всегда свежий, не вялый. Проходил мимо стеллажей с упаковками сухофруктов, заметил, как женщина пытается достать с верхней полки пачку мюсли. Это была Анна. Помог, конечно.
– Она сама к тебе обратилась?
– Не помню… нет, просто обернулась, посмотрела, улыбнулась просительно. Но ни слова не произнесла. Я заговорил первым – показал, что такая же коробка стоит и ниже. Вот тогда она вроде как смутилась и произнесла что-то такое, типа – самое свежее не всегда доступно. Маркетологи, мол, на уровне глаз часто выкладывают просрочку. Мы сравнили даты на обеих коробках, Анна оказалась права – срок годности мюсли, за которое ухватился я, был на грани.
– Вспомни, ты не уловил акцента? Сразу не подумал, что перед тобой иностранка? – Варя почему-то решила, что долгое отсутствие матери можно оправдать жизнью за границей.
– Ничего такого. Чистая грамотная русская речь.
– Значит, жила она где-то в России, – разочарованно заметила она. – Что дальше?
– Мы пошли на кассу, она – с пачкой мюсли, я – с пакетом дайкона. Пока шли, обменялись парой фраз о хитростях успешной торговли. Она расплатилась первой…
– Ага! И не ушла?
– Да, ждала у входной двери, как я понял, именно меня. Вот тогда я подумал, что она ко мне, ну… клеится. Варь, в мыслях даже флирта не было, поверь! Отшить вот так, сразу, не получилось, я думал – подвезу до дома, распрощаюсь вежливо.
– Подвез? До квартиры? – равнодушно задала вопрос Варя.
– Да, проводил до двери. Потому что из ячейки камеры хранения в магазине она достала еще два пакета с продуктами, довольно тяжелые. Я просто помог ей их поднять на третий этаж. Дом без лифта…
– Перестань оправдываться, Ваня. Ты ее пригласил на свидание?
– Какое свидание?! Она хотела отблагодарить за помощь, предложила выпить кофе. Днем! В людном месте! Кстати, а ты откуда про цветы знаешь?
– Дошло? Я вас видела. Не льсти себе. – Варя протестующе подняла руку. – Не следила! Проходила мимо, вы сидели у окна. Я даже не остановилась, – слукавила она и опустила взгляд, чтобы не выдать себя.
– Неслучайная случайность? – ухмыльнулся муж. Варя в ответ промолчала.
…Они познакомились в травмпункте, куда девятиклассница Варя попала с вывихом голеностопного сустава прямо с урока физкультуры. Внес ее в смотровой кабинет сам учитель, тут же смывшийся в коридор – телефонный разговор оказался важнее, чем страдающая Варя.
Ее душила обида – внимание молодого физрука дорогого стоило, ради него и полезла она на этот чертов канат, добралась до потолка, почти спустилась, но тут позорно шлепнулась на мат, подвернув ногу. Одноклассницы завистливо смотрели вслед, когда физрук нес ее к своей машине, она торжествовала, уловив в его взгляде, обращенном на нее, искреннее, как ей показалось, сочувствие. А тут – кинул на кушетку и – за дверь.
Варя вздохнула и тут же громко ойкнула. «Поосторожней нельзя?! У меня перелом может быть!» – сорвала она зло на рыжем парне, сидевшем на корточках у ее ног. «Все у тебя нормально… уже! Это вывих был». – Тот встал и отошел в сторону. «Справился, Одинцов? Молодец! Не передумал еще карьеру на трупах делать? А то давай в ортопеды, рука у тебя легкая, – серьезно произнес пожилой врач, что-то писавший за столом. Варя с ужасом посмотрела на рыжего парня… – Так, Варвара Тихоновна, голуба моя, обратно своими ножками потопаешь. И вот его благодари», – кивнул пожилой врач на «трупного карьериста», как уже окрестила того Варя.
«Спасибо», – пискнула она и кинулась за спасением к вошедшему в кабинет физруку.
То была первая случайная встреча с тогда еще ординатором Иваном Одинцовым. Еще несколько «случайных», как думала Варя, столкновений в самых разных местах организовал, как выяснилось лишь после свадьбы, ее будущий муж…
– Ваня, давай не отвлекайся, о чем говорили с Анной?
– О тебе. Я заказал кофе и мороженое, Анна молчала, пока официант не ушел, а потом сразу огорошила заявлением, что она – твоя мать.
– Вот так просто выдала информацию, без всякой подготовки?
– Начала с фразы «Иван, мне нужно сказать вам важное. Времени у меня не так много, поэтому скажу прямо: я – мама Вари». Вот слово в слово, клянусь!
– Почему мало времени? Торопилась куда?
– Понятия не имею! Я на несколько мгновений впал в ступор, не знал, как реагировать. Она просила, чтобы я организовал вам встречу, как-то тебя подготовив. Я, честно, подумал – аферистка. Но она положила передо мной пачку старых фотографий. Там и ты маленькая, вы с Дашкой рядом, Катерина Петровна, Анна и еще, как я понял, – Дашкин родной отец.
– Эта Анна похожа на мою мать на фото?
– Нет. То есть когда я взял ее фотографию и сравнил – да, разрез глаз, форма носа – очень похожи. И еще что-то неуловимое, я так и не смог решить, что это… Она, заметив мое недоверие, призналась, что делала пластику.
– Ты поверил…
– И ты бы поверила. На одном из снимков, которые она мне показала, мужчина и женщина, девушка и девочка. Там на обороте надпись «Семья Тураниных – Лидия и Петр, дочери Катерина и Анна. 1978 год». Так вот Анна нынешняя – копия Лидии, твоей бабушки. А та, что у нас дома на портретах, очень похожа на отца – Петра Туранина. Анна после своей мнимой гибели изменила внешность под свою мать.
– Зачем? Зачем было инсценировать смерть, чтобы через столько лет воскреснуть? Причин она не озвучила? Ты же интересовался, так ведь?
– Анна обещала объясниться при встрече с тобой. Точнее, с вами всеми.
– И ее убили. Кто, Вань?
– Аутопсию теперь проводит судмедэксперт, утром, я думаю, будет заключение о причинах смерти. Потом возбудят уголовное дело, проведут расследование, в итоге капитан юстиции Строков найдет убийцу, – отчеканил Иван.
– А мои вопросы так и останутся без ответов…
– Ну почему? Главное, поймать преступника, тогда станет известен мотив… Варь, ты помнишь, как ты жила с матерью? Где? Кто тебе рассказал, что она погибла?
– Совсем ничего не помню, – вздохнула Варя, в который раз расстраиваясь от своего неведения. – Вся моя жизнь в воспоминаниях начинается с того дня, когда я выхожу за ворота с территории, на которой стоит старинный особняк, с тетей Катей. В руках – серая плюшевая мышь с розовыми ушами, моя любимая игрушка. Мы садимся в машину, за рулем – дядя Саша Нил, ее муж. Они привозят меня на Вознесенскую, я вхожу в квартиру, меня встречает Дашка, ведет в свою комнату, усаживает на мою кровать. Мою! Как будто я там всегда жила. Но Дашка потом мне рассказала, что на самом деле я у них не жила, мы только ходили с мамой к ним в гости, и кровати этой не было! На этом месте стояло пианино, а на нем – старые фотографии в рамках и статуэтки. Германский кружевной фарфор. Я не помню, но нам с Дашкой, оказывается, настрого запрещалось их трогать. Мы тайком их брали, когда дома никого не было. Перед моим возвращением из санатория пианино вынесли в зал, туда же отправили и кресло-качалку, в котором мы, две тощие девчонки, умещались свободно. Я помню, что заплакала и попросила отвезти меня к маме. Сначала мне сказали, что она уехала в командировку. Но через несколько дней Дашка проболталась, что маму взорвали в машине. Ей попало от тети Кати, наказали не по-детски, лишив прогулок и сладостей. Игровую приставку давали только мне. Я воровала для нее конфеты из кухонного буфета…
– Что с тобой стало, когда ты поняла, что мамы больше нет? Прости…
– Как ни странно, я быстро приняла этот факт и успокоилась. Не знаю, как мне, шестилетней, это удалось, но я признала, что теперь моя семья – тетя Катя, дядя Саша и Дашка. И их старый кот, с которым у меня никак не складывались отношения – не любил он меня. Война с котом, довольно жесткая с обеих сторон, окончилась очень скоро и моей победой – кот был сослан в деревню, а мне куплены новые тапочки и отдана в чистку плюшевая мышь – главный враг Мурзика. Я могу утверждать, что детство у меня было счастливым…
– То есть твоя жизнь до шести лет – провал?
– Нет, почему… мельком вспоминалась мама, но только как образ, ни лица, ни фигуры… Я, конечно, знаю кое-что со слов той же тети Кати. И еще, конечно, Даши. Так, некоторые моменты. Например, тот факт, что у меня была няня. Но ее саму я совсем не помню! Знаю от Дашки – та была нашей соседкой по этажу.
– Где вы жили с мамой, помнишь?
– Не помню, но знаю. Недалеко от Вознесенской, на Базарной. Дашка меня как-то водила в наш двор – но, убей, я там ничего не узнала! Ни дом, ни детскую площадку, ни цветники вдоль забора. Подъезд в доме один, это старый купеческий особняк в два этажа. Мы поднялись на второй, там три двери, но которая наша, я так и не вспомнила. Даша показала на ту, что справа от лестницы.
– Смотри что получается… Ты не помнишь ничего, что касается твоей жизни с мамой до того, как тебя отвезли в санаторий. Не помнишь, кто тебя туда поместил. Но как тебя оттуда забирала тетушка, не забыла даже в мелочах. Что за санаторий? В городе?
– Не знаю, Вань. На территории росли огромные сосны, очень много. Просто густой лес. Внутри здание, где я находилась, мне тогда казалось чем-то вроде дворца – мы с тетей Катей спускались по полукруглой широкой лестнице в холл. Еще помню люстру, колонны по кругу. Между двумя стоял обыкновенный письменный стол. Помню, тетя Катя с трудом открыла входную дверь, такая та была тяжелая. По аллее мы дошли до ворот, какой-то мужчина отпер ключом калитку рядом. Я обернулась – на крыльце стоял тот доктор, что меня лечил.
– Как тебя лечили? Уколы, таблетки? Какие-то физиопроцедуры?
– Нет, уколов не было. Каждое утро и вечер давали пить какую-то жутко противную жидкость, но сразу после я получала конфету. И еще со мной часто разговаривал тот доктор, который потом провожал нас с тетей Катей, стоя на крыльце.
– Но Катерине Петровне должно быть известно, что это за место. Ты спрашивала?
– Конечно, когда была подростком, меня интересовало все, связанное с прошлым, которого я не помнила. Тетя Катя объяснила, что это – детский санаторий. У меня было обострение хронического тонзиллита, там меня подлечили. Все. Вопрос как бы закрыт.
– Варя, очень похоже, что тебе целенаправленно стерли воспоминания о конкретных событиях твоего раннего детства. И не в санатории ты лечилась, а в неврологической клинике. Я знаю такую у Красной горы, там действительно сосновый лес и бывшая барская усадьба, в которой эта клиника располагается и по сей день.
– Что такого могли убрать из памяти шестилетнего ребенка?! Я поняла бы, если бы это сделали после смерти мамы – допустим, я видела сам взрыв.
– Отца своего ты совсем не помнишь?
– Нет! Вань, не мучай меня больше. На все вопросы может ответить только тетя Катя. Но как заставить ее говорить правду?
