Следующее утро не озарялось светом, а новая луна так и не вышла ночью подсветить тихий двор. Вера, не дождавшись привычного гостя, бесцельно бродила вдоль стены и собиралась уже отправиться домой, когда ее окликнул мужской голос:
– Подождите!
Она оглянулась и застыла: к ней направлялись двое полицейских.
– Сеньора, доброе утро. Позвольте ваше удостоверение личности. Поступил звонок от ваших соседей, что вы нарушаете режим карантина и каждый день занимаетесь спортом во дворе, – сказал тот, что повыше.
– Я выносила мусор, – ответила Вера, не моргнув глазом, но все равно занервничала.
– Звонивший сказал, что это происходит каждый день, – продолжил блюститель порядка.
– Я много ем. Приходится отправляться к мусорным бакам несколько раз.
– Ваш документ, пожалуйста.
– Он дома. Вы подождете или подниметесь вместе со мной?
– Мы поднимемся. – Полицейский нахмурился и посмотрел на своего напарника.
Дома ее удостоверение отсканировали и предупредили, что по почте придет штраф за нарушение комендантского часа.
Когда блюстители порядка ушли, Вера закрыла дверь и опустилась на пол. Кажется, ее прогулки под покровом ночи закончились. Интересно, кто же был так сильно раздражен ее беготней?..
Потом она металась по квартире, качала пресс или смотрела на стену лежа на кровати.
Она скучала. Не по свежему воздуху. По нему.
* * *
День шел за днем, ничего не менялось. Как можно было болтать об Альфонсо Мудром и не спросить, как зовут собеседника? Как можно, проговорив столько часов, не узнать друг о друге ничего личного?!
Ночью шел легкий дождь, слегка касаясь листьев пальмы, растущей напротив окна. Среди шелеста Вера вдруг услышала душераздирающий крик:
– Ну все, тебе конец, дочь проститутки!
Орала соседка. Та самая, которая мрачно смотрела на Веру, встречая утром в дни подпольного спорта.
– Выходи, русская сучка, я тебе колени выдерну! – продолжились угрозы за окном.
Вера выглянула: соседка стояла у своей машины, вокруг валялись осколки лобового и заднего стекол. Увидев Веру в окне, она, потрясая кулаком, заорала еще сильнее:
– Я вызвала полицию! Ты за все заплатишь!
Вера, накинув куртку, вышла на лестницу и уже было собралась спуститься, чтобы выяснить, при чем здесь она, как вдруг услышала мягкий голос:
– Это она заложила тебя полиции. И теперь думает, что ты разбила ее стекла.
Вера задохнулась от нахлынувших эмоций:
– Ты? Ты вернулся? Где ты был так долго?! – Она торопилась и проглатывала окончания, будто собеседник вот-вот опять испарится.
– Я все время был здесь.
– Я не била ей стекла!
– Она заслужила. Знаешь, почему она так злится?
– Почему? – спросила Вера, боясь обернуться и увидеть его. Она так и стояла на лестнице, глядя на беснующуюся соседку ощущая спиной присутствие друга и радуясь, что снова слышит его голос.
– Вчера в полночь действие ее страховки закончилось.
– А откуда?..
Он не дал ей договорить:
– Слышал, как она жаловалась кому-то по телефону, что не успевает продлить страховку из-за работы. Хотела этим заняться сегодня с утра. – Он захихикал издевательски-вредным смехом.
– Ну это уже как-то слишком… – заметила Вера.
– Как сказать… Ей урок.
– Но… зачем? – Вера не могла найти слов.
– Я скучал, – шепнул голос прямо ей на ухо.
Ее обожгло, будто обдуло горячим ветром; в глазах потемнело.
Вера обернулась, чтобы увидеть лицо собеседника, но первый луч солнца на мгновение ослепил ее. Она почувствовала прохладное прикосновение к своим губам… и все исчезло.
– Черт! – неожиданно для себя выругалась Вера.
Сказать по правде, она уже серьезно беспокоилась о своем рассудке. Одиночество, кажется, привело ее к галлюцинациям, пусть и очень привлекательным, да еще и вполне себе интеллектуальным.
* * *
Через пару дней после ее встречи с полицией в городе смягчили режим, взрослым разрешили гулять с шести до девяти утра, и Вера, встав в пять, нетерпеливо приплясывала под дверью, чтобы вырваться на свободу ровно по дозволенному расписанию.
Бегать во дворе теперь было бы глупо, и она отправилась в ближайший парк, все время оглядываясь, словно ожидая кого-то. Но знакомый незнакомец так и не появился, и Вера облегченно выдохнула и одновременно расстроилась.
Вернувшись, она вошла во двор и застыла в изумлении: давешняя соседка сидела прямо на асфальте и яростно откручивала пробитое колесо у собственной машины. Вера посмотрела на автомобиль и охнула: пробиты были все четыре шины.
Избегая лишнего скандала, она зашагала быстрее к дому и вдруг за спиной услышала тихий бархатистый голос:
– Наказана злодейка…
Вера остановилась, не решаясь обернуться. Вздохнув, призналась:
– Я не знаю, что и сказать… – Помедлив, добавила: – Я скучала.
– Я скучаю каждую секунду, – прозвучал ответ.
Вера, сделав шаг вперед, почувствовала, как ее предплечье сжала горячая рука. У нее потемнело в глазах от страха, она медленно обернулась и оторопела: ее держал за руку старый толстый сосед. Лысина его блестела в лучах восходящего солнца. Он тяжело дышал, облизывая губы и уставившись куда-то поверх Вериной головы.
Она попыталась высвободить руку.
– Ты все правильно поняла, – сказал сосед знакомым голосом. – Показаться во плоти я могу лишь в чужом теле. Ненадолго.
– Я не сумасшедшая?
– Ты самая умственно здоровая из всех, кого я встречал за восемь столетий.
Вера молчала.
– Скажи что-нибудь! – умоляюще сказал сосед не своим голосом.
– Отпусти его, – попросила Вера.
Сосед громко рыгнул вчерашним перегаром, икнул, закатил глаза и очнулся. Выпустив руку Веры, он смутился и, не сказав ничего, отправился в свою квартиру.
Вера стояла посреди двора. Такого она не встречала даже в самых страшных снах, когда боишься чудовища под кроватью, заглядываешь под нее, а оно оказывается там.
– Ты здесь? – поинтересовалась она вслух.
Ей никто не ответил.
– Что и следовало ожидать, – прошептала она.
Дома, выпив пару таблеток успокоительного, она долго смотрела в окно, наблюдая за строительной площадкой напротив, слушая, как звуки нового дня заполняют тишину утра. Постояв так, Вера сначала решила, что пора звонить врачу. А после, порывшись в интернете, набралась смелости и рассказала в одном чате о своей истории.
Так она стала звездой в узком кругу людей, слышащих голоса.
Люди, напрямую столкнувшиеся с неизведанным и до чертиков странным, обладают специфическим чувством юмора. Поэтому вдоволь нахохотавшись, Вера почувствовала себя лучше. Она решила, что, даже если у нее и есть собственная галлюцинация, то это очень даже круто.
Вон, например, Валерий Сергеевич с гуманоидами выпивал. Хоть доказательств нет, но УЗИ подтвердило отсутствие некоторых внутренних органов. Каких – он не уточнял, но это был, кажется, аппендицит.
Психолог из Воркуты объяснил, что в условиях жесткого заточения у людей часто возникают воображаемые друзья. Мария Витальевна из Саранска даже пыталась со своим воображаемым царевичем познакомить Веру.
* * *
Вскоре жителей ее городка выпустили на свободу, пусть и весьма относительную, а Вере оставалось с грустью вспоминать тайные беседы с воображаемым другом.
Лето пролетело незаметно, темнеть стало раньше. Однажды вечером Вера, прогуливаясь, бесцельно забрела в Музей изящных искусств. Проходя мимо старинных портретов, замерла: с полотна в золоченой раме на нее смотрели знакомые глаза из ее «галлюцинации». Едва заметная улыбка на губах, пронизывающий взгляд и тот самый камзол, в котором он однажды появился. Граф Лумеарис собственной персоной.
Все встало на свои места, былой страх прошел. Она будто прикоснулась к той стороне, откуда никто не возвращался, нежданно увидев кого-то, кто сильно привязан к своей жизни здесь. Может, это был ангел, утешающий одиноких и дающий советы вопрошающим.
Подумав об этом, она тихо сказала:
– Спасибо.
– Не за что. Рад был познакомиться, Вера, – прозвучал в ответ мужской бархатистый голос.
– Прощай, мой черный ловелас! – сказала Вера по-русски и вышла из сумеречной прохлады музея в теплый вечер, освещенный полной луной.
* * *
Через полгода Вера написала большой исторический роман по мотивам ее бесед с графом.
Шурпа
Женщина, просившая Будду о возможности в следующей жизни побыть женой сына, которого она родила в этой, несомненно, подарит стране Спасителя.
Поэтому, когда Кирилл родился, женщины его семьи готовили неделю и потом еще две недели угощали весь двор. Он степенно торчал из-под одеяла, перевязанного синей капроновой лентой, и молчал. Потому что мужчинами не становятся, ими рождаются.
Братьев и сестер в его семье не случилось, потому что, как говорила его мама, она делает все с первого раза на отлично!
Зачатие случилось тоже с первого раза – и тоже на отлично. Отца Кирилл не помнил и на вопрос о родителе – number two – получал расплывчатый ответ: «Нам он не нужен».
Кирилл рос, чтобы стать защитой и опорой матери и ее бездетным сестрам, поэтому ни в чем не знал отказа. Лучший способ заставить потенциального авантюриста, находящегося в прекрасной спортивной форме, думать, что он ботаник, – провозгласить его главой дома и самим иметь неизлечимые хронические хвори, не влияющие на аппетит. Тетушки души не чаяли в Кире, и благодаря их стараниям к пятнадцати годам он стал спортсменом, умницей и просто красавцем.
Девочки подкладывали ему в портфель ежедневно килограмм записок с интимными признаниями и вполне определенными предложениями. А он успевал сходить в гомеопатическую аптеку для тети Фиры, потому что она чистила ухо отверткой и случайно повредила барабанную перепонку.
Поскольку о нем с самого начала знал Будда, Кира обладал характером потрясающей терпеливости и выносливости. Он хотел бы облететь на ракете два раза Луну, но поступил в МГИМО и с отличием там учился вплоть до выпускного экзамена.
Перед защитой диплома умерла бабушка, и Кира погрузился в организацию похорон. Смирно стоял в черном костюме на панихиде, стараясь не замечать, как скорбящие родственницы коллективно меняют веру, отрекаясь от мечты поехать к Стене плача или в Новый Афон, упрашивая Будду дать им хотя бы в следующей жизни стать женами такого мальчика.
После поминок Кира вышел во двор выбросить мусор, хоть и делать это после заката – плохая примета. Тем самым он навсегда разрушил свое безоблачное будущее, которое так тщательно спланировала мама.
За углом дома расположились местные старожилы. На перевернутом деревянном ящике из-под овощей на расстеленной газетке стояли початая бутылка водки и открытая банка с килькой. Рядом подсыхал черный хлеб.
– Кирилл, подойди. Помянем бабулю твою. Святая женщина. Столько лет твою мать терпела, – сказал маленький мужчина в тельняшке и ватной жилетке нараспашку.
– Она же его и родила, – отметил другой и закурил.
Кирилл подошел к мужикам, и они налили ему водки в пластиковый стаканчик. Опрокинув в себя содержимое, он поморщился, закашлялся:
– Как вы пьете эту гадость? – спросил, шумно вдыхая воздух, как ловец жемчуга после ныряния.
– Что ты понимаешь в свободе?.. – философски вздохнул молчавший до этого мужичок неопределенного возраста с синим носом.
– Никто не может быть свободным абсолютно, – сказал Кирилл.
