– Да ну и ладно. Пошли.
Гельмут велел мне прижать руки к телу, как будто ребенка держу, чтобы Хельга как можно меньше с меня разлеталась. Шли мы медленно («Чтобы силу встречного ветра сократить», – сказал Гельмут, но я думаю, он просто устал), а минут через двадцать свернули на небольшую улочку с домами малоэтажной застройки. Старик жил в одном из этих домов, напоминавших бассейн, только вывернутый наизнанку. Дом был облицован таким странным светлым кафелем, какой уместно было бы использовать для внутренних стен бассейна, – но ведь не для фасада же здания.
Гельмут открыл ключом дверь и сразу запихнул меня в комнатку направо – в крошечную, малюсенькую ванную с душевой кабиной.
– Только не двигайтесь, – крикнул он, удаляясь по коридору. Я слышала, как он открывает шкафы один за другим, шарит в них. И через некоторое время он вернулся с пачкой фильтров для кофе и клейкой тканевой лентой.
– Вы что, мистер Макгайвер? – пошутила я.
– Кто? – растерянно переспросил он.
– Ладно. Неважно.
Я наблюдала, как он приклеивает кофейные фильтры один к другому, пока не получился целый коврик. Потом он опустился на колени, положил этот гигантский фильтр в душевую раковину, подогнал его по размеру и закрепил по краям клейкой лентой.
– Я не знаю, как долго клейкая лента продержится в воде. Наверное, недолго. Но не могли бы вы положить вашу одежду в пакет – я вам сейчас принесу – и передать его мне, прежде чем встанете под душ?
– Что?
– Я тогда стряхну Хельгу с одежды и соберу остатки.
– М-м-м… Ладно. Хорошо. Но дверь ведь запирается, да?
– Разумеется. Секунду. Я дам вам полотенце и чистый халат, – сказал он и исчез.
Я в это время рассматривала его конструкцию из фильтров. Идея абсолютно бредовая, подумала я, но сказать это вслух не решалась. Кем бы ему эта Хельга ни приходилась, кажется, она была безумно дорога ему, если он не хотел потерять ни пылинки из ее пепла.
Если бы это был твой пепел, я бы, наверное, так же себя вела. В конце концов, я влезла на кладбище ночью, чтобы навестить тебя, хотя сделать это можно было прекрасно и днем. То есть медаль за душевное здоровье мне бы вряд ли кто-нибудь вручил.
Гельмут вернулся и принес мне махровый халат и полотенце. Когда он вышел из ванной, я повернула старый латунный ключ и осторожно, чтобы рассыпать как можно меньше пепла, разделась. Всю одежду, кроме носков и нижнего белья, я положила в пакет, надела халат и открыла дверь. Гельмут ждал в коридоре и теперь, встав на колени, сунулся в ванную и маленьким ручным пылесосом собрал пепел, насыпавшийся с меня на пол. Думаю, ничего более иррационального мне видеть не доводилось. Мне пришлось помогать ему встать на ноги. Он только взял пакет, кивнул, даже не сказав спасибо, и мелкими шажками вышел из ванной, а потом еще раз обернулся:
– Осторожнее с водой, не включайте сильный напор. Вода будет медленно стекать: из-за кофейных фильтров.
– Хорошо. Я осторожно.
Когда он закрыл за собой дверь, я опять заперлась и повернулась к душу. Стены ванной были облицованы белой плиткой, а в душевой кабинке плитка была с голубыми волнами. Я сразу вспомнила море, тебя и подумала, как бы ты отнесся к тому, что у меня тут умерший человек в волосах. Ты бы точно сказал на это «бомбически», может быть, даже сжал кулак, как Борис Беккер, чтобы жестом подчеркнуть степень супербомбичности. Может, ты спросил бы, как это пахнет и каково оно на вкус. Если бы ты сейчас был здесь. И если бы я не знала, что ответить на последний вопрос, ты бы счел меня дурой.
Я сунулась в волосы, растерла пепел между пальцами, а потом лизнула подушечку пальца – никакого вкуса. А не было ли это каннибализмом? Или я уже совсем с ума сошла? Сколько я уже не спала?
– Все в порядке? – глухо спросил он за дверью.
– Да, все хорошо! – быстро ответила я.
Все супер, Гельмут, я тут как раз твоей подружкой полакомилась. Нет, я действительно слишком долго не спала.
Я встала в душевую и тихонько открыла кран так, чтобы из старомодной лейки над моей головой потекла лишь тоненькая струйка воды. Вода, ударяясь о кофейные фильтры, издавала глухие звуки, как от падающих капель дождя. Я закрыла глаза и просто стояла, думая о твоей могиле и тем самым опять же о тебе.
– А откуда берется дождь? – спросил ты однажды.
– Ну, из облаков, ты же знаешь.
– А облака откуда берутся?
– Хм, это посложнее будет.
Ты пошел в свою комнату, принес листочек, восковой мелок и сунул их мне в руки.
– Покажи! – потребовал ты.
– Ладно, – я начала рисовать что-то похожее на море. – Это море, где скапливается почти вся вода, какая есть на земле.
– И рыбы! Они там тоже скапливаются, – вставил ты. Лицо выражало максимальную концентрацию. Подбородком ты опирался на обе руки: типичная поза Тима-исследователя.
– Ну, да, так сказать. Во всяком случае, на поверхности моря вода испаряется, и на суше, конечно, тоже.
– Испарение мы на природоведении проходили. Это как при сушке белья, да ведь?
– Верно. И эта вода, которая испаряется на море, перемещается маленькими парящими капельками в сторону материка. Если влажный воздух теплее, чем прохладный воздух над землей, он поднимается вверх в атмосфере. – Я нарисовала купол над морем и материком и показала стрелками направление, в котором двигается влажный воздух.
– Ага! – воскликнул ты. Это прозвучало как «Эврика!», во всяком случае, очень значительно.
– Да. А вверху всегда бывает прохладнее, чем внизу. Ты же знаешь, когда мы приезжаем к тете Маргит, там вверху всегда холоднее, чем у нас внизу, правильно?
– Точно!
– Дело в том, что холодный воздух не удерживает воду так, как теплый воздух. И испарившийся водяной пар конденсируется: так это называется.
– Я такого слова не знаю.
– Не страшно. В итоге это приводит к тому, что капельки воды маленькими группами собираются и удерживают друг друга. Мы эти группы видим уже облаками, потому что их так много, что они становятся непрозрачными.
– Ага! – снова воскликнул ты, выхватил у меня из руки мелок и нарисовал облако с улыбающимся личиком.
– Когда эти группы капелек становятся слишком тяжелыми, им сложно удерживаться в воздухе, и рано или поздно они падают вниз. В зависимости от того, насколько воздух холодный, это может быть дождь или град, снег, снежная крупа или еще что-то. – Я нарисовала от облака стрелочки в сторону моря и в сторону материка. – Как видишь, это круговорот. Вода же, которая спускается вниз, снова испаряется.
Ты молчал и внимательно рассматривал рисунок.
– А рыбы тоже могут испаряться?
– Нет, рыбы не могут испаряться.
– Только представь: они испаряются, взлетают в небо, а потом все вниз падают из рыбных облаков. Повсюду только и слышно «плюх», «плюх», а вместо дождя на голову сыплются рыбы! Но они же тогда все мертвые будут!
Лицо у тебя застыло от ужаса.
– Рыбы не испаряются. Только вода.
– А если море когда-нибудь испарится полностью, тогда все рыбы задохнутся? – вся эта тема тебя сильно беспокоила.
– Нет, – сказала я и провела пальцем по стрелочкам. – Вода же все время дождем или другими осадками падает на землю. Это круговорот.
– Мне кажется, я иногда тоже немножко испаряюсь, – прошептал ты заговорщически.
– Да? – прошептала я в ответ.
– Мне кажется, мне надо съесть мороженое, чтобы пополнить внутри запас воды, – добавил ты с улыбкой.
– Да, так и поступим, а то улетишь мне еще в облака!
Я все еще неподвижно стояла под душем. Вода струйками стекала по телу. Дорожки, по которым стекали капельки, оставляли на моих руках узор там, где смылся пепел. Я стала как будто мраморная. Я медленно принялась стирать пепел со своего тела. Механически я проводила руками по волосам, распределяя воду, снова и снова выжимала волосы. Сейчас ты был в облаках. Ты испарился.
В воде вокруг ног образовался серый рисунок. Потом я услышала стук в дверь.
– Вы там?
– Да. Все нормально.
– С фильтрами – получается? – глухо прозвучало через дверь.
– Да, работает!
– Отлично.
Больше ничего не последовало. Я еще один, последний раз выжала волосы, вышагнула из кабинки и вытерлась полотенцем. На махровом ворсе следов пепла не оставалось. Значит, большую часть Хельги я смыла. Я посмотрела в маленькое зеркало над раковиной, чтобы проверить, нет ли за ушами, на шее, еще где-нибудь остатков пепла, а потом надела нижнее белье, носки и халат. Выйдя из ванной, я пошла вдоль маленького коридора.
На стенах были старомодные бежевые обои с узором из коричневых кустиков травы, которые ты без обиняков назвал бы какашечными, пожалуй. Справа находилась винтовая лестница, ведущая вверх и вниз, слева от меня – коричневая деревянная дверь с матовым стеклом, но она была закрыта. Прямо по коридору чуть приоткрытой стояла деревянная дверь, ведущая в комнату, где горел свет. Я вошла и очутилась, к своему удивлению, в очень современной кухне. Стены в пастельных тонах, а панели шкафов покрыты рояльным лаком цвета яичной скорлупы. Я увидела стеклокерамическую плиту, большой американский холодильник с генератором льда и всякими приспособлениями. Прямо передо мной была стеклянная раздвижная перегородка, рядом с которой стоял обеденный стол и четыре стула. На одном из них сидел Гельмут и ковырялся в ручном пылесосе, кисточкой извлекая кусочки пепла и собирая их на белом листе бумаги. Как он различал, какие кусочки были Хельгой, а какие просто грязью – спрашивать я не стала.
– Я все, – объявила я.
– О, очень хорошо. Пусть фильтры теперь высохнут сначала.
– Где мои вещи? Я бы оделась.
– Они в стиральной машине: грязные были.
– Э-э… что? Они же мне нужны. А как я сейчас выйду? Мне же домой надо ехать.
– Но не в таком же виде! Все ведь в пепле было.
– Я думала, вы их просто протрясете.
– Так я и сделал, а пепел снова в капсулу собрал.
– Так, а зачем их еще стирать надо было?
– Ну, там ведь не только Хельга была, джинсы все в земле были, и на футболке серые разводы от пыли и пепла остались, и еще что-то.
– И что мне теперь делать?
Я этого человека задушить была готова.
– Хм, я вам что-нибудь из Хельгиных вещей дам. Подождите.
Он отложил пылесос и кисточку на стол, обошел вокруг и проследовал мимо меня в холл. Я слышала, как он поднялся по лестнице, потом шаркал там наверху ногами прямо надо мной, ходил из комнаты в комнату. Я села к столу и закрыла лицо руками. «Как я могла вляпаться в это безумие?» – спрашивала я себя.
Через некоторое время Гельмут вернулся на кухню.
– Я вам кое-что из своего принес. Хельга очень маленькая была и худенькая: метр пятьдесят два всего лишь, и весила меньше пятидесяти килограммов. Мне кажется, ее вещи вам не подойдут.
Разумеется. Спасибо! Я толстая, я знаю. Я взяла аккуратно сложенный и, похоже, даже поглаженный спортивный костюм лилового цвета. Насупившись, я снова пошла в ванную переодеваться, а когда вернулась на кухню, Гельмут как раз включил чайник.
– А-а, ну что, великоват немного, но ничего, совсем немного! – заметил он.
Я промолчала, а потом взяла пакетик ромашкового чая из коробки с разными сортами, которую он протянул мне. Часы на стене показывали, что уже доходило шесть. Я жутко устала, хозяин жилища тоже выглядел уже довольно измученным. Проследив глазами мой взгляд, он тоже посмотрел на часы.
– Через час я обычно встаю, – пробормотал он.
Мы пили чай, молча, не говоря ни слова. Потом он спросил:
– Сколько было лет вашему брату, когда он умер?
– Десять, – ответила я односложно.
Гельмут кивнул и добавил горячей воды в наши чашки.
– Извините, что я на вас Хельгу опрокинул.
– Да. Было не очень кстати.
– Я, знаете, перед этим в интернете посмотрел, как такие капсулы с пеплом открываются. Да-да, не смотрите так. Мне восемьдесят три года, и у меня есть компьютер. Многие пожилые люди сейчас онлайн. И там, где я смотрел, говорилось, что открыть такую вещь непросто. Я не ожидал, что это будет так легко. Даже слишком легко, поэтому я недооценил силу рычага.
– Похоже, Хельга много для вас значит.
– Да, – только и ответил он и сделал глоток из своей чашки: он взял себе шиповник.
– Почему вы пошли к своему брату ночью, а не днем? – спросил он снова.
– Мне сложно с людьми, и я не хочу, чтобы на меня смотрели, когда я стою у могилы брата.
– Хм, понимаю. Я этого тоже не люблю.
Не удивительно. Весь его облик: хмурый и отторгающий. Я себя спрашивала: он всегда такой был или просто разучился общаться с людьми?
