Жорж Сименон "Мегрэ в школе"

До этой аудиенции учителю все казалось достаточно простым. Теперь же перед ним сидел живой человек, который маленькими затяжками курил трубку и почти равнодушно смотрел на него своими большими глазами.

Соответствовал ли Мегрэ тому образу, который создал себе мужчина? Не начал ли он жалеть, что приехал сюда?

– Они, должно быть, говорят, что я сбежал, – ?нервно сказал мужчина, горько улыбаясь. – ?Но если бы я был виновен, в чем они убеждены, если бы вознамерился бежать, разве я был бы сейчас здесь?

– Мне трудно ответить на ваш вопрос, поскольку я ничего не знаю, – ?пробормотал Мегрэ. – ?В чем вас обвиняют?

– В том, что я убил Леони Бирар.

– Кто вас обвиняет?

– Вся деревня, более или менее открыто. Лейтенант жандармерии не осмелился меня арестовать. Он честно сказал, что ему не хватает доказательств, но попросил меня не уезжать далеко…

– Тем не менее вы уехали.

– Да.

– Почему?

Посетитель был слишком взвинчен, чтобы спокойно сидеть. Он резко встал, пробормотав:

– Вы позволите?

Мужчина не знал, куда себя деть, как держаться.

– Иногда я спрашиваю себя: что со мной?

Достав из кармана носовой платок сомнительной чистоты, он вытер им лоб. Вероятно, носовой платок пах поездом, да и по?том тоже.

– Вы завтракали?

– Нет. Я хотел как можно быстрее попасть сюда. Я не хотел, чтобы до этого меня арестовали. Вы понимаете меня?

Но как Мегрэ мог его понять?

– Объясните толком, почему вы решили приехать ко мне.

– Потому что я верю вам. Я знаю, что вы, если захотите, установите правду.

– Когда эта дама… Как ее зовут?..

– Леони Бирар. Это бывшая служащая нашей почты.

– Когда она умерла?

– Ее убили во вторник утром. Позавчера. Чуть позже десяти часов.

– И вас обвинили в преступлении?

– Вы ведь родились в деревне, я читал об этом в одном иллюстрированном журнале… И провели там бо?льшую часть вашей юности. Значит, вы знаете, как обстоят дела в небольшом поселке. В Сент-Андре насчитывается лишь 320 жителей…

– Одну минуточку. Преступление, о котором вы говорите, было совершено в Шаранте?

– Да. Километрах в пятнадцати к северо-западу от Ла-Рошели, недалеко от мыса Эгийон. Вы знаете это место?

– Немного. Но все дело в том, что я служу в криминальной полиции Парижа, и моя юрисдикция не распространяется на Шаранту.

– Я думал об этом.

– В таком случае…

Мужчина надел свой лучший костюм, который помялся в дороге. Воротник рубашки был потертым. Он стоял посреди кабинета, опустив голову, разглядывая ковер.

– Разумеется… – ?вздохнул он.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я ошибся. Теперь уж я и не знаю. Мне это казалось таким естественным.

– Что именно?

– Приехать сюда, чтобы вы взяли меня под свое покровительство.

– Под свое покровительство??–?повторил удивленный Мегрэ.

Гастен стоял перед комиссаром с видом человека, который спрашивает себя: «Что происходит? Где я нахожусь?»

– Там, если меня даже не арестуют, они сыграют со мной злую шутку.

– Они вас не любят.

– Нет, не любят.

– Почему?

– Во-первых, потому что я учитель и еще секретарь мэрии.

– Ничего не понимаю.

– Вы давно уехали из деревни. У них есть деньги. Они либо фермеры, либо разводят устриц и мидий. Вы знаете, что такое садки?

– Плантации устриц и мидий, устроенные вдоль берега?

– Да. Мы живем в краю мидий и устриц. У всех есть хотя бы небольшой участок. Это очень прибыльное дело. Они богаты. Почти у всех есть машина или грузовичок. И знаете, сколько из них платят подоходный налог?

– Полагаю, немногие.

– Никто! В нашей деревне платят налоги только доктор и я. Разумеется, меня они считают бездельником… Они воображают, будто это они меня содержат. Когда я возмущаюсь, что дети пропускают уроки, они отвечают, чтобы я не вмешивался не в свои дела. Когда я потребовал, чтобы ученики здоровались со мной на улице, они заявили, что я вообразил себя префектом…

– Расскажите мне о деле Леони Бирар.

– Вы действительно этого хотите?

Взгляд мужчины, в котором возродилась надежда, вновь обрел твердость. Гастен решил сесть и заставил себя говорить не спеша. Однако от сильных эмоций его голос дрожал.

– Прежде всего вам необходимо знать расположение деревни. Это трудно объяснить… Как и почти везде, школа находится позади мэрии. Там я и живу, по другую сторону двора. У меня есть небольшой огород. Позавчера, во вторник, примерно в такое же время, стоял настоящий весенний день. Был квадратурный прилив…

– Это важно?

– При квадратурных приливах, то есть при приливах со слабой амплитудой, никто не собирает мидий и устриц. Понимаете?

– Да.

– За школьным двором простираются сады, куда выходят задние фасады нескольких домов, в том числе задний фасад дома Леони Бирар.

– Сколько лет было этой женщине?

– Шестьдесят шесть. Как секретарь мэрии я знаю возраст всех жителей деревни.

– Конечно, конечно.

– Восемь лет назад она вышла на пенсию по болезни. Она перестала выходить из дома, передвигается, опираясь на палочку. Она злая женщина.

– И в чем это проявляется?

– Она ненавидит весь мир.

– Почему?

– Не знаю… Она никогда не была замужем. У нее есть племянница, которая очень долго жила с ней, а потом вышла замуж за Жюльена, жестянщика, который в то же время занимает должность полевого сторожа…

В другой день подобные истории, возможно, навеяли бы на Мегрэ скуку. Но в то утро, когда солнце ярким светом через окно заливало комнату и приносило с собой весеннее тепло, когда трубка приобрела какой-то новый вкус, комиссар слушал посетителя с улыбкой на губах. Звучавшие слова напоминали ему другую деревню, где тоже разыгрывались драмы, в которых принимали участие работница почты, школьный учитель и полевой сторож.

– Женщины больше не виделись, поскольку Леони не хотела, чтобы племянница выходила замуж. Она не хочет видеть и доктора Бреселя, поскольку обвиняет его в том, что тот пытался ее отравить своими лекарствами…

– Он действительно пытался ее отравить?

– Разумеется нет! Я просто хочу, чтобы вы поняли, какая это женщина… Вернее, была… Когда она работала начальницей почтового отделения, она прослушивала все телефонные разговоры, читала почтовые открытки. Таким образом, она знала секреты всех и каждого. Ей было нетрудно настраивать людей друг против друга. Большинство ссор между родными или соседями происходили именно по ее вине.

– Итак, ее не любили.

– Конечно нет.

– В таком случае…

Казалось, Мегрэ говорил, что все становится простым, что с того момента, когда женщина, которую все ненавидели, умерла, каждый должен был бы радоваться.

– Только и меня они не любят…

– Из-за того, о чем вы мне рассказали?

– И из-за этого, и из-за другого. Я не местный. Я родился в Париже, на улице Коленкур, в Восемнадцатом округе, а моя жена?–?с улицы Ламарк.

– Ваша жена живет с вами в Сент-Андре?

– Мы живем вместе с нашим сыном, которому недавно исполнилось тринадцать лет.

– Он ходит в вашу школу?

– Другой школы просто нет поблизости.

– Его приятели вменяют ему в вину, что он сын учителя?

Мегрэ и это было известно. В его памяти всплывали детские воспоминания. Сыновья фермеров злились на него, сына управляющего. Его отец предъявлял счета их отцам.

– Поверьте, я не даю ему поблажки. Я даже подозреваю, что он нарочно учится хуже, чем мог бы…

Постепенно мужчина успокаивался. Теперь его глаза смотрели не так испуганно. Он не был сумасшедшим, который выдумывает небылицы, чтобы привлечь к себе интерес.

– Леони Бирар выбрала меня как мальчика для битья.

– Не имея на то причин?

– Она утверждала, что я настраиваю детей против нее. Уверяю вас, месье комиссар, это неправда. Напротив, я всегда пытался убедить их, что им следует вести себя с ней как хорошо воспитанным детям. Она была очень толстой, можно сказать, огромной. Похоже, она носила парик. Кроме того, у нее на лице была растительность: настоящие усы и черные волоски на подбородке. Этого было вполне достаточно, чтобы мальчишки смеялись над ней. Вы меня понимаете? Каждый пустяк мог привести ее в ярость. Например, если она видела, как ребенок припадал лицом к стеклу и показывал ей язык, она вставала со своего кресла и начинала угрожающе размахивать своей палкой. Это забавляло ребятишек. Это было их любимым развлечением?–?привести мамашу Бирар в ярость…

Разве в его деревне не было подобной старухи? В его времена такой фурией была галантерейщица, мамаша Татен. С ее котом тоже постоянно приключались какие-нибудь беды.

– Возможно, я докучаю вам всеми этими подробностями, но они очень важны. Случались и более серьезные инциденты. Мальчишки разбивали стекла и бросали в ее окна мусор. Я уж не знаю, сколько раз она жаловалась жандармам. Лейтенант жандармерии пришел ко мне и потребовал назвать виновных.

– И вы назвали их?

– Я ответил, что в этом в той или иной степени замешаны все дети. Но если она прекратит изображать из себя страшилище, размахивая палкой, возможно, они успокоятся.

– Что произошло во вторник?

– После полудня, приблизительно в половине второго, полька Мария, мать пятерых детей, которая прибирается в чужих домах, как обычно, отправилась к мамаше Бирар. Окна были приоткрыты, и из здания школы я услышал крики?–?слова, которые она произносила на родном языке. Она всегда переходит на польский, когда волнуется… Мария, то есть Мария Смелкер, приехала в нашу деревню в шестнадцать лет и нанялась батрачкой на ферму. Она никогда не была замужем. Все ее дети от разных отцов. Говорят, что по крайней мере двух детей она родила от помощника мэра… Он тоже меня ненавидит, но это совсем другая история… О ней я расскажу вам чуть позже.

– Значит, во вторник около половины второго Мария позвала на помощь?

– Да. Я не покидал класса, потому что услышал, как в дом старухи бросились люди. Чуть позже я увидел небольшой автомобиль доктора.

– Вы не пошли туда?

– Нет. Теперь меня в этом упрекают, утверждают, что, раз уж я не тронулся с места, значит, заранее знал, что увижу.

– Полагаю, вы не могли покинуть класс?

– Мог бы. Иногда я ухожу из школы, чтобы подписать кое-какие бумаги в кабинете мэра. Я мог бы позвать жену.