Вадим Федоров "Имена"

Юра пришёл в полвторого ночи. Сгрёб Аню в охапку и унёс в уже знакомый заранее открытый номер.

Ушёл в шесть. Поцеловав её на прощанье.

Аня лежала на кровати и плакала. Потому что знала, что это больше не повторится.

Вечером приехали муж с сыном. Привезли гостинцы.

Аня сказалась больной. Мужу разъяснила, что у неё пришли очень болезненные месячные и ей надо отлежаться. Лучше одной.

Лежала вечером и каждой клеткой своего тела чувствовала, как где-то этажом выше ходит по комнате Юра, как он пьёт чай с Лизой, как занимается с ней любовью.

Молодожёны уехали через два дня.

Аня убирала номер и вдыхала запах Юры. Эту гремучую смесь пота, кедра и ванили.

Этот запах преследовал её всю беременность. Он сводил её с ума. Её рвало желчью от этого запаха. Болели голова и спина. После седьмого месяца стало полегче. Аня сидела на веранде, завёрнутая в плед, и баюкала свой раздувшийся живот.

Делать что-либо по дому ей было запрещено. Муж носился вокруг неё, подкладывал какие-то подушки, предлагал воду, поесть, поспать. Было такое впечатление, что беременен он.

А Аня и так знала, что всё хорошо. Что внутри неё растёт беспокойный ребёнок. Который брыкается по ночам, катается по маминому пузу, как в надувном баллоне, хулиганит и ждёт, когда его выпустят наружу.

Девочка родилась ровно посередине лета. Три шестьсот. 52 сантиметра. С чёрными кудряшками.

Муж был счастлив. Сын опекал сестру буквально с первых дней её рождения.

Счастлива была и Аня. Запах пропал. Остались её родные и любимые люди.

Она была хорошей женой и отличной матерью. В доме было уютно и весело. Дети росли. Незаметно.

Сын был спокойным и рассудительным. Как и Аня. Небольшого роста, уверенный в себе. Неторопливый.

Девочка была беспокойной и громкой. Она носилась по дому, хохоча и заражая весельем всех. Домашних, постояльцев. И она была очень похожа на Юру. Просто одно лицо. Да и комплекцией тоже отличалась. В Аниной семье все были невысокого роста. А дочка уже вымахала под метр шестьдесят и потихоньку росла дальше. Широкая кость. Чёрные волосы. Такие же, как у Юры.

Но никто ничего не замечал. Муж обожал дочку. Он был уверен, что это его кровь. И даже находил свои черты у девочки.

А Аня молчала. Стараясь ни о чём не думать. Стараясь любить любимых и не вспоминать о единственном.

Когда дочке исполнилось десять или одиннадцать лет, Аня опять почувствовала этот запах. Она готовила обед на кухне. Чистила картошку. Как вдруг в ноздри ударил запах Юры. Как наваждение. Она бросила нож, выскочила на улицу. Обошла вокруг дома. Руки дрожали. Вернулась на кухню.

На плите в кастрюле, булькая, кипела вода. Никакого Юры не было и быть не могло. Но запах был. Слабый. Вероятнее всего, только в мозгу у Ани. Но он был и вновь сводил с ума.

Аня купила билет на самолёт. Слетала в Прагу. Нашла фирменный магазин Manufaktura. Мужской одеколон там был представлен только одним наименованием. Он так и назывался – номер 1. Первый и единственный.

Купила. Привезла домой. Подарила мужу. Запах был. Но это был запах мужа. Муж пах кедром и ванилью. И ещё какими-то травами. И всё.

Дочка выросла. Закончила школу. Несмотря на свою непоседливость, с золотой медалью.

Сказала, что хочет поступать в медицинский. На факультет стоматологии. Ей это нравится.

– Да, конечно же, – поддержала дочку Аня.

А у самой свело скулы от желания расплакаться и всё рассказать. Всем. Мужу, сыну. И в первую очередь дочери.

Но промолчала. Она берегла своих родных.

К мужу она охладела. Жили под одной крышей. Вели общее хозяйство. Аня подозревала, что у него кто-то есть на стороне. Но не лезла выяснять отношения. Зачем? Ведь и так всё хорошо. Всех всё устраивает.

Юру она, естественно, больше никогда не видела. И не слышала о нём. И даже не старалась что-то узнать.

Лишь иногда ей чудился его запах. Сводящий с ума. Запах её мужчины.

Аня и Ваня

– Милый, тебе хорошо было?

– Да, очень.

– И мне. И сейчас мне хорошо. Уютно так. Хочется лежать у тебя под мышкой всю жизнь.

– Так лежи. Я не против.

– Мне хорошо с тобой, Ванечка. Так хорошо. Ты меня с ума сводишь. Совсем-совсем. Я рядом с тобой глупой становлюсь. Как маленькая девочка. И ерунду начинаю говорить. Я ерунду говорю?

– Аха.

– Ну и ладно. Ерунду так ерунду. Зато от чистого сердца. Зато тебе. Ты меня любишь? Скажи мне. Только правду. Любишь?

– Ну, вот ты опять.

– Я не опять. Я знать хочу. Я же тебе призналась, я же открылась. Первая. А женщине это делать не надо. В женщине должна быть загадка. Недосказанность. Скажи мне.

– Я уже говорил.

– Ну, может, изменилось что. Я же для тебя всё сделаю. Я сделаю тебя счастливым. Я тебя любить буду долго-долго. Крепко-крепко. Скажи только.

– Ты мне нравишься, Анечка, мне хорошо с тобой.

– И всё? Просто нравлюсь? Просто хорошо?

– Ну, мы же это уже обсуждали. Уже сто раз говорили.

– Да, обсуждали. Но так не бывает же. Ты же спишь со мной. Как можно спать с женщиной, которая тебя любит, и не любить при этом самому?

– Анечка, милая, да это сплошь и рядом. Зачем ты всё усложняешь?

– Но ведь мне больно. Что ты меня не любишь.

– Зато честно.

– Но больно. Скажи, а может быть чуть-чуть?

– Что чуть-чуть?

– Любишь.

– Может быть.

– Правда? Правда, есть чуть-чуть?

– Анька, ну что ты заладила про эту любовь?

– Ты ответь, ответь. Правда, есть чуть-чуть? Капельку? Или больше? Больше капельки?

– А это чувство можно измерить?

– Всё можно, милый. Хороший мой. Скажи. Только скажи. Я тогда буду самой счастливой женщиной на свете.

– Я не знаю, сколько капель. Мне правда с тобой хорошо. И нравишься мне ты. Но сколько в этом любви, я не знаю.

– Ну, когда ты почувствуешь, что этих капель стало больше, ты мне скажешь? Правда, скажешь?

– Скажу.

– Спасибо. Я буду ждать. Я буду ждать, когда ты меня полюбишь. И стану счастливой. Ты хочешь быть счастливым? Хочешь, я тебе ребёночка рожу? Ты кого хочешь, девочку или мальчика? Хочешь, любимый?

– Нет.

– Жалко. Что нет. А я бы тебе родила девочку. И любила бы вас обоих. Девочка бы была такая же красивая, как ты. Я бы ей бантики завязывала. У меня в детстве бантики были. Это сейчас я короткую стрижку ношу. А в детстве коса была до попы. Мороки с волосами было много, правда. Везде валяются, в раковине забиваются. Расчёсывать каждое утро. Зато красиво. И дочка у нас красивая будет. Или мальчик. Ты с ним на хоккей ходить будешь. Болеть за эту вашу команду. Хриплые будете домой приходить. А я буду вас ждать. С ужином. Соляночку сварю. Котлетки на пару. Как ты любишь. А на третье компот. Хочешь?

– Компот хочу.

– А детишек хочешь?

– А детишек пока не хочу.

– А что ты хочешь?

– А ты?

– А я семью хочу, Ванечка. Я хочу детишек, дом, мужа. Хочу. Мне же уже не двадцать. И даже не тридцать. А жизнь уходит. А хочется семью. Мужа. Тебя хочу. Каждый день. А не по выходным. Засыпать с тобой хочу. Просыпаться. Завтраками тебя кормить. На работу провожать. Рядом быть. Как сейчас. Тебе же сейчас хорошо? Скажи, тебе хорошо со мной?

– Хорошо. Только ты спать мне не даёшь.

– Извини. Прости. У меня внутри всё горит. Мне надо это сказать тебе. Иначе я с ума сойду. А ты мне не отвечаешь.

– Аня, я тебе ответил уже. Сто раз. Ты классная. Ты хорошая. Но не до семьи мне сейчас. Не хочу я. И не в тебе дело. Совсем не в тебе.

– А когда тебе до меня будет дело? Когда? Скажи. Я подожду. Я потерплю. Только скажи, когда?

– Я не знаю.

– А когда узнаешь? Скажешь тогда? Я подожду. Мы же созданы друг для друга. У нас даже имена почти одинаковые. Ты Ваня, я Аня. Разница в одну букву. Аня и Ваня, Ваня и Аня. Здорово! Звучит?

– Аха. Как Бонни и Клайд.

– Вот ты противный. Вот всё тебе хихоньки да хахоньки. При чём тут эти бандиты? И они не русские совсем. Они американцы. Они так любить не умеют. Как я. При чём тут Бонни? При чём тут Клайд?

– Да я пошутил.

– А ты всегда только шутишь. Несерьёзный совсем. Шуточки да прибаутки. Шутя познакомился. Шутя на свидание пригласил. Шутя в постель затащил. И сейчас лежишь и шутишь. А я тут с ума схожу. Я субботы жду как манны небесной. Часы считаю. Минуты. Спать не могу. Всё жду этой субботы. А потом в воскресенье, когда домой приезжаю, начинаю опять субботу ждать. Следующую. Слушай, а что вам в армии давали? Чтобы женщин не хотелось? Бром? Может, мне бром попить? Может, я тогда спокойнее буду? И не буду так с ума сходить. Вам же в армии давали, я слышала.

– Ничего нам не давали.

– А как же вы тогда? Это же тяжело, когда так долго без любимого человека.

– Да не было у меня тогда девушки. Я перед армией со всеми поругался и служил без страданий. Да и какие страдания? На службе особо не пострадаешь.

– Вот. Ты как тогда был холодным, таким и остался. Мужлан. Даже цветы мне не подарил. Ты почему мне цветы ни разу не подарил? Все дарят, а ты нет.

– Анечка. Ну, на кой тебе цветы? Ты же в цветочном магазине работаешь. Ты эти цветы каждый день видишь. Я тебя с работы забираю. Из цветочного магазина. И представь, я с букетом. Смешно.

– Ну, это же будут другие цветы. Это будут цветы для меня. Только для меня. То, что в магазине, это для других женщин. А ты мне если подаришь, то только для меня. Это совсем другое. Это другие цветы. А ты этого не понимаешь. Мужлан. Как был солдатом, так им и остался.

– Я младшим сержантом был.

– Какая разница? Погоны другие и форма покрасивее, наверное. А солдафон – это в душе.

– Хорошо. Солдафон. Пусть будет по-твоему. Но твой солдафон хочет спать.

– Мой? Правда, мой?

– Твой, твой. Спи, радость моя.

– Твоя, да. Твоя, твоя, твоя… А ты мой. Мой маленький, мой любимый.

– Ань, ну какой я маленький? Во мне девяносто кило веса и сто восемьдесят сантиметров роста.

– Для меня маленький. Родной и близкий. Но я не буду мешать. Я залезу к своему маленькому солдафону под мышку и буду спать. Тоже буду спать. Спи, милый. Спи, мой хороший. Ты мне цветы подаришь?

– Подарю.

– Ой, ты такой милый. Ты такой. Я даже не знаю, какой. Такой хороший. Как хорошо, что ты у меня есть. Хоть и по выходным.

– Спи, Анечка.