Евгений Шалашов "Воспитанник орков. Книга вторая"

Воспитанник орков. Книга вторая
Евгений Васильевич Шалашов

Воспитанник орков #2
Чтобы спасти свой город от врагов, кому-то придется рискнуть жизнью и отправиться за помощью. Но больше всего шансов уцелеть у Данута Таггерта – самого прославленного воина среди людей.

Но юный воин не знает, что пока он воюет, его любимая девушка выбрала себе другого. Сможет ли Данут смириться с этим?

Евгений Шалашов

1. Ожидание

Данут смотрел на воду, провожая взглядом родной корабль, уходивший из бухты в залив. В сущности, эта бухта, этот залив – это тоже море Вотрон, на котором он вырос. Если бы Тангейн построили правее, в устье Шейны, соединявшей моря Вотрон и Петронелл, вода была бы почти пресная. Но устье Шейны слишком непредсказуемо, могло пересохнуть, а могло и разлиться, поэтому первопоселенцы поставили город подальше от реки, но ненамного.

Суровый Вотрон, чьи воды напоминают то патину благородного серебра, то цвет расплавленного свинца. Там, где дуют ураганные ветры, способные опрокинуть не только рыбачью лодку, но и военный корабль. Суровое, но любимое море. Данут не променял бы его на теплое море Петронелл, где тайфуны и штормы настолько редки, что жители не боятся строить дома прямо у прибрежной черты.

Казалось, давно ли он пришел из леса и обнаружил, что все жители прибрежного поселка убиты? Отец, распятый норгами на кресте, изувеченные и замученные соседи, огромная могила, куда он сложил все тела. Пожалуй, из всего того, что он видел, самым страшным воспоминанием и было воспоминание об этой братской могиле.

Да, все лишь год прошел, а словно бы целая жизнь, так много событий сюда вместилось! Давно ли он явился за помощью к дядюшке Силлуду Таггерту – хозяину торгового дома «Силлуд Таггерт и сыновья»? Да, ровно двенадцать месяцев назад. И добрый дядюшка, озабоченный будущим племянника, отправил его закупать петрол, не предупредив, что на самом-то деле посылает парня на смерть. Вот, только, может, вместо мести, стоило поблагодарить дядюшку? Без него много бы чего не случилось. Правильно говорят: никогда не знаешь – где найдешь, где потеряешь. Если бы их поселок не был разгромлен, он так и остался бы рыбаком и охотником, женился бы на Ласте, ну, или на другой девушке, обзавелся бы парой-тройкой детишек, не пошел бы в Тангейн, не встретил бы Тину. А если бы дядюшка Силлуд не отправил его на смерть, если бы приказчик не ударил ножом в спину, то Данута никогда бы не подобрали орки и, он бы не узнал, что его матерью была принцесса орков, а где-то там его ждет народ, готовый признать его своим владыкой! Но как сказал однажды мэтр Байн Периверт, бывший профессор Скалленского колледжа: «История не имеет сослагательного наклонения!» А становиться владыкой Данут не собирался. Видел, каково это быть вождем.

Узкая, словно птичье перо, галера орков уходила все дальше и дальше. Сорок пар весел, дружно вспахивали воду, а до города, отстоящего от порта мили на две, доносилась песня, к словам которой тангейцы еще не привыкли. Да что там к словам! Скажи кто еще с месяц назад, что люди заключат союз со своими извечными врагами, тому бы, как минимум, плюнули в лицо. А теперь вот, слушают и даже пытаются запомнить.

– Медленно катятся волны,
Веруй, надейся и жди…
Мёртвые в море почили,
В бой поведут нас вожди!

Поздно глаза мы открыли,
Дружно на бой поспешим…
Мёртвые в море почили,
Дело настало живым.

Зло вырывать нам непросто!
Но мы сроднились с клинком!
Мёртвые в море почили,
Дело настало живым.

Когда галера достигла выхода из бухты, песня стихла. Теперь нужно молчать, потому что на море любые звуки разносятся за десятки миль. Но окончание песни подхватили горожане, вдруг дружно запевшие:

– Стыд, кто бессмысленно тужит,
Волны забудут о нем!
Мёртвые в море почили,
Дело настало живым.

Медленно катятся волны,
Ты нас обратно не жди…
Мёртвые в море почили,
Дело настало живым.

Данут, проводив взглядом черный силуэт куджи, только вздохнул и, на всякий случай скрестил пальцы, чтобы Шумбатар и остальные смогли вернуться домой, проскочив мимо кораблей норгов. Но вздыхай, не вздыхай, а ему тоже пора. Гилберт поручил ему осмотреть оружие и доспехи, добровольно пожертвованные теми горожанами, которые сами уже не могут сражаться с врагом. Хорошие вещи, как правило, не дарят, а передают детям и внукам. Стало быть, нужно все осмотреть и определиться – можно ли носить эту кольчугу, годен ли меч для боя или – сразу отдать кузнецу, чтобы тот перековал металлический лом во что-то полезное. Ну, скажем, в кирку или лопату. Для орудий труда найдется много работы, в крайнем случае, ими можно бить по головам врагов!

Покажите хоть один город, полностью готовый к войне и можете считать, что вы увидели все чудеса мира. Всегда выясняется, что что-то не так, о чем-то забыли, а о чем-то просто не подумали: башни, покореженные временем, слегка просели, стены осыпаются (на растворе кто-то когда-то решил сэкономить), а главные врата закрываются с огромным трудом (вспомнить бы, когда их в последний раз закрывали?). Запасы сушеной рыбы и сухарей, хранящиеся в городских амбарах, на случай боевых действий (а где они, запасы? Нет, не видели! Может, сами по себе испарились? Нет? Значит, крысы съели!), пучки стрел и охапки копий в оружейных комнатах (ну, древки сгнили, а наконечники ржа поела – что-то выкинули, что-то отдали в переплавку, не валятся же всякой дряни!). А отряды городской стражи, должные нести службу не только на рынках, площадях и улицах, но и на стенах и башнях, сократились едва ли, не в половину, потому что город не считал нужным оплачивать их работу, а за бесплатно почему-то работать никто не хочет.

Но все-таки, Тангейн был не безнадежен. С момента, когда город получил новости о приближении норгов, население зашевелилось. Уместно было бы сказать, что Тангейн напоминал развороченный муравейник (или, растревоженный улей), но уж слишком часто писатели применяли эти синонимы, превратив их в штампы.

Видимо, первым важным шагом к началу подготовки города к обороне, было заседание Городского совета, на котором вся полнота власти отошла Первому бургомистру. Споров, конечно же, было много, но здравомыслие победило: народовластие штука хорошая, если у ворот нет врага, а коли поблизости противник, необходимо единоначалие! Конечно же, есть опасность, что Первый бургомистр попытается узурпировать власть и потом, когда опасность пройдет. Да, есть. Но это будет потом и, соответственно, с этим и разбираться нужно будет потом.

Первый бургомистр, которого за глаза звали «папаша Беньямин» – плотный, уже немолодой мужчина с висячими усами, выбившийся, в первые люди города из простых рыбаков, умел действовать жестко, а иногда и жестоко. Он мог заставить слушать себя не только горожан, но и богатых бюргеров. Теперь, вся роль Городского совета была сведена к тому, чтобы утверждать решения, принятые Беньямином. Но так как все решения были по существу, споров не возникало.

Папаша Беньямин, для начала, распределил все башни и куртины между гильдиями ремесленников и купцов, назначил ответственными за эти участки старшин и обер-мастеров, пригрозив, что в случае ненадлежащего отношения к обязанностям наказанием станет изгнание из Тангейна, с лишением имущества и гильдейского знака!

Но дураков, или чрезмерно ленивых в городе не было, а если и были, то они не становились во главе цехов и гильдий. Гильдейские старшины приказали сворачивать работу и вытащили на стены всех своих родственников, подмастерий и учеников. Быстро определились – кто может обращаться с арбалетом, кого приставить к баллисте, а кому просто жечь костер и кипятить смолу, подтаскивать бревна и камни к тем, кто станет оные бросать вниз. Дело нашлось даже для слабосильных стариков. Эти аккуратно раскалывали чурбачки, заготавливая будущие болты для арбалетов, а подростки были отправлены резать стебли рогоза – подсушить, так и для древков стрел сойдет.

В городе при своем деле остались лишь кузнецы да оружейники, но тут уж ничего не поделаешь – спрос на их услуги во время войн возрастает в разы. Лошадь нужно ковать и в мирное время, и в немирное. А выкованная подкова, в крайнем-то случае, и за оружие сойдет.

К стенам и башням потянулись телеги, груженые бревнами и камнями, зашевелились каменщики и плотники, исправляя огрехи прежних времен – где ставили заплаты, а где полностью меняли целые куски стен. Вон, уже и отряды городской стражи, набранные из младших сыновей пекарей и ткачей, выстроились на плацу и обучались у пожилых ветеранов воинским премудростям.

А еще нужно было проверить и вычистить колодцы, пополнить крепостные склады провиантом, обустроить госпитали. И, определить – в какую сторону будет расширяться городское кладбище…

Горожане готовились к осаде по-своему – запасали рис, фасоль, чечевицу, пшеницу, просо, соль и муку. Оптовые торговцы, поначалу, даже не повышали цены, радуясь появившемуся спросу. Но у оптовиков провизию скупали не жители Тангейна, а прозорливые купцы, мечтающие получить побольше прибыли. Разумеется, цены тут же полезли вверх. Если вчера мешок сахара стоил две векши, то сегодня уже четыре, а завтра мог стать и шестью. Горох, извечная пища бедняков, вообще подпрыгнул до десяти векшей.

Городской совет, сам состоявший из купцов и ремесленников, поначалу смотрел на выкрутасы сквозь пальцы, но потом спохватился, наступил самому себе на горло и принял решение, что цены не должны увеличиваться более чем на сто процентов. Конечно же, это тоже немало, но кое-кто норовил взять за товар и двести, и триста.

К вечеру уже нельзя было купить ни лука, ни чеснока. Свежие овощи еще продавали, но яблоки и груши было уже не купить – все быстро догадались, что фрукты можно разрезать на дольки и засушить. В трактирах и кабаках еще подавали жареную рыбу и мясо, но вместо хлеба посетителям предлагали зелень.

Чего было вволю, так это вяленой и сушеной рыбы. Но умные люди, услышав бодрые разговоры о том, что мол, море рядом и без рыбы не останемся, только покачивали головой и убирали подальше копченого палтуса и сушеную треску. Над «умниками» смеялись, но когда городской магистрат скупил весь дневной улов на нужды города (стражники отогнали приказчиков и трактирщиков, привычно вышедших к возвратившимся судам!) и запретил рыбакам выходить в открытое море, только рты открывали. Рыбаки, разумеется, не послушались и, как потом выяснилось, напрасно.

Следующим шагом власти стал запрет на продажу петрола. Все его запасы, хоть в городе, хоть за пределами, изымались в пользу Тангейна. Исключение было сделано только для гномов, да и то, только для того топлива, что уже было закуплено.

Кое-кто не собирался оставаться в городе, предпочитая уехать куда-нибудь вглубь страны, чтобы пересидеть все опасности в тишине и спокойствии. Эти распродавали имущество (а кое-кто, напуганный норгами, даже и дома). Дом с садом на окраине города можно было купить по цене коровы, а тот, что был ближе к ратуше – по цене коня. Но коров и коней уже никто не продавал. Те, кто сумел скопить какие-никакие деньги, и не хотел, или не мог уехать, прятали сокровища – кто в саду, а кто замуровывал в стены.

Но было и другое: кто-то предлагал купить свой дом, а когда приходил покупатель с деньгами, то обнаруживал, что его ждет не недвижимость, а пара мордоворотов с кинжалами… Таких, по распоряжению городского совета, предлагалось казнить на месте. Не то нынче время, чтобы вникать в обстоятельства происшествия.

На базарах и в лавках вдруг вздорожали мешки, корзины и большие кувшины – они понадобились купцам, чтобы вывезти из закромов в укромные места запасы, в опасении конфискации.

Кое-кто из граждан вольного города кинулись на подворье гномов, еще не успевшим окончательно оставить Тангейн, в надежде получить место на самобеглых повозках, но гворны категорически отказались как помогать беглецам, так и уезжать, решив, что сейчас их отъезд будет похож на дезертирство.

Обнаружились мастера-самоучки, готовые вывезти желающих на самобеглых колясках, вроде тех, что были у гномов, только похуже и пострашнее. Поначалу горожане боялись доверить себя и имущество «грохочущим» телегам, но страх перед норгами оказался сильнее.

Тех, кто решил покинуть осажденный город, никто не осуждал. Это их выбор, и их право. И, кроме того, у многих, пожелавших уехать, были маленькие дети, или пожилые родители. Ну, как оставлять таких, накануне беды? Другое дело, что по законам Тангейна, человек, покинувший город накануне опасности, хотя и не лишался ни дома, ни имущества, терял права гражданина, что означало уплату налогов в двойном размере, запрет занимать любые должности внутри муниципального самоуправления, а заработать новое гражданство можно было не раньше, чем через три года. Это вам не прежние времена, когда любой желающий, зарегистрировавшийся в Магистрате, через один год и один день обретал все права и свободы, вкупе со свалившимися обязанностями.

Данут очень хотел, чтобы и Тина уехала куда-нибудь в безопасное место, но девушка даже и слушать об этом не желала. Мол – и ее муж, и ее опекун остаются сражаться, чем она хуже? И, если для женщины нет места на стенах, то будут ранеными, которым необходимо помогать. И впрямь, гоблин, вместо того, чтобы просиживать штаны в своей комнате-сейфе, развернул в городе несколько госпиталей. Один – в непосредственной близости от стен, в огромной палатке из грубой парусины, а еще два – в тех помещениях, что были у ростовщика в залоге. Он же отправил своих людей по ближайшим селам и деревням, отыскивая там лекарей, желающих поработать. Желающих, как водится, оказалось немного, но это лучше, чем ничего.

Из Тангейна уходили и орки. Восемьдесят опытных бойцов – это большая сила и, их крепким рукам нашлось бы применение, но важнее было другое – Шумбутар должен был привести на помощь весь Нургальский клан. Конечно, поначалу планировалось немного иное, но что поделать, если норги опередили?

Была и другая причина, отчего Шумбатар хотел уйти. По его мнению, бухта, на которой стоял Тангейн, при всех ее достоинствах имела огромный недостаток – в случае нападения она становилась ловушкой. Лучшим вариантом было бы пойти навстречу вражеского флота, принять бой, но торговые шхуны и рыбацкие суда, для военных кораблей как котенок против бульдога. Единственный выход – увести суда в открытое море. Но кроме Шумбатара это понимали немногие. Как рассуждали судовладельцы и рыбаки – норги, еще неизвестно, где они есть, нападут ли, еще неизвестно, а шторм может случиться в любой день. А если уводить корабли, то куда?

Папаша Беньямин предлагал вообще затопить флот, чтобы мачтами закрыть норгам подходы к Тангейну, но здесь даже власть Первого бургомистра была бессильна, а арматоры и капитаны по доброй воле не отдали бы приказ пробить в днищах собственных кораблей пробоины.

Данута хозяйственные приготовления к осаде не волновали. Он знал, что при любом раскладе найдет, где поесть, где поспать. Неожиданно для себя парень получил важное назначение – его назначили заместителем командира «летучего отряда». Это тоже было нововведение папаши Беньямина. «Летучий отряд» находился в резерве и, предназначался для помощи тем защитникам города, где положение было самым опасным. Состоял отряд из воинов, имевших опыт либо охранников торговых судов, либо купеческих караванов, а командиром был назначен Гилберт. Скорее всего, разведчик и поспособствовал назначению юноши на этот пост. Данут опасался, что старые вояки не воспримут его всерьез, но опасения были напрасны – слухи о его приключениях были хорошо известны. Народ в Тангейне ценит человека не по возрасту, а по поступкам. Юнец, способный бросить вызов атаману речных разбойников, сражаться с монстрами, и, в придачу ко всему, заваливший сразу двух джаддоков, считался полноправным воином.

Не будь у Данута невесты (то, что Тина теперь жена, парень еще не до конца осознал), он бы и сам ушел вместе с Шумбатаром и обретенными сородичами.

Прощание Данута со своим воспитателем (да что там говорить, со вторым отцом) было коротким. То, что следует передать привет Далине и всем остальным, это и так понятно. Про девушку-орка, мечтающей заполучить от Данута ребенка, разговора вообще не возникало. Во-первых, неизвестно, забеременела Слети или нет, а во-вторых, изначально было понятно, что кроме ребенка ей ничего не нужно. Сам Данут до сих пор не решил – говорить Тине о той девушке, или нет, но решил, что время покажет. А чем дальше уходило время, тем больше казалось, что у него с той девушкой-орком ничего и не было.

А что еще он бы сказал вождю орков? То, что Шумбатару надо беречься, чтобы не напороться на корабли норгов? Так вождь это знает не хуже воспитанника. Вон, даже галеру перекрасили из черного цвета в зеленый, чтобы не было видно. Поэтому, вместо слов, Данут передал наставнику плетеную корзинку, в которой сидело два живых, трепещущихся существа. То, что корзинку ему передал Гилберт, можно было не говорить – вождь орков об этом знал сам. Равно как и то, как управляться с почтовыми голубями.

2. Первый штурм

В тот краткий промежуток, когда ночь еще не ушла, а утро не заступило на новую вахту, когда спят даже дельфины и морские чайки, в залив Тангейма вошли трехмачтовики под черно-белыми парусами. Миновав узкую горловину бухты, флейты с завидной скоростью и четкостью построились в линию и, пошли на сближение с мирными кораблями тангейцев, стоявшими на рейде или пришвартованными к причалам. Не дойдя до них каких-нибудь сотни лиг, флейты норгов замедлили ход, а потом с них полетели огненные шары. И хотя добрая половина файрболов не долетела до бортов, с пшиком исчезнув в воде, тех, что попали в цели, вполне хватило, чтобы все кругом занялось огнем.

Только один корабль имел при себе полный экипаж. Прогулочная яхта господина Негора – известного не только в Тангейне, но за его пределами вертопраха, вчера выводила своего хозяина на прогулку, чтобы лишний раз продемонстрировать его независимость от решений Городского Совета. Ну, как мог сам Негора подчиниться глупому распоряжению не выходить в море? Разумеется, он тотчас же собрал веселую компанию друзей и подружек, сделал круг по морю, сходил до устья Шейны, устроил пикник на одном из берегов и, почти под утро вернулся в родной залив.

Возвращаться домой было лень, посему, банкет продолжили, а потом гости и экипаж заночевали на борту. Когда на маленьком корабле загорелись паруса и палуба, Негора приказал всем выпрыгнуть за борт, а сам направил корабль на одну из вражеских флейт, превратив яхту в брандер.

Несмотря на всю свою безалаберность, господин Негора был опытным мореходом. Он прекрасно осознавал, что легкая яхта не сможет протаранить тяжелый трехмачтовик. Поэтому, описав дугу вокруг одного из кораблей под черно-белыми парусами, набрав такую скорость, какую яхта никогда не набирала, четко впился в корму флейты, сминая ей руль.

Ярко пылали торговые каракки, полыхали рыбацкие шхуны, тускло чадили буксиры. Огонь занялся так быстро, что никто не успел опомнится, пламя полыхало, словно кто-то зажег огромный смоляной факел. Чайки сгорали на лету, не успев перед смертью вскрикнуть от боли.

Вахтенные матросы не пытались тушить корабли: кто просто сгорел заживо, кто-то успевал выпрыгнуть в воду, где все равно погибал, попадая под удары падающих сверху обломков, или задыхались в удушливом дыму, стелящемся над самой водой.

Налетевший со стороны моря ветер ухудшил ситуацию, разметав пламя. Горящие обломки дерева разлетались во все стороны. От пытающих головяшек, что недавно были мачтами и реями, занялись портовые здания – выгорали таможенные конторы, складские помещения и доки. Когда огонь добрался до склада, где хранились бочки с петролом, начался сущий ад! Казалось, что весь залив превратился в один яркий столб пламени. Кажется, еще немного, и огонь перекинется на Тангейн!

Добрая половина жителей выскочила на улицы. Кто кинулся бежать непонятно куда, кто ринулся в порт спасать корабли или товары, кто полез на крышу собственного дома, чтобы его тушить, хотя самому городу пока ничего не угрожало. В создавшейся неразберихе мало кто сохранил трезвость мысли. А надо бы! Кто знает, может норги только того и ждут, чтобы народ повалил в порт? И, нет ли поблизости вражеского отряда, готового воспользоваться суматохой и ворваться в город?

Но к счастью для горожан, ясность ума не потеряли ни бургомистр, ни командир «летучего» отряда. Гилберт, с помощью Данута, собрал вокруг себя солдат и сумел перекрыть ворота. Где словом, а где пинками и тычками удалось образумить моряков, торговцев и рыбаков, рвавшихся спасать свои корабли и товары.

Когда был наведен кое-какой порядок, а народ осознал, что тушить корабли и склады уже поздно, командир подозвал своего помощника.

– Данут, – приказал он. – Возьми пять парней, пробегись по улицам. Ну, ты понял…

Данут кивнул. Патрулировать улицы, охраняя общественный порядок – не та работа, которой хотелось бы заниматься, но деваться некуда. Мародеров и прочей шушеры, готовой воспользоваться ситуацией, в Тангейне было немало. А городская стража, что должна бороться со злоумышленниками, сейчас занята другими делами.

Первой мыслью Данута было желание кинуться к дому ростовщика, где по-прежнему жила Тина. Они, хотя и стали мужем и женой, но пока еще не обзавелись собственным гнездом. Да и когда? После известия о наступлении норгов он ночевал там, где его заставала ночь – в казарме, где обитали солдаты, в гостинице для орков, в порту. Вот, все уляжется, он вступит в права владельца «Торгового дома», тогда и о своем доме можно подумать.

Но Тина должна быть в безопасности. Охрана у ее опекуна такая, что позавидует иной конт или бургомистр.

На центральных улицах Тангейна все было спокойно. А вот на одной из окраин не очень. Кажется, шум доносился сразу из трех домов. Отправив двух человек в один дом, троих в другой, сам пошел в третий.

– Что здесь происходит? – поинтересовался Данут, открыв дверь.

Спросил для порядка. И так все ясно. Внутри дома обнаружилась насмерть перепуганная хозяйка, забившаяся в угол и пара громил, перетряхивавших ее рухлять. Вон, на полу уже высилась горка муки, высыпанная из мешка. Верно, грабители были ушлые, знавшие, что женщины часто хранят деньги и драгоценности именно в муке.

– Шел бы ты отсюда, щенок, – неласково отозвался один из громил, увлеченно шаривший в сундуке. Вытащив нарядное женское платье, оценивающе на него глянул, встряхнул даже, потом перевел взгляд на юношу: – Тебе что, уши отрезать?

Второй бандит, постарше, чье физиономию украшали усы и борода, в в это время переворачивал постель, даже не обратил внимания на незваного гостя.

– Если уйдете прямо сейчас, останетесь живы, – улыбнулся Данут, положив руку на рукоять меча.

– Так это же Данут, полуорк! – выдохнул тот, что помоложе. Кивнув товарищу, сказал с усмешкой: – Мой дед их в Аркальской битве видимо-невидимо покрошил!

Оба бандита встали во весь рост и, обнажив длинные ножи, надвинулись на юношу.

Данут слегка насторожился. Двое с ножами, против одного с мечом, шансов не имели. Что-то здесь не так. Краюшком глаза не увидел даже, а уловил смутную тень слева и, только когда услышал предсмертный всхрап, осознал, что в руке у него обнаженный клинок, с которого стекает кровь, а на полу лежит третий грабитель, которого он поначалу не заметил.

Оба бандита остановились, как вкопанные.

– Э, парень, да ты чего? – вытаращился бородатый. – Мы ж пошутить решили.

Похоже, до грабителей вдруг дошло, что при налете их и самих могут убить, а это им не понравилось.

– Ты бы нас отпустил, а? – льстиво улыбнулся другой бандит. – Мы ж не сами по себе на дело пошли, нас Михря заставил. Вон, которого ты проткнул. А мы так, по карманам только шмонаем. Ящер попутал.