Золушка барачного квартала
Татьяна Викторова
"Золушка барачного квартала" – история героини, мечтавшей выпорхнуть из ненавистного района, которому давно пора на снос. И она выбралась. Но платье и туфельки лишь помогли встретить любовь, а все остальное – это уже сама. Героиня второй истории хотела получить от биологического отца деньги, пообещав не говорить его жене. Но мужчина пропал, и Виолетта поменяла мнение об отце и о его жене. Стоит ли отказываться от счастья, если далеко за тридцать. Возможно, при иных обстоятельствах Мария, героиня другого рассказа, была бы уступчивей, но было еще одно препятствие: молодой офицер оказался женихом юной племянницы.И еще одна история, которая началась в семидесятых и протянулась до 90-х. Писать письма из армии сразу двум девушкам обернулось для Владимира сущим наказанием. Долго мучили сомнения, отношения в семье не клеились, пока случай не помог разобраться в себе и сделать верный шаг. Четыре истории в одной книге – для легкого, душевного чтения.
Татьяна Викторова
Золушка барачного квартала
ЗОЛУШКА БАРАЧНОГО КВАРТАЛА
Глава первая
Элька завернулась в одеяло и уткнулась в подушку. Но звуки дождя доносились, и уже было понятно, что он не собирался прекращаться. Но больше всего Эльку раздражал голос Раисы, доносившийся из большой комнаты.
Здесь, в бараке, где они занимали две комнаты, одна была квадратная, просторная, вторая, чуть вытянутая, но наполовину меньше; соседи говорили, что Золотаревым повезло: досталось самое большое жилье в этом одноэтажном бараке.
Свою меньшую половинку она делила с Петькой – десятилетним сыном Раисы, его металлическая кровать стояла напротив. В общем-то, у Эльки тоже такая же была. А еще в комнате стоял небольшой шкаф, в котором она прятала свой скудный гардероб. К восемнадцати годам не приобрела ни одной приличной шмотки; стоптанные сапожки, благо, размер тот же, носила который год, а иначе босиком пришлось бы ходить. Скромное пальтишко с искусственным воротничком, клетчатое платье, юбка, пара блузок – остальное по мелочи, Элька не считала.
Однако сейчас, отвернувшись к стенке, ей было тоскливо не из-за вещей, к их однообразию она привыкла, тем более, что в районе, застроенном одними бараками, большинство так и одевались. Сейчас она была расстроена придирками Раисы. До чего же надоела эта тетка! Элька в душе так и звала ее: «тетка». Даже титула «мачехи» она не удостаивалась.
Надоело ее вечное ворчание, недовольный вид – это когда Эльку касалось. А когда они с отцом садились «скоротать» вечер или отметить праздник, то Раиса превращалась в хохочущую, громкую бабенку. Ее пышно подбитые рыжие волосы возвышались башенкой на голове. Она по поводу и без повода хохотала, демонстрируя золотые коронки.
Отец Эльки работал на деревообрабатывающем комбинате, зарплату получал невысокую, денег не хватало. Даже элементарных вещей, как например, нового пальто или обуви для Эльки (девка-то уже почти взрослая, парни засматриваются). Ну и в бытовом плане многого в доме не хватало… Но Раиса чаще всего «пилила» отца из-за зубов. И наконец, собрав получку и премию отца, Рая вставила зубы. Теперь же всякий раз не забывала блеснуть ими, демонстративно посмеиваясь.
В окно что-то стукнуло, кажется, камешком звякнуло. Элька высунула голые ноги из-под одеяла, коснулась ими пола, выглянула: дождь перестал. За окном, прикрывшись отцовским дождевиком, стояла Зойка, подружка Эли. Они вместе восемь лет сидели за одной партой, а теперь третий год учатся в сельхозе. Только Эльке удалось поступить на ПГС (промышленное и гражданское строительство, удумали же в сельхозе открыть такое отделение), а Зойка сумела потянуть отделение агрономии, и то, потому что свободные места были. Но она осталась довольна, ей нравилось.
Вообще, еще когда была жива Элькина мама, считалось, что девочка окончит десять классов и поступит в институт. Но когда мамы не стало, отец привел в дом Раису. И через два года мачеха почти вытолкнула Эльку идти учиться после восьмого класса, скорей приобретать профессию и не сидеть на шее у родителей.
Зойка отчаянно махала, пытаясь вызвать подружку на улицу. Эля открыла окно, в комнату ворвался свежий весенний воздух, который бывает, когда только закончится дождь.
– Выйди, скажу чего!
– Говори здесь, не хочу выходить, а то мачеха ворчать будет.
Зойка, успевшая обесцветить волосы, и теперь челка выделялась пучком пшеницы из-под капюшона, расплылась в счастливой улыбке.
– Контрамарки дают в ДК, там ВИА будет выступать, сегодня комсорг сказал.
– Ну и что, нам разве достанется? Там уже нужным людям раздали.
– Тебе точно билет будет! – Зойка загадочно улыбнулась.
– Откуда знаешь?
– Сказали, в первую очередь дадут тем, кто учится хорошо.
Элька сморщила носик: – Ну, я же не отличница, так себе – середнячок.
– Не прибедняйся, Золотарева, говорю: тебе дадут.
– А тебе?
Зойка сникла, и была похожа на намокший лист, опустившийся под тяжестью воды. – Мне не дадут, уже узнавала. – потом посмотрела умоляюще на Эльку. – Попроси на меня…
Элька задумалась. Сходить в городской дом культуры на танцы очень хотелось. Это не то, что у них в тихане (так они называли техникум), где несколько увальней топчутся на месте, остальные стоят по стеночке, а девчонки старательно вытанцовывают, будто на выставке.
В ДК все по-другому. Там ансамбль, там молодежь со всего города. К тому же, если по контрамаркам, то намечается вполне приличный вечер с концертом и танцами.
Но идти одной, без Зойки, желания не было. Даже не представляла, что она там будет делать одна. Просто смотреть?
– Ладно, Зайка, я завтра узнаю, может, еще одну контрамарочку подкинут. Элька, когда хотела успокоить подругу, называл ее "Зайкой".
– Ну, тогда «покедова» что ли, до завтра, – Зойка снова расцвела, тряхнув пшеничной челкой. – Как мачеха? лютует? – участливо спросила она.
– Да-ааа, ворчит как всегда, – Элька зевнула, – надоело все. Барак этот надоел, этот район, сбежать бы куда-нибудь… только куда… кто меня ждет…
– Ну, ты держись, – Зойка отошла от окна и побежала домой.
– Выставилась! Чего не видела там? – Элька вздрогнула. Голос Раисы застал врасплох. – Лучше бы с Петькой позанималась.
– Ваш Петька себя плохо ведет, – ответила она. – Кто вчера мне в тапки клей налил? Вот когда перестанет пакостить, тогда и буду заниматься.
– У-уу, неблагодарная, сказал же пацан, случайно капнул клеем, а ты бучу подняла до потолка. – она сдернула одеяло с Эльки. – Иди посуду мой, нечего вылёживаться.
Элька, почувствовав запах перегара, не стала связываться, накинула халатик и пошла мыть посуду.
Сначала надо было нагреть воды. Еще когда была жива мама, отец приспособил кухонный стол в коридоре, там и плитка газовая стояла. И получилось, что готовили в коридоре, источая невероятные запахи еды. Но это при маме. Сейчас Раиса делала все быстро, закинет в кастрюлю и дело с концом.
Уборка в доме и посуда были полностью на Эльке. Печку топил отец, но золу выносила Элька. Однажды вымазавшись золой, даже на лице был немного золы, она выскочила с ведром, а Зойка увидела, рассмеялась и назвала Эльку Золушкой. «Золотарева, ну ты смешная, нос-то в золе, прямо Золушка».
«Ага, в наших бараках как раз Золушки не хватало». – они переглянулись и обе расхохотались.
«Вот было бы здорово, если бы, правда, мы превратились в «Золушек», – размечталась Зойка. – Насчет меня – не знаю, куда мне с моим сороковым размером ноги, а вот ты… ничего… пацаны смотрят на тебя».
Элька прибрала на столе, спрятала продукты в холодильник, подтерла пол. Петька сидел у телевизора, иногда косился на нее, пытаясь угадать, злиться ли за вчерашнее или нет.
Отец тем временем что-то бормотал несвязно, потом переключил внимание на дочку. Как выпьет, в нем просыпалась вселенская отцовская любовь: плакал, вытирая слезы, просил у дочери прощения, говорил, как ее любит – Эльку любит. Всё прерывалось, когда Раиса начинала приставать к нему с вопросами: «А меня? меня разве не любишь? Николаша, да я же… я ведь тебя-то как берегу», – начинала причитать Раиса, и Элька, не в силах вынести ее нытья, готова была забиться в угол, как сверчок.
Контрамарки действительно давали лучшим учащимся. Элька взяла ее без труда у секретаря.
– Ну что? – Зойка уже поджидала.
– Ничего. Одну дали, да еще расписалась за нее.
– И что, я не пойду? – у Зойки выступили слезы.
– Не хнычь, надо что-то придумать. Ну, хотя бы попросить. Стой тут.
Она снова заглянула к секретарю. – А можно еще одну? очень надо!
– Знаете, вас сколько таких, кому очень надо… строго по спискам выдаем.
– Ну, пожалуйста, не идти же мне одной.
– Сказано: лишних билетов нет. Все!
Элька вышла. Постояла у двери. Потом решительно вошла. Так же решительно подошла к столу секретаря, сунула руку в старенькую сумку, которая осталась еще от матери, достала шоколадку и, молча, положила на стол. В глазах Эльки можно было прочитать: «Даешь контрамарку!».
Секретарь тоже, молча, положила руку на шоколадку и она исчезла в столе. Также, молча, подала контрамарку.
– А расписываться? – напомнила Элька.
– С ума сошла?! какая роспись?
Элька, опомнившись, выскочила.
– Есть! – она подала желанную бумажку Зойке.
– Ура! Мы идем!
– Ага, идем, зато без сладкого остались, отцовской шоколадкой пришлось пожертвовать, – призналась Элька.
– Целой шоколадкой! – ахнула Зойка.
– Ну да, контрамарки нынче ценятся.
Техникум, в котором учились подружки, находился в исторической части города – в центре. Но дома здесь стояли кирпичные или бетонные, аккуратные скверы украшали район. Эльке нравилась эта часть города.
Но лишь стоило подъехать на автобусе или пешком подойти к мосту через местную речушку, как цивилизованная жизнь обрывалась. На другом берегу раскинулся барачный район, застроенный деревянными домами, в основном двухэтажными.
Элька терпеть не могла этот район. И эти старые дома с облезлыми рамами, с дырками в заборах, с колонками и туалетами на улице, с зарослями крапивы вдоль заборов, с заметенными снегом улицами зимой, с пьяными выкриками по пятницам, с подростками, горланящими песни под гитару, собравшимися на пятачке возле старого клуба, – всего этого она стеснялась. Даже девчонкам в тихане не говорила, в каком районе живет. Только Зойка, ее вечная подружка знала, потому что также жила с родителями и младшими братьями в барачном квартале.
– В чем на танцы пойдем? – спросила Элька.
– Сама думаю, – Зойка пригладила свою пшеничную челку. – Ладно, чего-нибудь напялю, как мамка говорит: «лишь бы прикрыться».
Эльке захотелось, конечно же, чего-нибудь нового, но она вспомнила свое клетчатое платье, белую блузку, прикинув в уме, что из них подойдет.
После обеда заехала в универмаг, который как раз находился в самом центре города. Беленькие туфельки на невысоком каблучке блеснули своей новизной. Элька нащупала в кармане несколько купюр – ее заначка от стипендии, и, решив, что это как раз тот самый случай, чтобы ее потратить, пошла рассчитываться.
Продавец, заметив неуверенность девушки, с улыбкой сказала: – Не сомневайся, их в обед выставили, это последняя пара. – Элька облегчено вздохнула, окрыленная словами продавца, и отдала деньги.
Туфли она спрятала под подушку, зная, что Раиса не смолчит и выскажет, сколько всего надо, например, Петьке. Напомнит, что отец ходит в старой куртешке, ну и так далее. Поэтому туфли прямо в коробке лежали на постели, предусмотрительно укрытыми.
В субботу Элька нагрела воды и помыла голову. Русые волосы распушились, рассыпались по плечам, и она, носилась по комнате, как русалка.
Вдруг в коридоре послышался шум, громкий разговор, который переместился к ним. Элька вышла. У самого порога стоял улыбающийся отец, напротив Раиса, а в центре – младшая двоюродная сестра отца Людмила.
– Эличка, цветочек, это ты? – воскликнула Людмила, увидев удивленную племянницу. – А я тебя еще маленькой помню, эх, редко видеться приходится, в разных частях страны живем.
Людмила, стройная, с короткой стрижкой на каштановых волосах, в брючках и плащике, была похожа на иностранку. По крайней мере, Эльке так показалось.
– Тетя Люда! – она прижалась к ней, уткнувшись в плечо. – Вы останетесь?
– Детка, я ведь проездом, вечером самолет.
Работала Людмила на Севере где-то в порту, работа была сезонной, и она возвращалась к себе в Ленинградскую область.
– Эх, сеструха, чего же так мало? Побыла бы, погостила, – стал уговаривать отец.
– Самолет, Коля, хорошо хоть так заскочила, посмотреть на вас, а то все через письма, да открытки…
Раиса разглядывала большую сумку гостьи. Людмила наклонилась, расстегнув ее и достала конфеты, мясные деликатесы, банку ароматного кофе. Раиса ловко спрятала в стол и в холодильник, улыбаясь и поблескивая золотыми коронками.
