Александр Николаевич Сыров "Славёна"

Славёна
Александр Николаевич Сыров

В деревне Ногино под Костромой живет девушка Нина Чистобаева. За красоту многие зовут ее Славеной. Многие деревенские парни в нее влюблены, но сердце самой Славены пока не разбужено. Начинается Великая Отечественная война. Призывают в Красную Армию одного из ухажеров Нины – Шуру Шигарина, сына местного кузнеца. Шура обещает писать Нине письма, признается ей в любви перед расставанием. Но скоро связь с Шигариным обрывается. Это тревожит Нину, и в ее сердце просыпаются нежные чувства к парню. В 1942 году Славена тоже получает повестку из военкомата. Ей предстоит пройти испытания, которые кажутся не под силу обычному человеку.

Александр Сыров

Славёна

В деревне

До войны Нина Чистобаева выйти замуж не успела. Да и рановато было: в июне 1941 года ей исполнилось только 17 лет. К тому же пришлось «Славене» – так звали Нину за ее красоту и веселый бойкий нрав ее подружки- выбирать между парнями, окружавшими ее своим вниманием. Среди первых в сердечных делах был Сашка Белов, невозмутимый, уверенный в себе, крепкий, как молодой дубок, скорый на кулачные разборки, густобровый детина. Многие его боялись и сторонились не только в Ногино, в деревне, где Сашка жил. В соседних деревнях и селах Белова тоже знали как задиру и отчаянного драчуна. На деревенских посиделках Сашка присматривал за Ниной – так петух ревниво оберегает своих кур. «Славена» к такому петушиному обхождению относилась равнодушно, только смеялась каждый раз, когда Сашка вознамеривался провожать ее до дома. «Да я не коза, чтоб меня провожать, – говорила, сверкая темными глазами Нина, – а ты не бабка, сама дойду». В Ногино за козами в основном присматривали старушки. Выйдет бабушка вечером за калитку и станет звать козу: «Дочка, дочка, иди домой…». Целую перекличку устраивали хозяйки, зазывая своих «дочек». И каждая коза по знакомому голосу безошибочно спешила именно к своей бабуле.

Нина приручаться не спешила, видимо, не наступил для нее еще срок распроститься со свободой, запереть свою красоту на замок. Ее юное сердце в то время напоминало нераспустившийся цветок, заждавшийся теплого дождика и солнечных лучей.

Ухажеры

Помимо Белова среди ухажеров выделялся еще один Сашка – Шигарин. Среднего роста, плечистый, с чуть припухлыми губами и озорным хитроватым взглядом, он, нисколько не смущаясь, мог при Белове взять Нину за руку, раскрыть ее ладонь (а Славена любила сжимать пальцы в кулачки) и положить в образовавшуюся теплую ложбинку ириску или мягкий пряник. А потом, как ни в чем не бывало, срывал с плеча гармонь и зачинал какую-нибудь веселую песню. Белов Шуру не трогал. Шурой молодого гармониста звала Нина. Ведь надо было как-то различать ухажеров с одинаковыми именами. Когда гармонист один на три деревни и два села, то обидеть его не позволят ни девки, ни парни, в случае чего, – на его защиту встанут все, как один. Белов это хорошо понимал. К тому же Шигарин в Ногино на посиделки приходил из села Новографского – а это почти десять километров. Попробуй-ка с гармонью прошагай этот путь. Да еще туда и обратно. А Шигарину хоть бы что. Придет в Ногино, разбитной, довольный, сапожки шевровые бархоткой почистит и готов к употреблению, как тульский пряник. Как будто совсем не уставал.

В пользу Шигарина играло и то, что его отец работал кузнецом, слыл среди мужиков за первостатейного мастера. Ходили слухи, что в далекие-предалекие времена, еще при императрице Екатерине II прапрадед Шуры Шигарина, Семен, имел в Новографском свою кузницу. Называлось тогда село не Новографское, а – Новое. А Новографским стало после того, как деревеньку Новую вместе с крестьянами в качестве подарка Екатерина II «преподнесла» своему последнему фавориту, самодуру, светлейшему князю Платону Зубову. Князь по совместительству был шефом кавалергардов и относился к лошадям гораздо лучше, чем к солдатам и крестьянам. В Новое Зубов наведался всего один раз. В пути один из рысаков конного экипажа высокого гостя стер подковы. «Обувку» жеребцу взялся поменять Семен Шигарин. Выковал новые подковы и сам же ловко переобул породистого рысака. Зубов ради такого дела остался переночевать в деревушке. Работой Семена князь остался доволен, и хоть слыл скуповатым и мелочным, – отблагодарил кузнеца золотым рублем.

Вправду это было или нет, – точно никто не знает, но Шура Шигарин часто показывал на посиделках девкам и парням диковинную золотую монету, часто колол рублем орехи и даже струны на балалайке фамильной драгоценностью перебирал, если кто-то балалайку ему подсовывал.

Этот золотой рубль Шура по широте своей души, а может быть, и по другим соображениям, передал на хранение Нине, перед отправкой в Красную Армию в мае 1940 года. На проводах Шигарин осмелился впервые поцеловать «Славену», – притиснулся вплотную к ней в темных сенцах и прижал к себе сильными нетерпеливыми руками. Сопротивляться Нина не стала, хотя до этого никому не позволяла таких вольностей по отношению к себе.

Первое время, обучавшийся на механика-водителя танка Т-26, Шура радовал Славену письмами, присылал и фотографии, на которых был запечатлен в гимнастерке, украшенной знаками воинской доблести. «На память Нине от Шуры», – обыкновенной чернильной ручкой выводил он на обратной стороне каждой фотографии. Последнее фото пришло Славене от Шуры в июне 1941 года. А потом как обрезало. Нина писем из воинской части больше не получала. Не знала, где воюет Шигарин, жив ли он, оставалась в неизвестности, как и многие другие в деревне, проводившие родных и близких на войну. А съездить в Новографское, в дом кузнеца, не решилась, подумала, если ей Шигарин не пишет, то и родители его вряд ли что-то знают.

Тогда впервые почувствовала Славена, как дорог ей Шура, томительная неизвестность словно приблизила ее к Шигарину, сердце Славены встрепенулось и заныло незнакомой болью.

Нина доставала фотографии и любовалась Шурой, мысленно желая, чтобы все беды и напасти обходили его стороной. Славена боялась думать о том, что однажды в Новографское, в дом кузнеца, почтальон может принести похоронку. Гнала от себя эту мысль. Верила в лучшее, хотя вдов и несчастных, убитых горем матерей, в деревнях становилось все больше.

Из колхозниц – в зенитчицы

В июле 1942 года, в самый разгар полевых работ, в сельсовет из военкомата пришли две повестки: одну вручили Сашке Белову, вторую – Славене. Белов давно ожидал, что его призовут: он успел до начала войны отслужить в одной из зенитных частей, уволился сержантом. На повестку отреагировал подчеркнуто спокойно, видно было, что давно готов к такому повороту в своей судьбе.

А Нина неожиданно для всех обрадовалась повестке, показалось ей, что на фронте она обязательно отыщет Шуру Шигарина или хотя бы узнает, где его искать, на что ей надеяться. Была у Славены и еще одна причина для радости: она уже несколько месяцев не могла спокойно спать, мучила ее совесть за свою обычную сытую мирную жизнь. Славена искренне считала, что пока она, именно она не возьмет в руки оружия, – до тех пор врага одолеть не удастся. Пусть она хрупкая, слабая, ранимая, но без ее участия, без ее малюсенького вклада в Победу никак не обойтись. Нельзя сидеть и ждать, что кто-то за тебя будет сражаться с врагом, идти в атаку, рисковать жизнью.

И в обычной жизни Нина всегда занимала активную позицию, тяготилась бездействием. Она часто вспоминала, как однажды на лугу мальчишки забавлялись перетягиванием каната. В один из напряженных моментов силы противников оказались равны и канат долго оставался натянутым, как гитарная струна. Ни одной из сторон не помогали ни крики, ни дополнительные усилия. Нина – а ей было тогда 12 лет – не выдержала и присоединилась к команде Сашки Белова. Потянула чуть-чуть на себя, ухватившись за край каната. И произошло чудо: противник дрогнул и начал поддаваться. Беловские ухнули, напряглись и перетянули-таки упирающихся из последних сил противостоящих им мальчишек.

– Вам девчонка помогла, нечестно, – начал было канючить один из побежденных.

– Она член нашей команды, – отрезал Сашка, – просто опоздала.

Нина, действительно, в детстве любила играть с мальчишками. Это многие в деревне знали. И рано утром на рыбалку вставала, и на кладбище в густой траве возле могил ползала с самодельным пугачом, чтобы первой заметить и «поразить» какого-нибудь сопливого веснушчатого Кольку, зазевавшегося на мгновение с малиной во рту, и в лапту умела играть, и в городки, и в клепышки. А зимой метко бросала снежки в раскрасневшихся, шустрых ребят. С девчонками Нине было не интересно. Однажды даже закурить на рыбалке попробовала, но так поперхнулась, что решила больше этой заразой не баловаться.

Когда фашисты рвались к Москве, Славена попыталась добровольно записаться в набиравшийся отряд медсестер. Но военком ее пыл остудил. «Подожди немного, успеешь, – сказал усталый, небритый майор, – у тебя ведь никакого специального образования нет, только школа. Этого мало».

– Я ведь комсомолка, агитатор свиноводческой бригады, – стала приводить свои доводы Нина.

– Вот и работай в колхозе, как говорится, победа и в тылу куется, – ответил заученной фразой военком.

Когда на проводах бабки голосили, как на похоронах, Нина только смеялась и сидела, веселая, за столом в окружении старух, стариков и детей, как на свадьбе. А когда гости, захмелев, запели частушки, даже пустилась в пляс, и копна ее темных волос колыхалась в такт задорному притоптыванию.

Поздно вечером зашел в избу сильно подвыпивший Сашка Белов. Закурил папиросу, каким-то колючим враждебным взглядом окинул Нину и обронил:

– Смотри не опоздай, завтра рано утром на колхозной лошадке в Буй поедем. Возьми с собой самое необходимое. А прическа твоя скоро другая будет, короткая….

Славена, полагая, что служить придется, скорее всего, в какой-нибудь санчасти, набила в матрасную наволочку побольше сухарей, положила любимые блузочки, косыночки, простыню, одеяло. Да разве все возьмешь с собой.

Сухари в дороге очень пригодились. 15 суток шел эшелон от Буя до Куйбышева. На некоторых перегонах полз, как черепаха. На каждой остановке Сашка Белов разыскивал Нину, успевал принести кипятку для чая, делился со Славеной своими припасами. То кусочек сала отрежет, то раздобудет на вокзале домашние пирожки. Оказывал знаки внимания с несвойственной ему деликатностью, как заправский кавалер.

– Шигарина ты из головы скоро выкинешь, -однажды спокойно, как что-то само собой разумеющееся, произнес Белов, – я видел, как он по тебе сох, хотя и скрывал это. Но у тебя не сердце – броня. Для такой брони другие снаряды нужны. Это я тебе как зенитчик говорю. Мне в военкомате сказали, что много наших, костромских, под Севастополем в такую мясорубку попали, что и следов их не отыскать. Десятки тысяч – погибли. Еще больше – в плену. Так что, все надежды твои – пустые. Шура ведь под Севастополем воевал.

После этих жестоких слов, Нина стала избегать Белова, но остановки были слишком долгими и скоро все вошло в привычную колею.

Под Куйбышевым всех прибывших разметили в заброшенных дачах на пятидневный карантин. Выдали обмундирование. Мужчин и девушек подстригли коротко, под мальчишек. Нина зашила свои волосы в подушку. Как будто и не было красивой, эффектной, с любовью уложенной прически. В этой же подушке уместились все письма от Шигарина. А золотой рубль, который ей подарил Шура, Нина положила в верхний карман гимнастерки, у самого сердца.

Первый бой

Распределили новобранцев в одну из зенитных артиллерийских бригад. Двух месяцев хватило Славене на то, чтобы освоить обязанности заряжающей 85-миллиметровой зенитной пушки. Бугорки мускулов на руках окрепли, стали тугими, как созревшие яблоки. Нина поднимала девятикилограммовые снаряды, прижимала их к груди, как поросят на свиноводческой ферме. И спешила к пушке. Многому научилась, всегда охотно помогала подругам-зенитчицам. В составе расчета орудия было шесть девушек, включая Славену. Все –молодые, красивые, ловкие и сообразительные. Командиром орудия назначили Сашку Белова. На тренировках он спуску никому не давал. Пилотку на макушку сдвинет, достанет часы с секундной стрелкой и, срывая голос, командует: «Орудие, к бою!» Всего лишь две минуты давалось зенитчицам на то, чтобы перевести пушку из походного положения в боевое. Много раз по «Тревоге» поднимались ночами, почти все делали вслепую, а ведь еще и кирзовые сапоги нужно было успеть надеть. Портянки намотать. Белов, чтобы не терялись драгоценные секунды, спал в одном домике с нежно посапывающим расчетом, на раскладушке у самого входа. По «Тревоге» первым вскакивал и без пощады гнал свой «гарем» в ночь, к пушке. Не все командиры орудий следовали его примеру, многие предпочитали ночевать в мужской компании. Но Сашка ко всем насмешкам в свой адрес относился равнодушно, как будто не с девушками спал в одном домике, а с бездушными куклами, с орудийными номерами.

Славена научилась пользоваться прибором для автоматического наведения на цель – ПУАЗО-3, разобралась и с тонкостями работы дальномера. Приходилось этим заниматься поневоле. Многих мужчин из батарей отправили на передовую, под пули и снаряды, в тылу оставались только командиры орудий, среди них и Белов. Девушки-зенитчицы составляли большинство в батареях.

–Эх, девчонки, поскорее бы на фронт, – часто говорила Славена, – сколько можно стрелять вхолостую. Засиделись мы в тылу. Так и война кончится.

Скоро, словно в ответ на это желание Нины, бригада снялась с насиженного места и покатилась по железной дороге в сторону Минска, где Красная Армия, после тяжелых кровопролитных боев, окапывалась на оборонительных рубежах. Противник здесь имел большое превосходство в самолетах. И днем, и ночью позиции советских частей подвергались массированным бомбардировкам с воздуха.

На станцию, расположенную в нескольких километрах от Минска, эшелон с зенитчицами прибыл рано утром. Едва батареи приступили к разгрузке, как в небе появились темные силуэты самолетов. Сначала на них никто не обратил внимания, почему-то все были уверены, что это наши летчики возвращаются домой, хорошенько дав «прикурить» фашистам. Но вот ровный усиливающийся гул моторов стал приближаться. Белов поднес бинокль к глазам, приподняв подбородок, посмотрел вверх, и вдруг закричал: «Все в укрытия! Белые кресты на крыльях и свастика на хвостах. Это мессершмиты!». Многие зенитчицы с карабинами в руках побежали в сторону станции, надеясь пересидеть надвигающуюся бомбежку в небольшом, но крепком и надежном на вид здании из красного кирпича. Несколько девушек нырнули под неразгруженные железнодорожные платформы. Славена в растерянности оставалась стоять на месте. Откуда сверху ударила дробная пулеметная очередь, по краешку рельса, в нескольких метрах от Нины, чиркнули пули. Бежавшая впереди подруг к станции, наводчица, полногрудая, редко снимавшая очки, Лида Корсакова, внезапно споткнулась и неловко повалилась на землю навзничь, запрокинув лицо. Нина тут же заметила, что Лида без очков и без пилотки. Ее глаза были открыты, а по широкому лбу текла струйка крови.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69184024&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.