В дали, у тусклого фонаря стояла тень. Она едва подрагивала, словно ежесекундно теряя связь с нашим миром.
Человек? Инопланетянин? Демон?
Ноги сами понесли меня прочь.
Мне стало так страшно, что ужас сковал разум.
Я бежал, наращивая темп. Задыхался. Плакал от боли в ранах… Убегал, подгоняемый чьим-то тяжелым дыханием в спину…
И я не остановился, пока ночь не поглотила меня, а сознание не потухло от чудовищной вспышки в груди!
Балет: моменты, взгляды
Все происходящее между нами двумя всегда напоминало череду одноактных балетов, столь разных, что в каждом из них чувствовалась самостоятельная жизненная история. Уж не знаю, почему, но им был глубоко излюблен акт первый: речь, конечно, идет о знакомстве. Даже, окажись он сейчас рядом вот такой, каким он всегда был со мной, то он бы обязательно вспомнил день нашего знакомства. Я никогда не любила этот момент нашей истории, несмотря на всю его ключевую роль. Я не любила его настолько, что по телу начинала бежать легкая дрожь раздражения каждый раз, как в воздухе начинала витать эта тема…В голове сразу начинали рождаться отдельные обрывки…
Я выбежала на улицу, задыхаясь от отчаяния, разъедающего грудь. Чувство, будто ты на сцене, а вокруг люди, которые категорически не понимают, что ты хочешь изобразить, показать, осмыслить. Мое столь отчаянное положение ухудшалось тем, что на улицу я выбежала босиком, уж и не помню, в какой момент сняла их, бросила, в кого, да и зачем…
Конечно, он курил. Невозмутимо, просто излишне спокойно. Потом помню снег, его бесконечно голубой взгляд, к которому хочется возвращаться снова и снова. Только его теплый указательный палец, прикоснувшийся к моим губам, только его низкий голос, внушающий нежное спокойствие: «Теперь как раньше уже не будет»…И лишь вскользь пролетающая мысль… туфли…
Я же часто вспоминала не события, а его взгляды. Их можно было разделить на стройно выстроенные категории, причем некоторыми из них весьма легко было манипулировать. Сейчас я уже и не знаю, то ли он, правда, бесконечно поддавался на все мои хитрости, то ли настолько меня чувствовал, что делал соответствующий вид, чтобы дать мне желаемое.
Помню как-то он встречал меня после моего очередного порыва в студии, когда эмоции хлещут навзрыд, а холсты обретают лица, характеры, краски. Я вышла небрежно шаркающей походкой, которую он не выносил, так как больше всего ценил во мне женственность. Оставшиеся клочки краски покрывали мое лицо, руки, юбку, слегка приоткрывавшую коленки, которыми он так часто любил играть, зажимая их между указательным и среднем пальцем правой руки, ведь сидеть он любил всегда справа от меня, в то время, как мне всегда хотелось разнообразия.
Выйдя на улицу, я натолкнулась на человека, который как многие другие сыграл в ней важную, хоть и второстепенную роль. По большому счету он претендовал на роль Пигмалиона, когда-то обучая меня живописи, он пытался привить мне определенные вкусы, увлечения. Когда людей связывает многое, случайная встреча на улице – миг, крошечный, еле ощутимый, в который перед глазами пролетает столь многое. Конечно, он тут же меня обнял, поцеловал в макушку, бросил несколько взглядов и исчез, как и не было.
Остался только другой, ожидающий меня взгляд полный ревности, злобы, обиды. Перед тем как всему должен был настать неизбежный конец, этот взгляд столь часто мелькал на его лице, что иные выражения казались мне уже просто не характерными. В тот же раз мне хватило лишь сложить губы трубочкой, нежно дотронуться до его подбородка, демонстративно поправить челку, громко вздохнуть, сделав растерянный и непонимающий ничего вид.. Ну, и, конечно, кульминацией всего был поцелуй в губы, крайне робкий, длящийся несколько секунд. И взгляд этого мужчины, в котором в тот момент была и моя жизнь, вновь был только мой, только нежный, только бесконечный.
Видения
Вроде бы сон. Или явь?
Я лежу на кровати, мокрое одеяло в стороне… Глаза плотно зажмурены, холодный пот течет по груди.
Мне больно.
Но я бездействую: просто лежу, раскинув руки. И чувствую дыхание, прерывистое, возбужденное. Совсем рядом – над моим лицом. Кажется, оно постепенно становиться ближе.
Вот что-то коснулось моих губ, едва ощутимо, но… так нежно. Затем щеки, шеи, уха…
"Проснись!"
Я резко открыл глаза и приподнялся. В комнате царил полумрак: лучи утреннего солнца рассеяно пробирались сквозь прорези жалюзи. В воздухе пахло мной. И духами. Теми самыми. Откуда они здесь?
Стоило мне резко двинуться, как тело охватила боль. Я застонал: в сознание тут же ворвались воспоминания прошедшей ночи. Авария, машина в хлам, кровь из носа.
Кажется, я сильно напортачил.
Да и к черту!
Прихрамывая, я медленно добрел до ванны, привычным движением дернул ручку крана, столько же буднично взял щетку, пасту, принялся чистить зубы.
Вроде, все так, как должно быть.
Но в зеркале я вижу совсем не то лицо. Эти глаза… Кажется, они стали серыми.
Из спальни донесся смех. Звонкий. Игривый. Дерзкий.
Опустив щетку, я недоуменно вышел из ванны. Капли зубной пасты падали на мою голую грудь, стекали вниз к животу. На мне ничего не было.
На кровати лежали она и он. Прильнув друг к другу, они вытянули руки к потолку и играли пальцами. Кажется, они что-то рисовали в воздухе.
-… И вот в этой далекой стране будешь жить ты, – говорила она. – У тебя будет замок, владения, преданные слуги и… принцесса, столь прекрасная, что любой завидевший ее лик будет падать ниц, не в силах выдержать силу дарованной ей красоты…
– Но ведь красота не единственно важное, – возразил он. – А как же душа?
Она на некоторое время замолчала.
– Я не могу нарисовать душу, – последовал ответ несколько мгновений спустя. – Могу нарисовать только красоту.
– Вот поэтому мне не нужна картинка, – усмехнулся он. – И я уже нашел свою принцессу, столь прекрасную, что…
Она резко поднялась, провела рукой по своим шикарным черным как смоль волосам.
– Со мной у тебя не будет сказки. Не будет ничего.
Видение исчезло. Я снова стоял перед зеркалом в ванной и бесцельно смотрел в…
Мои глаза – по-прежнему голубые.
Закончив умываться и накинув на себя потертую временем клетчатую рубашку, прошел в кухню, щелкнул кнопкой включателя электрического чайника… Замер на несколько секунд. Что-то я забыл… Точно!
Свежая пачка сигарет лежала на подоконнике, крепко сбитая, полная.
Первая сигарета за день пошла также чудесно как обычно. Радостно, что хоть что-то остается неизменно прекрасным.
Я закрыл глаза от удовольствия, вдыхая ароматы своего привычного утра.
Зазвонил телефон. Я даже поморщился, столь откровенно громко и навязчиво голосил проклятый кусок пластика. В этот момент я понял, как же пронзительно тихо в моей квартире…
Как в ней пусто.
Снимать я не стал, даже не стал смотреть кто. В мире происходит множество случайных событий, иногда люди говорят и делают то, что совсем не хотели. Так уж вышло. Но сейчас я курил свою первую, чертову первую сигарету за день, и я ни в коей мере не желал, чтобы меня прерывали…
Я поднял лишь на третий звонок.
– Макс? – раздался возбужденный голос в трубке.
– Нет, – безразлично ответил я.
– А можно тогда… Проклятье! Макс! Это ты! Шуточки, черт бы их побрал. Ты где? Мне ребята из транспортной доложили, что ты попал в аварию! Это правда?
– У меня была трудная ночь, – мой голос скрипел словно несмазанные дверные петли.
– Понятно. Ты в своем репертуаре. Короче, нам нужна твоя помощь. Тут дело такое… Труп короче. Выезжай по адресу…
– Зачем? Скоро все здесь взорвется. Сходи лучше выпей пива, шлюху найди какую-нибудь, – наверное, это не совсем то, о чем я думал. Но другого сказать не мог.
– Проклятье, Макс! Давай только ты не поддавайся панике! Уж ты то – образец рассудительности…
О да, как же много ты не знаешь обо мне, дружище!
– Короче, это на пересечении Римского Корсакова и Английского проспекта, дом N.
– И чего там такого особенного? – наливая кофе, спросил я.
Вообще, к правоохранительным органам я имел очень посредственное отношение, можно даже сказать, никакого – адвокатов как-то в нашей стране пытались именовать правозаступниками, но суровая реальность распорядилась иначе. Однако так вышло, что пара весьма неординарных дел дали мне опыт, которого не хватало некоторым служителям закона. А поскольку один из них был моим лучшим другом, то порой приходилось применять полученные знания в самым благородных целях – помогать следствию.
– Слушай… Я еще не знаю, но похоже на сектантство… Короче, ты уже сталкивался с этим.
Я посмотрел на календарь. Сегодня вроде бы 27 апреля?
– То есть ты хочешь сказать, – я говорил нарочно медленно, растягивая слова, – что где-то за три недели до конца света, в субботу, я должен поднять свой зад и тащить его в место, где лежит и воняет чья-то протухшая плоть?
– Я хочу сказать, что ты мне нужен, – последовал краткий и четкий ответ.
Мое молчание продлилось пару секунд.
– Заезжай за мной, у меня машина черт знает где, – сдался я.
– На стоянке у транспортного если что. Заеду минут через тридцать.
– Хорошо, перезвоню часа через два, – я отключился.
Присев у подоконника, я принялся пить кофе короткими глотками. Казалось, с каждым таким возвращалась часть меня. Только какая часть?
Немного повернувшись, я включил приемник. Старый, но с хорошими динамиками.
Пустоту наполнили звуки, затем слова. Буквально первая фраза заставила меня вздрогнуть:
Где бы ни был ты,
Жду тебя я на побережье
У моей мечты -
Любить сильнее, чем прежде.
Счастье там, где ты
В каждом сне к тебя улетаю
Свет из темноты
Будем вместе я знаю[1 - DJ M.E.G. feat Карина Кокс-Там где ты]
Порой мир кажется понятным, определенным. Факты, события, лица представляются заранее данными, с четким алгоритмом действий. Возможность и необходимость сливаются воедино, словно иначе быть не может. Только такой наряд у происходящей реальности, именно в тех красках и тонах, которые видят глаза, воспринимает разум. Но круговерть происходящего иногда заставлять встряхнуться. Словно все это время ты видел сон, в котором наблюдал со стороны за собой лежащим в кровати: вокруг привычные вещи, обстановка, ожидания и предсказуемость происходящего… Но вдруг резкий хлопок, и ты очнулся: статичная картинка ожила, наполняясь чем-то… иным.
Я часто встречал ее после занятий живописью. Стоял у входа, неподалеку от машины. Курил, изредка посматривая на часы. Ждал.
И вот, немного уставшая и довольная, без особого макияжа или вычурных платьев, она выходила из невзрачного дома, оглядывалась по сторонам. Кажется, она искала меня… Или мне так хотелось думать?
Затягиваясь очередной сигаретой, я ждал, не думая даже двигаться в ее сторону. Она ведь знает, что я тут. Скорее всего, видит, но отчего-то медлит, немного нервно поправляет волосы.
А затем выходит он – на ее лице совсем другое выражение. На нем появляются эмоции.
И вот, уже совсем другой вкус, запах, цвет.
Многое, что раньше не замечал или не хотел замечать, теперь настойчиво стучится в дверь. Вроде бы ты пытаешься сопротивляться этим мыслям, начинаешь строить объяснения, подгонять факты под уже выстроенную в голове картинку – собранную воедино реальность твоего эго…
Но вот пошла первая трещина. Ты схватился за скотч, стараясь сохранять спокойствие. Появилась другая – начинаешь взволнованно выдавливать клей из тюбика. Затем еще одна, и еще – бросаешься от одной язвы к другой, теряешь контроль, суетишься. Все новыми и новыми материалами пытаешься заделать бреши и разломы. Но все тщетно…
Хруст, треск! И казавшаяся незыблемой сущность распадается на осколки, словно только что разбитое зеркало в ванной – звон стекла, кровь из порезов, боль…
