Центральное дело. Хроника сталинских репрессий в Якутии
Иван П. Ушницкий
Иван Иннокентьевич Николаев
В полночь 31 октября 1939 года ненасытное нутро якутской тюрьмы наполнил реквием по павшим, но не сломленным… И этот реквием звучит и должен звучать из века в век в сердцах якутян – как напоминание, предупреждение, священный долг перед лучшими сынами Якутии, положившими жизни в крепкий фундамент нашей республики.
Спустя более тридцати лет после первого издания книги, возымевшей эффект разорвавшейся бомбы, вы, читатель, держите ее в руках снова. Взгляните с высоты прошедших лет на те события, приведенные в неоспоримых фактах и документах, и вы ужаснетесь вопиющей жестокости и несправедливости, восхититесь непоколебимым мужеством и жертвенностью. Возможно, вы кардинально поменяете свой взгляд на современную ситуацию в стране и в республике…
Николаев Иван Иннокентьевич
Ушницкий Иван
Центральное дело: хроника сталинских репрессий в Якутии
КНИГА, СЫГРАВШАЯ ВАЖНУЮ РОЛЬ В НАЦИОНАЛЬНОМ ПОДЪЕМЕ
В 1990 г. вышла книга «Центральное дело», ставшая большим событием в общественной жизни республики. Тираж книги составил 25 тысяч экземпляров, что в то время много для национального издательства. По переписи 1989 г., численность якутов составила 365 тысяч человек, таким образом, получается, что книгу «Центральное дело» прочитал каждый десятый-двенадцатый якутянин, не считая детей. К тому же, существовала практика одалживать книгу у друзей, знакомых и соседей. Поэтому нет сомнений, что ее прочитало большое количество людей.
В чем заключался успех книги «Центральное дело»?
Как вспоминает в книге «Сокровенная история Республики» один из авторов: «Тема репрессий – одна из ключевых для якутской нации. Память о репрессиях десятилетиями давила на народ, даже после реабилитации некоторых видных деятелей. Обвинение сотен и тысяч ярких, передовых и талантливых сыновей и дочерей нации в тяжком государственном преступлении остро воспринималось как негласное обвинение всего якутского народа в национализме и сепаратизме».
В течение долгого периода практически для каждого саха даже простое подозрение в национализме могло стать причиной для его прямого или негласного отстранения и отчуждения от успешной трудовой, научной, литературной карьеры. Люди помнили, как по обвинению в национализме были репрессированы лучшие представители нации – Максим Кирович Аммосов, Платон Алексеевич Ойунский, Исидор Никифорович Барахов, Степан Максимович Аржаков, Степан Васильевич Васильев и многие. Помнили, как преследовали Георгия Прокопьевича Башарина, Василия Семеновича Яковлева-Далана, Михаила Спиридоновича Иванова-Багдарыын С?лбэ, Егора Егоровича Алексеева и других.
Ответственные сотрудники КГБ ЯАССР постоянно напирали на эту тему, особенно в 1980-е гг. Собрав партийный актив республики, читали публичные лекции о якутском национализме, в органе обкома КПСС «Социалистическая Якутия» печатали, например, статью «Разорванная паутина», в которой в национализме и якобы массовом дезертирстве совершенно необоснованно обвиняли население целого Алексеевского (Таттинского) района.
Процитирую одного из авторов из книги «Сокровенная история Республики» о том, как готовилась книга «Центральное дело»: «Документальная база по теме репрессий была основательной. Например, в Партийном архиве Якутского ОК КПСС было несколько больших томов, в которых были собраны изъятые из различных следственных дел, из прокуратуры и судебных органов свыше трехсот жалоб и заявлений репрессированных на неправомерные дела следователя НКВД ЯАССР Ивана Ахчагнырова. Большинство заявлений и жалоб на него были написаны, естественно, в 1937–1939 гг., были также взятые в 1950-х гг. у выживших бывших репрессированных показания, в которых они подтвердили свои жалобы, написанные двадцать лет назад. Специальная комиссия установила безусловную виновность Ивана Ахчагнырова. При этом я с Иваном Федотовичем почти неделю беседовал напрямую, каждый день по три-четыре часа, задавая вопросы по всем этим заявлениям и жалобам и получая его развернутые ответы, он обладал уникальной памятью и помнил всех своих подследственных. Надо отдать ему должное – он не пошел по пути простого отрицания, поскольку имелись архивные документы, его виновность была установлена, а объяснял мотивы своих действий, упирая на то, что такова была установка партии…
По Максиму Аммосову и Платону Ойунскому удалось найти их судебные дела в Военной коллегии Верховного суда СССР. Как известно, наиболее полно все документы имеются в судебных делах – от ордеров на обыск до справок о смерти. Мы с Иваном Ушницким, раз получили разрешение работать в таком спецхране, решили использовать этот шанс максимально – разрешалось истребовать также другие судебные дела, в которых упоминались Максим Аммосов и Платон Ойунский. Так мы стали первыми журналистами, получившими доступ, например, к делу Николая Бухарина, Алексея Рыкова и других (Максим Кирович проходил якобы как участник бухаринской контрреволюционной организации)».
Книга с такой основательной документальной базой, сдержанным повествованием была принята народом с полным доверием, у многих возникло чувство, что давившее многие десятилетия ярмо обвинения якутского народа в национализме сброшено с плеч.
«Центральное дело» было издано в 1990 г., когда была принята Декларация о государственном суверенитете Якутии, когда началось строительство Второй республики. Поэтому эта книга сыграла свою историческую роль в пробуждении национального самосознания, в укреплении всенародного ощущения, что пришло новое время, время свободного социального, культурного развития. Важным шагом в закреплении исторической справедливости было подписание, по инициативе Михаила Ефимовича Николаева, Указа Президента Российской Федерации «О восстановлении справедливости в отношении репрессированных в 20—30-е гг. представителей якутского народа», № 824 от 27 апреля 1994 г. Переиздание книги «Центральное дело» также оказалось актуальным.
Даже те, кто читал эту книгу, позабыли ее содержание, хотя и помнят основную ее идею политической реабилитации всего народа. Поэтому они могут заново прочитать, освежить в памяти историю репрессий в Якутской автономной советской социалистической республики. А для тех, кто ранее книгу не читал из-за того, что был ребенком или еще не родился, эта книга может быть интересной, поскольку обстоятельно и объективно освещает важный этап истории народа.
Сейчас некоторые стали убеждать, что те репрессии были справедливыми и оправданными, что необходимо снова закрутить гайки, давить любое дуновение свободной мысли и только тогда, мол, наступит благополучие. Поэтому такая книга сейчас востребована временем, чтобы противодействовать умонастроениям о необходимости новых репрессий.
Со времени выхода первой книги прошло свыше 30 лет, но авторы говорят, что все изложенные факты проверены временем, попытки некоторых лиц оспорить эти опубликованные документы оказались безуспешными. И авторы уверены, что книгу можно издать в первоначальном виде, как в 1990 г.
В истории Якутии крайне редки примеры переиздания таких книг, не относящихся к жанру художественной литературы. Но такие, как «Центральное дело», обладают особой миссией и ее переиздание, надеюсь, будет воспринято читателями как попадающее в нерв нашего сложного времени, когда от нас требуется переосмысление исторического пути якутского народа.
Игорь Николаев,
заслуженный юрист Республики Саха (Якутия),
почетный гражданин Таттинского и Сунтарского улусов
ВВЕДЕНИЕ[1 - Выводы и суждения авторов могут не совпадать с мнением редакции.]
Сейчас, когда наступило время говорить всю правду о нашей истории, особенно необходимо, чтобы эта правда была документальной, объективной, очищенной от эмоций. О репрессиях двадцатых и тридцатых гг. в Якутии мы написали несколько десятков статей в периодической печати республики. Нас часто спрашивают, на какие документальные источники мы опирались.
Существует довольно большое количество документов, подробно раскрывающих методы работы НКВД ЯАССР, к которым мы получили допуск. Это, прежде всего, документы времен реабилитации (1953–1957 гг.). В них бывшие наркомвнудельцы Якутии подробно рассказывали о перипетиях репрессий 1937–1939 гг… Еще в те годы были собраны сотни заявлений от граждан, которые на себе испытали механизм подавления и уничтожения в застенках НКВД и лагерях ГУЛАГа.
Также существует и чрезвычайно интересный пласт документов, относящихся к 1937–1941 гг. Почти все арестованные писали жалобы. Всем известно – какая она, наша российская бюрократия. Эти документы подшивались, нумеровались, хранились где и как полагается. И дошли до наших дней. Одно письмо особенно потрясло – из трех кусочков (оберточная бумага, обрывок тетради) склеена бумажка размером чуть больше ладони, на ней следственный заключенный № 1841 М.М. Сорокин 18 февраля 1939 г. карандашом написал заявление прокурору ЯАССР.
Процитируем несколько заявлений: «…Жестоко избивали меня, девять суток продержали на ногах, вследствие чего мои ноги страшно опухли, двенадцать дней продержали в карцере с наручниками…», «…Меня раздевали, в нижней рубашке выгоняли на двор и оставляли там в течение одного часа, на ноябрьском 30-градусном морозе», «Меня избили наганом и душили за горло…», «Заставили стоять 6 суток без еды и сна…» Еще существуют материалы служебных расследований по жалобам освобожденных по приговорам суда или за прекращением дела со стандартными формулировками – «за малым наличием собранных улик» и т. п. Если подследственный или подсудимый освобождался, то он обретал права советского гражданина, и НКВД бывал вынужден производить разбор его жалобы. Предназначенные для служебного пользования, совершенно секретные материалы этих расследований весьма откровенны, в них подробно излагаются все факты нарушений социалистической законности. Эти документы обладают огромной разоблачающей силой. Есть и небольшое количество частных определений судов, в которых следователей НКВД обвиняли в нарушениях соответствующих статей Уголовно-процессуального кодекса РСФСР. Кроме того, сами эти судебные дела, – особенно 1939 г. – убедительные доказательства беззаконий наркомвнудельцев. Почти все подсудимые на суде отказывались от своих показаний, данных во время предварительного следствия, и объясняли, какими методами выбивались у них такие «признания». Кроме того, мы подробно опрашивали и живых свидетелей тех лет – как бывших наркомвнудельцев, так и их подследственных. В частности, встречались с бывшими сотрудниками НКВД ЯАССР – полковниками в отставке И.Ф. Ахчагныровым, Л.А. Жженых, Н.Н. Кривошапкиным, П.Н. Портнягиным и другими. Подробно расспрашивали бывших узников НКВД – И.А. Будищева, Н.И. Иванова, Л.Н. Неустроева, Л.П. Потапова и других. Многое дали и уточняющие рассказы очевидцев и современников тех трагических событий – Г.А. Елисеева, Г.П. Иванова, И.Н. Попова, Т.С. Тимофеева, В.С. Федотова и многих других, не говоря уже о родственниках бывших репрессированных.
Еще мы дважды работали в архиве Военной коллегии Верховного суда СССР, в котором сосредоточены дела якутян – М.К. Аммосова, И.Н. Барахова, С.В. Васильева, П.Г. Габышева, К.О. Гаврилова, братьев С.Н. Донских, И.Я. Строда, X.П. Шараборина и многих других. Таким образом, можно достоверно и документально восстановить атмосферу произвола, хронику репрессий в Якутии.
Нередко нам задавали вопрос, откуда это мы взяли название «Центральное дело». Даже сотрудники КГБ ЯАССР иногда утверждают, что никакого дела под таким названием не существовало. Давайте разберемся. Существование так называемой «центральной группы» подследственных подтверждают бывшие сотрудники НКВД И.Ф. Ахчагныров, Н.Н. Кривошапкин, П.Н. Портнягин. Само же название «Центральное дело» было условным (официальный номер сводного дела в то время – № 2148, официальное название – «Антисоветский правотроцкистский буржуазно-националистический блок»), 25 января 1956 г. в КГБ ЯАССР было партсобрание, на котором руководство ЯКГБ дало подробное изложение событий репрессий 1937–1939 гг. И именно там фигурирует название «Центральное дело». Полный протокол этого партсобрания под грифом «Совершенно секретно» хранится в партийном архиве Якутского обкома КПСС. Мы ознакомились с этим протоколом.
В этой книге мы впервые даем большое количество документов, ранее еще нигде не опубликованных. Особенно это относится к документам из московских архивов.
Все цитаты в книге приводятся с сохранением орфографии и стиля подлинников. Встречающиеся в документах условные сокращения: а/с – антисоветский, к/р – контрреволюционный, остальные сокращения даются в расшифровке. Номера архивных уголовных дел мы решили дать старые, а не новые (в результате недавней перерегистрации номера многих следственных дел изменились), это позволит избежать путаницы, ибо в документах тех времен эти дела фигурируют под первоначальными номерами. Поскольку архивы органов госбезопасности в тот момент, когда мы писали эту книгу, еще не были рассекречены, мы не имели возможности указывать фонды и описи, даем только номера дел.
Пользуясь случаем, мы выражаем искреннюю признательность всем, кто содействовал нам в нашей непростой работе – особенно В.Г. Лыглаеву, В.Н. Гуляеву, а также В.И. Ершову, И.Г. Игнатьеву, Д.В. Кустурову, А.К. Михайлову, А.Н. Жиркову, Л.Д. Сыроватскому, А.И. Шубину и многим, в том числе – офицерам Военной коллегии и КГБ.
НАРКОМАТ
16 февраля 1937 г. нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов подписал приказ № 71 об упразднении Управления НКВД СССР по Якутской АССР и образовании взамен него Народного комиссариата внутренних дел ЯАССР. Основными подразделениями НКВД ЯАССР были Управление государственной безопасности (УГБ) и Управление рабоче-крестьянской милиции (УРКМ).
НКВД ЯАССР в те годы занимал комплекс зданий по улице Дзержинского в Якутске. Управление государственной безопасности, а также канцелярия наркома внутренних дел ЯАССР размещались в большом двухэтажном каменном здании (построено в начале века, сначала там находился спиртовой завод). Это здание имело двухэтажную деревянную пристройку (сгорела в начале восьмидесятых годов). В подвалах здания УГБ НКВД размещались камеры для подследственных. Во дворе стоял одноэтажный деревянный дом – «внутренняя тюрьма», с подвалами-карцерами и тесными камерами (это здание сохранилось доныне). А «внешняя тюрьма» («Якутская тюрьма № 1») находилась по адресу: улица Дзержинского, 18. Эта была тюрьма, построенная еще в XIX веке (сейчас не сохранилась).
НКВД ЯАССР располагал огромным в те времена бюджетом. Например, в 1935 г. его бюджет составил 1,1 млн руб. (для сравнения: Народный комиссариат земледелия ЯАССР в 1935 г. имел бюджет в 1 168 000 руб.). Первым народным комиссаром внутренних дел ЯАССР был назначен майор госбезопасности Л.П. Коростин. Первым его заместителем стал капитан госбезопасности И.А. Дорофеев, будущий нарком, человек, при котором репрессии в Якутии достигли апогея.
Иван Андрианович Дорофеев родился 18 января 1895 г. в семье рабочего. Тринадцатилетним начал работать на заводе. В 1915 г. был призван на Черноморский флот, вел агитацию против войны, был арестован, отбыл двухмесячное заключение в плавучей тюрьме, затем был направлен в минную школу, потом плавал на миноносце «Счастливый». В июне 1917 г. был избран председателем судового комитета миноносца и членом Реввоенсовета города Севастополя. В это же время вступил в партию большевиков. В годы гражданской войны был комиссаром миноносца, затем соратником А.Г. Железнякова в сражениях против румын и генерала Щербакова. Был членом ревкома Одессы. Воевал в Волжской дивизии, затем командовал батальоном в боях под Нарвой. В 1919 г. его послали в родной город Кулебаки (ныне в Нижегородской области), где он сформировал полк и стал его комиссаром.
В органах ВЧК-ОГПУ-НКВД с 1921 г. Сначала был старшим инспектором политсекретариата Северо-западных войск ВЧК, затем уполномоченным по войскам ВЧК в Карелии. С 1922 г. – старший инспектор Политотдела войск ОГПУ. Награжден Грамотой ВЧК-ОГПУ, ему вручен нагрудный знак № 393. В ноябре 1922 г. был назначен начальником политотдела войск ОГПУ Средней Азии. Принимал активное участие в ликвидации отрядов Ибрагим-бека, за что награжден двумя орденами – Трудового Красного Знамени Туркменской ССР (1928 г.) и Красного Знамени Узбекской ССР (1930 г.). Затем, в 1933 г., он вдруг был разжалован и отправлен в Алдан. В этом году через участок границы, за охрану которой отвечал И.А. Дорофеев, за кордон убежал бывший помощник И.В. Сталина Б. Бажанов…
Опытный чекист, Дорофеев и в Алдане сумел встать на ноги. Стал начальником Алданского оперативного сектора НКВД ЯАССР, затем и первым заместителем А.П. Коростина.
Вот какова была биография у И.А. Дорофеева – одного из ключевых фигур в репрессиях 1937–1939 гг. в Якутии.
Его правая рука в проведении массовых репрессий в Якутии – старший лейтенант госбезопасности Захар Николаевич Беляев был на пять лет моложе. Тоже выходец из рабочей семьи, в 1917 г. примкнул к большевикам, членом партии которых стал в марте 1918 г. В 1919 г. был направлен в ВЧК, с тех пор – на оперативной работе в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД. В Якутии 3.Н. Беляев был начальником СПО – секретного политического отдела УГБ НКВД ЯАССР.
Сам Андрей Петрович Коростин тоже был опытным чекистом, работал еще с Ф.Э. Дзержинским. В Якутию прибыл в 1934 г., наладил четкую работу ОГПУ Якутии. При нем был взят курс на широкий призыв в ряды чекистов местных кадров.
А.П. Коростин еще и отладил механизм агентурной работы, привлекал к сотрудничеству с органами госбезопасности много секретных сотрудников (сексотов) в самых разных слоях населения. Работа сексотов хорошо оплачивалась. Коростин свои агентурные кадры берег и старался их продвигать по службе.
Приведем один документ, освещающий деятельность секретной агентуры органов НКВД.
Восьмого октября 1939 г. комендант НКВД ЯАССР сержант госбезопасности Пушкарев написал «Пояснительную записку», когда он был секретарем А.П. Коростина: «В 1937 г. летом м-ц не помню, к Коростину попросился на прием гр-н Аргунов (имя отчество не помню) пропустив его к себе я узнал цель его прихода, он пояснил что у его матери работники УРКМ отобрали золотые вещи как-то табакерку, и др. которые он хотел продать артистам гортеатра и продолжать учебу, после приема у Коростина он показал мне его заявление и просил к кому обратиться там было написано «вр. Нач. УРКМ возвратить отобранные вещи». Я ему пояснил, после этого он начал расспрашивать где сейчас находятся сотрудники НКВД Лукашев, Ахчагныров и др. Я поинтересовался для какой цели он спрашивает, мне ответил что он у них работал «тайным агентом» и давал им кое какие сведения и сейчас у него есть кое что сообщить через 2–3 дня. Я ему предложил зайти с этими сведениями через 2 дня ко мне (…) Через два дня ко мне явился Аргунов и принес сводку на гр-на (фамилии не помню точно) кажется Павлова занимавшегося а/с агитацией. Я сводку принял и предложил ему связаться с Беляевым и сам доложил ее наркому и по его указанию передал Беляеву» (орфография сохранена).
Этот «тайный агент» был Георгием Герасимовичем Аргуновым, штатным (получающим регулярные гонорары и премиальные) сотрудником-осведомителем НКВД ЯАССР. О нем мы еще расскажем. На основании подобных «сводок» начинались агентурные разработки и негласное наблюдение за подозреваемыми лицами, устраивалась слежка. Поступающие по агентурным, официальным (ответы учреждений на запросы НКВД), полуофициальным (негласная проверка документов и сведений о подозреваемом) каналам данные и результаты наружного наблюдения суммировались в так называемые «меморандумы» (досье). Постепенно круг лиц, попадавших под тайный надзор НКВД, расширялся. Органы госбезопасности имели досье на всех руководителей республики и большинство ответственных работников, деятелей литературы, науки и культуры, даже на студентов Якутского педагогического института и техникумов. На многих органы НКВД располагали «компрометирующими» материалами – доносами, агентурными данными, ориентировками-версиями. После февральско-мартовского (1937 г.) Пленума ЦК ВКП(б) поток доносов особенно возрос, НКВД ЯАССР активизировал агентурную работу.
Для иллюстрации возьмем ЦИК Якутской АССР. ЯЦИК по иерархии стоит выше НКВД ЯАССР, но последний часто требовал представить различные сведения, в частности, 28 июня 1937 г. из НКВД ЯАССР в ЯЦИК поступило требование представить именной список работников аппарата ЯЦИК, с перечислением всех лиц, имеющих допуск к секретным документам (в марте 1936 г. НКВД СССР разослал во все учреждения и предприятия конфиденциальный циркуляр № 37571 о максимальном сокращении лиц, допускаемых к секретному делопроизводству; впоследствии органы госбезопасности регулярно проверяли выполнение этого циркуляра). НКВД требовал даже представить список всех якутян, отправленных до июля 1937 г. в центральные области для получения образования.
Механизм получения ответов на запросы НКВД был так отлажен, что 31 октября 1937 г. НКВД ЯАССР отправил в ЯЦИК готовые формы представления списка работников ЯЦИК. А секретная часть ЯЦИК обязывалась регулярно отправлять в НКВД ЯАССР такие анкеты – в сущности, готовые досье.
Таким образом, НКВД ЯАССР располагал обширной информацией о многих тысячах советских граждан, доносами на сотни людей. Имелся и опыт разворачивания массовых репрессий, фальсификации дутых дел. Чтобы убедиться в этом, надо вернуться на несколько лет назад, в конец 20-х и начало 30-х гг.
ПОДАВЛЕНИЕ «КСЕНОФОНТОВЩИНЫ»
«Ксенофонтовщина» – одна из самых малоизученных тем в истории Якутии советского периода. Настоящие документальные источники – уголовные дела № 145873 на П.В. Ксенофонтова и других 83 человек и № 515926 на М.П. Слепцова и других 28 человек – были недоступны историкам, поэтому освещение тех событий в нашей историографии не опиралось на полное изучение всех документов.
Мы полной исторической реконструкцией событий «ксенофонтовщины» занялись недавно, поэтому воздержимся от категоричных выводов. Скажем только, что бытующий среди части историков взгляд на те события страдает односторонностью. В числе репрессированных по обвинению за организацию и участие в вооруженном выступлении в Якутии в 1927 г. было немало юридически невиновных лиц (большая часть была осуждена внесудебными органами, встречались и лица, не осужденные никакими органами, но тем не менее понесшие уголовное наказание. Сейчас стоит задача по их полной юридической реабилитации. Первые шаги в этом направлении уже предпринимаются. Например, М.И. Жирков, бывший командир отделения Якутской национальной роты в 1924–1926 гг., был арестован Намским ОГПУ 26 июля 1927 г., а 9 января 1928 г. осужден коллегией ОГПУ ЯАССР к 3 годам лишения свободы. После отбытия наказания постановлением был выслан из ЯАССР сроком на 2 года. Домой он вернулся только в 1936 г., потом воевал на фронте и пропал без вести 25 июля 1943 г. Постановлением Президиума Верховного суда ЯАССР от 15 января 1990 г. М.И. Жирков был реабилитирован полностью. А скольким еще предстоит вернуть честное имя…)
Интересны мемуары участника «ксенофонтовщины» М.Ф. Корнилова, изданные в 1989 г. в Хельсинки. Приведем фрагменты из его воспоминаний 1935 г. (он 7 апреля 1928 г. был осужден коллегией ОГПУ ЯАССР на 7 лет заключения в концлагере. Постановление было отменено Президиумом Верховного суда ЯАССР 28 августа 1956 г. Сам М.Ф. Корнилов в 1931 г. вместе с двумя земляками сумел убежать в Финляндию из Соловецкого лагеря особого назначения ОГПУ СССР):
«Как реакция на репрессии чекистов у нас в 1926 г. была создана тайная организация с целью образования суверенной Якутской республики. Организаторами тайного объединения были В.В. Никифоров, П.В. Ксенофонтов, В.Д. Сергеев и др. (по материалам следствия было установлено, что организаторами заговора были П.В. Ксенофонтов и В.Д. Сергеев, а не В.В. Никифоров. – Авторы). 15 августа 1927 г. было назначено днем вооруженного выступления.
В июне Сергеев прибыл в Олекминск для объединения людей, я тоже примкнул. Мне поручили собрать наших сторонников в вилюйских улусах. А в июле, во время ярмарки в Олекминске, ОГПУ вдруг арестовало Сергеева и вместе с ним Н.Ф. Артинова, Л.Л. Габышева. Вслед за этим стало известно, что в Якутске начались массовые аресты. В Олекме пока было спокойно – никого из участников тайной организации не арестовали больше, а Сокорутов убежал.
В Якутске же стали арестовывать всех тех, кто раньше выступал против Советской власти (что было грубым нарушением закона, поскольку они были амнистированы, т. е. состава уголовного преступления за ними не числилось. – Авторы). Некоторые из них сумели убежать и организоваться – Ксенофонтов, Артемьев, Михайлов и др. (если М.К. Артемьев действительно был ярым врагом Советской власти, то С.Н. Михайлов был командиром экспедиционного отряда Якнарревдота, сражался против белых, полностью искупил свою вину перед Советской властью. – Авторы). Они собрали повстанческий отряд численностью в 500–600 человек, захватили два улуса и образовали свою Якутскую автономную республику (повстанцы образовали Младоякутскую национальную советскую социалистическую партию, известную под названием партии конфедералистов, ибо они выступали за конфедеративное национально-государственное устройство СССР. В программе конфедералистов выдвигались задачи реформы Конституции ЯАССР, реорганизации разбухшего и монополизировавшего всю власть партийно-государственного аппарата, создания системы многопартийности и т. д. Многие их требования, кстати, были осуществлены в 1936 г., когда была принята новая, сталинская Конституция СССР, провозгласившая, в частности, право тайного голосования, за что боролись конфедералисты. – Авторы). Присланный властями отряд не вступал в бой с повстанцами, но не пропускал к Якутску. Власти послали делегатов с целью примирения. В случае сдачи оружия обещали никого не привлекать к уголовной ответственности, утверждали, что из Москвы приедет комиссия, разберется во всем… (Секретарь Якутского обкома ВКП(б) И.Н. Барахов, председатель Совнаркома ЯАССР М.К. Аммосов и другие действительно собирались строго соблюдать большинство пунктов этого соглашения с повстанцами. – Авторы).…Однако через 7–8 дней после примирения, ОГПУ внезапно начало арестовывать всех участников вооруженного выступления, даже тех, кто никоим образом не участвовал в восстании. Вскоре из Москвы прибыла комиссия с членом ЦИК Полуяном во главе. При вести о приезде комиссии мы воспряли духом: наконец-то правда восторжествует, будет положен конец произволу ОГПУ. Но через 2 дня начались расстрелы безо всякого суда, прокатились массовые аресты, хватали даже тех, кто всегда жил тихо и мирно. Так было по всей Якутии…»
Массовые репрессии в Якутии, развязанные комиссией Я.В. Полуяна, члена Президиума ВЦИК и члена ЦИК СССР, стали прообразом более масштабных репрессий, прокатившихся по республике через десять лет. Уже в 1927–1928 гг. органы госбезопасности репрессировали наряду с действительными противниками Советской власти невиновных людей, спровоцировали их на вооруженное сопротивление. И уже тогда в Якутии в широких масштабах был опробован террор без суда, то есть то, что произойдет через десятилетие.
А беззаконный террор имеет свойство разрастаться, подминать под свой всесокрушающий каток виновных и невиновных без разбора. Поскольку в СССР к началу 30-х гг. настоящих врагов социализма осталось уже совсем немного, под каток репрессий попадали преимущественно ни в чем не виновные советские граждане. Прогремевшее в свое время «Оймяконское дело» – яркое доказательство в пользу такого вывода.
«ОЙМЯКОНСКОЕ ДЕЛО»
В Оймяконском улусе, где только в 1927 г. окончательно освободились от бандитизма, по инерции продолжались поиски классовых врагов, которые даже стали масштабнее, чем в годы борьбы с бандитизмом. Сигналы о неблагополучии в Оймяконе достигли Якутска. Их становилось все больше. И 19 октября 1929 г. Якутский обком ВКП(б) принял постановление о создании специальной партийно-правительственной комиссии для проверки поступающих сигналов. Председателем к был назначен П.В. Аммосов.
24 ноября 1929 г. газета «Автономная Якутия» опубликовала материал «Оймяконский УИК – камера пыток (преступное искажение политики партии и советской власти)». В статье приводились факты пыток над подследственными: «…Избиения проводились специально сделанным кнутом со свинцовым наконечником, палкой и прикладом винтовки».
3 марта 1930 г. в «Автономной Якутии» были опубликованы выводы партийно-правительственной комиссии: «За время с апреля по декабрь (1929 г. – Авторы) было арестовано по улусу 67 человек, из них 7 женщин и один тунгус. Часть арестованных по 2 месяца и более сидели под стражей без предъявления обвинения и даже без постановления об аресте». «…В начале августа был арестован ряд лиц по обвинению в организации «контрреволюционного заговора». «При ночных допросах арестованных подвергали жесточайшим пыткам, стегали специально приготовленной заузленной веревкой, вытягивали за волосы вверх, открывали стрельбу мимо ушей. Истязаемые падали в обморок, их приводили в сознание и били заново. Залитые кровью, с поломанными ребрами, искалеченные, под страхом расстрела и пыток, они давали вынужденные показания. Фактически же никакого заговора не было…». «…У них выдергивали бороды и усы, обжигали волосы, эти изверги накаливали шомпола и угрожали воткнуть их в рот, на арестованных одевали веревочные кандалы». «Хозяйство арестованных по делу «заговора» было разорено, все было отобрано и роздано куда попало… Кроме заговорщиков были арестованы без всякой причины Романов, Березкин, Находкин, Слепцовы, беременная женщина Романова и другие. Они также подвергались побоям, им угрожали расстрелом, при допросах женщин раздевали догола. Романова с испугу родила мертвого ребенка. Арестованные содержались в нечеловеческих условиях, в темной, сырой и холодной пристройке (б. свечник церкви). При приезде правительственной комиссии в Оймякон в таком положении были 3 арестованных, изнуренных, больных, трясущихся людей, которые немедленно были освобождены».
Далее приводились факты самоубийства подследственных. В конце статьи говорится: «Все, что здесь изложено, основано исключительно на фактах и бесспорных документах».
Таковы были нравы той беспощадной эпохи классовой борьбы. Эта борьба так ожесточила души многих чекистов, что они, привыкшие к безнаказанности, нередко шли на тотальный террор без разбору. Так, например, отряд под командованием уполномоченного ОГПУ ЯАССР Д.М. Нутчина при ликвидации в марте-апреле 1930 г. немногочисленной банды Г.Т. Рахматуллина (Боссоойко) без суда и следствия уничтожил 22 неповинных человека – стариков, женщин, детей, в том числе двух младенцев, которым не исполнилось и года (Хотугу сулус. 1989. № 4. С. 98—108). Слепое насилие становилось второй натурой многих чекистов…
ДЕЛО В.В. НИКИФОРОВА
А теперь вернемся к «ксенофонтовщине», чтобы на одном конкретном примере рассмотреть механизм создания уголовного дела по обвинению в «контрреволюционной деятельности», причем не периферийными органами, как в Оймяконе, а сотрудниками ОГПУ ЯАССР.
Один из первых якутских писателей, просветитель толстовского образа мышления, Василий Васильевич Никифоров был арестован сотрудниками ОГПУ Якутской АССР в Якутске 18 сентября 1927 г. на основании показаний В.Д. Сергеева. На следствии В.В. Никифоров признал, что летом 1926 г. не раз встречался с В.Д. Сергеевым, который говорил ему о неправильном направлении политики правительства ЯАССР и необходимости организовать повстанческое движение. Однако Никифоров не подстрекал Сергеева к созданию тайной организации и подготовке вооруженного выступления. Так, на допросе 4 ноября 1927 г. Никифоров заявил: «Категорически отрицаю, что я, якобы беседуя с Сергеевым, будучи у него на квартире, давал совет, что, организовав общество и получив для такового нарезное оружие и выписывая таковое, сможете его использовать для свержения Советской власти в Якутии».
Старик, которому перевалило за шестьдесят лет, держался стойко. Не в силах сломить его, чекисты Якутии отправили его в Новосибирск. Не выдержав жесткий режим следствия, Никифоров там слег в тюремную больницу с диагнозом «декомпенсированный порок сердца». Это произошло 16 мая 1928 г. Следователи не оставили его в покое, допросы продолжались. И на допросе 22 мая Василий Васильевич заявил: «Виновным себя признаю только в том, что, зная об оппозиционном настроении Сергеева, в 1926 г. при встречах с ним в Якутии не сообщил никому из представителей Советской власти, рассчитывая и полагая, что якутские власти сами об этом хорошо осведомлены».
Этого следователям было мало. Они продолжали наседать на смертельно больного старика. И тот выдавливал из себя «признания»:
«…Также признаю себя виновным в том, что, получив от Сергеева в 1927 г. телеграмму: «Можно ли издавать сказки?», т. е. как я понял, можно ли выступать для оппозиционной какой-либо организации или в этом роде, но в общем что-то преступное против Советской власти, я сейчас же не донес на месте советским властям, а ограничился только посылкой Сергееву условной телеграммы, запрещающей ему что-либо предпринимать, рассчитывая этим предотвратить те преступления, на какие может пойти Сергеев…»
Все преступление В.В. Никифорова свелось лишь к недонесению. Но перед Василием Васильевичем не стояла проблема выбора – донести властям на Сергеева или нет. Старый интеллигент не мог донести на доверившегося ему человека.
Постановлением судебного заседания Коллегии ОГПУ Новосибирска от 21 августа 1928 г. В.В. Никифоров был приговорен к высшей мере наказания, т. е. он осужден внесудебным органом, приговор которого сейчас считается юридически несостоятельным.
Поскольку Никифоров находился на грани смерти, приговор ему заменили на десять лет заключения в концентрационном лагере («исправительно-трудовыми» они были названы позже).
Василий Никифоров умер 15 сентября 1928 г…
