– Света, погоди.
Она остановилась, в ожидании, приязненно улыбаясь.
– Ты где живешь?
Я хотел добавить, что адрес нужен мне для проверки научной гипотезы, но счел это нетактичным.
– В Химках.
«Километров сорок минимум, – мелькнула у меня радостная мысль. – Более чем достаточно. Не исключено, что дальнодействие мозговой связи вообще бесконечно.»
– Хочешь проводить? – добавила Светлана, помогая преодолеть мою нерешительность.
– Да, конечно, – сказал я покорно. – Ты не против?
– Встретимся после работы?
– На выходе.
И мы разбежались.
Оказавшись на рабочем месте, я принялся думать о том, что же со мной происходит. Какое-то наваждение. Бессмыслица. Абсолютный абсурд. Единственным заслуженным мной итогом казалась экономическая теория – остальное было ирреально. Возможность проникать в чужое ММ, причем не только в текущий момент, но и в прошлое – посредством обратной прокрутки кинопленки реальности. Сдвоенный искрящийся луч, по которому в мои глазницы устремлялись разрозненные символы с экрана монитора. Но наиболее абсурдным мне представлялся тот факт, что на всей планете, из всего человечества только я и Селедкин способны проникать в ММ. Два, так сказать, господствующих во вселенной существа – я и мой начальник Селедкин. Это шутка такая, Господи?!
У меня возникло желание посетить ММ Светланы – возможно, прокрутить назад несколько часов, просто чтобы увидеть, чем она занималась, что наблюдала. Но я не стал этого делать. Зачем, если через полтора часа мы встретимся на выходе, и я провожу ее до дома? Если захочу, Светлана навсегда останется со мной – это в моей власти.
Глава 7. Интерфейс
Ближайшие два дня, которые пришлись на выходные, я занимался происходившими с ММ изменениями. Я не знал, чем они вызваны, но честно пытался разобраться. Тем более что изменения странным образом оказались завязаны на мою научную деятельность, то есть на экономику.
Начну с того, что пульсация разноцветных нитей ММ постепенно нарастала. Нет, сама частота, с которой разноцветные нити пульсировали, оставалась прежней, но нити при этом как бы разгорались изнутри – начинали светиться, словно их намеренно подсвечивали. Через пару дней ММ представляло собой фантастическое зрелище, немного напоминающее парк аттракционов – очень большой парк, занимающий поверхность огромной, вроде Юпитера, планеты. Со временем я привык, но восторженное впечатление от неземной красотищи сохранилось.
Свечение разноцветных нитей составляло далеко не все из появившихся эффектов. Помимо того, ММ начало накладываться на визуальную картинку реальности – не всегда, но в определенных ситуациях. Стоило сосредоточиться на какой-либо вещи: например, остановить на ней взгляд и… не знаю, как вам понятнее объяснить… этот взгляд как бы углубить, в ММ возникало то, что я назвал для себя интерфейсом.
Интерфейс очевидным образом соответствовал вещи, в которую ты «углубился». Положим, я останавливал взгляд на ботинке. Немедленно – разумеется, при активированном ММ – возникал интерфейс, соответствующий данному ботинку. Интерфейс был невидим – он отображался в иной, чем ботинок, реальности, – при этом явно с ним соотносился. То есть не возникало ни малейшего сомнения в том, что данный интерфейс соответствует именно данному ботинку, и ничему другому. Так – в отношении любой другой вещи.
Но это было полдела.
Можно сказать, что наш мир состоит из вещей. В определенном смысле это правда: если наш мир состоит не из вещей, то из чего еще?! Но это неполная правда. На самом деле вещи, из которых состоит наш мир, обладают свойством вложенности, то есть в свою очередь состоят из более мелких вещей. А весь мир в таком случае – просто одна большая вещь, интегрировавшая в себя все остальные имеющиеся в наличии вещи.
Я это к чему? К тому, что сосредоточить взгляд можно не только на целом ботинке, но и на любой его части, например на каблуке. При этом в ММ появлялся точно такой же, как в первом случае, интерфейс, но относящийся уже не к целому ботинку, а к его каблуку, или шнурку, или подошве – короче, к любой части ботинка.
Любопытно, что отдельный интерфейс не появлялся в отношении произвольной части ботинка – допустим, только ботиночного переда или ботиночного зада. В этом случае вообще никакого интерфейса не возникало, и ты как-то сразу – явственно, хотя ненавязчиво – понимал: «углублять» взгляд нужно применительно к целому ботинку или любой его целой части.
Поскольку и ботинок, и любая его составная часть являлись вещами, можно было констатировать, что интерфейс возникал лишь в отношении цельных вещей. Ведь и ботинок, и каблук, и шнурок, и подошва, и стелька являются цельными вещами, хотя все они – каблук, шнурок, подошва, стелька и ботиночная основа – вместе составляют то, что принято называть ботинком.
По сути, интерфейс представлял собой отчетное табло с показателями – да-да, в десятичной системе, как это ни удивительно – и ссылками. Элементов на интерфейсе имелось множество: столь запутанных, что разобраться в них не представлялось возможным. Там были цифровые показатели. Были бляшки – кнопки, что ли, – отдаленно напоминающие бляшки перехода в чужие ММ. Имелись составленные из бляшек башенки.
О, это был вызов судьбе! Я оказался перед величайшей загадкой своего времени – интерфейсом человека на новой эволюционной ступени развития. Кому, как не мне, предстояло разобраться с этой загадкой? Не Селедкину же, в самом деле?! Селедкин хорош тогда, когда требуется впарить клиенту дорогущую систему сигнализации или вежливо откатить, но в научной деятельности он никто – полный и беспросветный нуль. Для научной деятельности нужен не бизнесмен, а прирожденный ученый вроде меня.
Воодушевившись этой очевидной идеей, я приступил к более детальному изучению интерфейса. И что вы думаете? Буквально с первых часов исследовательской работы сильно в этом продвинулся – так, как менее талантливый ученый продвигается на моем месте за годы кропотливых трудов.
Прежде всего, изучив бляшки на интерфейсе, я пришел к выводу, что они, внешне являясь более миниатюрными, полностью соответствуют уже известным мне бляшкам перехода. При желании сквозь них можно было проваливаться в чужие ММ. Однако, люди, в которых я попадал, провалившись по интерфейсной бляшке, оказывались незнакомы. Некоторые не были даже русскими. Больше всего попадалось китайцев и таджиков – я не ожидал, что таджики являются столь распространенной нацией, – но и представители других национальностей попадались.
Путешествовать по ММ незнакомых людей быстро приелось. Вообще, удивительно, насколько быстро – буквально за несколько дней, – я привык к открывшимся передо мной перспективам. Вскоре я начал воспринимать их как само собой разумеющееся. По настроению или для проверки той или иной гипотезы изредка заходил в чужие ММ, но, получив желаемое, быстро и без всякого сожаления их покидал. Всюду было одно и то же: люди общались, занимались хозяйственными или служебными делами, отправляли естественные потребности. Рассматривать красивые пейзажи, или читать художественные произведения, или общаться в чатах, да хотя бы просматривать порнографию было сподручнее привычным способом – в сети. ММ для этого не годилось.
Выяснив, что что бляшки различных видов идентичны по своему назначению, я продолжил изучать интерфейс.
Что-то в нем смущало: какая-то едва заметная привычность, обыденность. Как будто ты давно, еще в прошлой жизни, пользовался этим интерфейсом, сжился с ним и довел пользование до автоматизма, но теперь, вследствие изменившихся обстоятельств, подзабыл. Допустим, вследствие амнезии. И вот теперь мучительно пытаешься вспомнить, но не можешь.
Помогло вспомнить – даже не вспомнить, а понять – то подмеченное обстоятельство, что бляшки перехода часто указывали на людей, существующих в очевидной близости, то есть в одной социальной и производственной среде. Это особенно становилось заметным, когда бляшки составляли башенки, тем самым были объединены в группы. При взглядах из этих людей я несколько раз замечал одинаковые пейзажи, то есть люди проживали в территориальной близости друг от друга. После того, как я понял: да это же производители вещей, в которых я «углубляюсь», – меня пробило.
Интерфейс был экономическим! Я сам – ага, как в том анекдоте про корову в проруби, – офигел, но сущая правда: накладываемый на вещи интерфейс ММ был экономическим.
Произошло невероятное стечение обстоятельств! Сначала я, автор экономической теории, обрел способность проникать в чужое ММ. После чего выяснилось, что ММ обладает экономическим интерфейсом. Если, к примеру, подобную способность обрел один Селедкин, тайна интерфейса навеки осталась бы неразгаданной, но мое участие в мероприятии гарантировало успех.
Дело в том, что интерфейс ММ по многим позициям коррелировал с моей экономической теорией. В отношении тех же самых производителей, в частности. Согласно моей теории, истинными владельцами любой изготовленной вещи являются ее первоначальные производители, а вовсе не юридические собственники, в том числе последующие приобретатели. Если человек изготовил вещь, она принадлежит ему – это естественное, не отчуждаемое право производителя на вещь, которого современная антиэкономика не признает. Интерфейс ММ указывал на истинных производителей вещей, а вовсе не на их ложных, согласно современной антиэкономике, владельцев.
Когда я «углублял» взгляд на ботинке, интерфейс выдавал башенку в сотню бляшек – переход на чужие ММ. Это были истинные производители ботинка. В противном случае, при указании на юридического владельца, я должен был получить ссылку на самого себя. Но ММ игнорировало ошибочные экономические теории, останавливая выбор на единственной верной теории – моей. Маркс что-то вякал по поводу того, что верна его экономическая теория, но он постыдно заблуждался. Заблуждения сделались совершенно очевидными после появления моей экономической теории: не так давно, собственно – всего несколько дней назад. Поэтому оставим Маркса в покое, а возвратимся к бляшкам, указывающим на истинных производителей вещей.
То, что бляшки указывают на производителей, а не на кого-то еще, я догадался после того, как обнаружил: интерфейс появляется при «углублении» взгляда далеко не на все вещи. Появление интерфейса вызывали вещи только искусственные, то есть изготовленные человеком. Выросшие в дикой природе деревья, также дождевые капли, также дикие птицы не давали аналогичного эффекта. Проживание в городе, где все окружающие вещи искусственные, первоначально сбивало с толку, но прогулка в выходной день в Сокольники, вместе со Светланой, дало новую питательную пищу для разума.
В Сокольниках имелось множество диких деревьев, травинок, былинок и прочее. При «углублении» взгляда на эти вещи, интерфейс возникал, но в обнуленном состоянии: цифровые показатели, равно как бляшки перехода, отсутствовали. Так я догадался, что интерфейс выдает данные исключительно по искусственным вещам – остальное было делом техники.
Я свою экономическую теорию долго разрабатывал, на протяжении нескольких лет – о многом за прожитое время передумал. Как видно, не напрасно. То, что интерфейс Мозгомирья совпал с моими представлениями об экономической сущности явлений, свидетельствовало о научной прозорливости. Я всегда догадывался о том, что являюсь научным гением, а сейчас получил объективное подтверждение. Это как охотник, много лет догадывавшийся о существовании диковинного животного. Охотнику никто не верит, все над смеются и указывают пальцем. А охотник отправляется на очередную охоту в джунгли и – что бы вы думали? – первым встречает диковинного зверя, тем самым закрепляя за собой научный приоритет. При наличии фотографий, чучела и свидетелей научное открытие состоялось.
Всем перечисленным я располагал. Я обладал совершенно объективным явлением – Мозгомирьем. Существовал и свидетель, в лице непосредственного начальника. Имелся ботинок, установить производителей которого было, конечно, сложно, но совершенно не нужно. Достаточно было знать, что люди, на которых ведет переход, являются производителями ботинка – но именно в этом я и не сомневался. Личности китайцев-таджиков меня не интересовали.
Нет, я точно был экономическим гением! Сама природа указывала на меня как достойного толкователя и исследователя.
Глава 8. В зоопарке
Помимо исследования ММ, в выходные я занимался Светланой. В пятницу проводил ее до дому, в субботу мы гуляли в Сокольниках, а в воскресенье отправились в зоопарк. Не знаю, что на меня нашло – впрочем, должен же я был ее куда-нибудь пригласить?! Договорились сначала, для моциона, прогуляться по зоопарку, потом пообедать.
Мы гуляли по зоопарку – вокруг пруда, смотрели зверушек и птичек и болтали. Ради забавы, я проник…
[…сначала в свое ММ, а из него…]
[[…в ММ Светланы. ]]
[[Сейчас я нахожусь в светланином ММ и наблюдаю сразу из двух точек: из себя самого, также из Светланы. Когда я произношу фразы, они раздаются одновременно и в реальности, и в ММ. Правда, в ММ фразы не звуковые. Вероятно, за счет этого фразы параллельных реальностей не накладываются друг на друга, а существуют как бы по отдельности. ]]
– Свет, тебе нравится работа?
Это я произнес в реале.
[[Одновременно парень, которого я вижу перед собой произносит: ]]
[[– Свет, тебе нравится работа?]]
[[Этот парень – я сам, разумеется. Если смотреть на себя глазами Светланы, я неплох. Обычный парень – по виду, и не скажешь, что гениальный экономист. С этой точки зрения Светлана посимпатичней: вот у нее какие ножки стройные и сиськи выпирают. Очень привлекательная девушка. ]]
– Работа меня устраивает. Маркетингом интересно заниматься. Только платят мало, хотелось бы побольше.
[[То же самое произносит мой реципиент в ММ.]]
[[Я согласно киваю, беру девушку за руку и увлекаю вперед…]]
…проделав то же самое в реальности.
В таком необычном раздвоении наша беседа и продолжалась – пока мы не добрались до вольера с орангутангом.
Орангутанг произвел на меня неожиданно сильное впечатление. Он слишком походил на человека: массивный, обросший длинными рыжими волосами, с выдвинутой вперед мордой и грустный.
Зачарованные, мы остановились напротив. Орангутанг – за время пленения, видимо, привыкший к неволе, а может, в ней родившийся – смотрел сквозь нас ровно, не обращая внимания.
Я протянул стеклянный луч к его волосатой голове и установил мозговую связь.
[Вспышка – но не такая, как обычно, а наполненная темным пламенем. Мириады разноцветных нитей, но среди них преобладают багровые и фиолетовые.]
[Взглядом из-под свисающей со лба шерсти я осматриваю окружающий мир. Этот мир искажен, то есть перспектива у его искаженная. Мир как будто сдвинут набок. Смещены акценты: в том смысле, что окружающая обстановка вроде та самая – московского зоопарка, – но взор нечеловеческий. Да, теперь я хорошо понимаю, что нечеловеческий. Из-за этого, наверное, странная перспектива.]
[Что такое вообще перспектива? Перспектива – это наклон в пространстве. Если пространство наклонить, образуется перспектива. Лучше всего наклонять пространство, сидя на ветке. В этом случае перспектива зависит от того, в какую сторону наклонена ветка. Если ветка наклонена в правую сторону, то перспектива правая, а если в левую – то левая. Если же ветка никуда не наклонена, то перспектива средняя. Средняя перспектива – это когда ни правая, ни левая.]
[Здесь веток мало, поэтому иногда приходится сидеть на земле. Сидеть на земле можно – это не возбраняется. Когда сидишь на земле, перспектива средняя. Если, конечно, не склонять голову набок. Если склоняешь голову на правый бок, то перспектива… Какая, правая или левая? Не могу сообразить. Но точно знаю, что, когда склоняешь голову на левый бок, перспектива… Другая или такая же? А, какая разница?!]
[Если в твою перспективу включен созревший съедобный фрукт, это хорошо. Хорошо – потому что вкусно. Съедобные фрукты оттого и съедобные, что их можно есть. Вы бы ни за что не догадались, но мне известно. Кроме фруктов, попадаются вкусные листья. Еще вкусными бывают птичьи яйца, но здесь их не достать. Птицы летают на другой территории, а на эту территорию не залетают. На этой территории мало деревьев и много чужаков, и нельзя выбраться на другую территорию, потому что эта не отпускает. Если бы птицы залетали на свою территорию и стали нестись – тогда появились бы яйца. Но яиц нет, поэтому приходится принимать фрукты от чужаков.]
[Фрукты вкусные, а чужаки не вкусные. Чужаков вообще не едят, потому что они слишком крупные. Но при этом не агрессивные. Просто существа – крупные, но не агрессивные. Чужаков всегда много толпится на чужой территории, на границе с моей. Как будто кого-то рассматривают. А кого рассматривать, когда, кроме меня, никого на моей территории нет?! Или хотят, чтобы я их рассмотрел? Так мне не интересно: они чужаки, чего их рассматривать?!]
[Конечно, чужак чужаку рознь. Я это к тому, что некоторые из чужаков бывают полезными. Полезные чужаки – те, которые приносят фрукты и воду. Зачем они это делают, неизвестно. Возможно, у них такой инстинкт: приносить разумным существам фрукты и воду. Странно, ведь чужаки неразумные. А инстинкт, получается, разумный? Что-то тут не так – сейчас соображу. Ну, конечно, я-то ведь разумный! Чужаки со своим разумным инстинктом приносят фрукты и воду, поэтому их инстинкт разумный. Потому что я разумный. А сами чужаки не разумные, кто бы сомневался?!]
[Вот на границе территории стоят двое: самец и самка. Особо не разберешь, потому что волосы у них странные. У разумных существ волосы как волосы – рыжие и свисают во все стороны, – а у этих только на макушке. А остальное тело не пойми какое: то ли волосы скатались в один сплошной покров, то ли слой грязи. Грязь не серая, как обычно бывает, а разноцветная. У самки ноги голые, безволосые. Одно слово – чужаки. Стоят, а в лапах ничего не держат, даже фруктов. Потому что отсутствуют у них фрукты в лапах, я же вижу. Странные эти чужаки. Чего стоять на границе территории понапрасну? Эй, вы же на другой территории – где птицы летают! Чем без дела стоять, можете поискать птичьи яйца. Проходите, проходите, чужаки, подобру-поздорову!]
[Кажется, самка что-то говорит своему самцу.]
– Ваня! Ваня! Что с тобой?
[Самочки у чужаков хорошенькие, кстати. Во-первых, у них на голове много волос, как и полагается. А в-третьих, ноги тоненькие. Жалко, что безволосые – были бы волосатыми, совсем бы нормальной самочкой могла стать. Взял бы ее с собой на дерево повыше, нормально бы устроились. Ах да, на моей территории нет высоких деревьев. Пришлось бы тогда сидеть нам вдвоем на земле, с бананами в руках, как на дорогом эмиратском курорте, и глядеть на проходящих мимо чужаков.]
– Да что с тобой такое, в конце концов?
[К кому это она обращается, к своему самцу или ко мне? Почему-то мне кажется, что я одновременно являюсь и самим собой, и этим чужаком. И могу наблюдать из головы этого чужака за происходящим, совсем как из своей головы. Только перспектива непривычная.]
[Вообще, что такое перспектива? Трехмерная проекция от точки наблюдения, как-то так. Термин употребляется в архитектуре и искусстве. И еще будущее, но это второе значение, так должно быть записано в толковых словарях.]
[Где я и что со мной происходит? Начинаю постепенно припоминать. Кажется, я… Кто такой я? А, тот парень, застывший с каменным лицом напротив тоже меня, оглядывающего меня с другой территории. Я – тот, который парень, – нахожусь в ММ орангутанга – того, который за толстыми прутьями клетки. И что же мне теперь делать? Возвратится в самого себя? В того, который парень, или того, который орангутанг? Наверное, в орангутанга. Мне он нравится больше – он такой рыжий, такой шерстистый и наверняка мускулистый. Если лазает по деревьям, точно мускулистый.]
[Нет, что я делаю? Скорее, отключаться! Где здесь выход?]
[Ах, да, я же в ММ орангутанга! Нужно скорей отключить мозговую связь! Все, отключаюсь…]
– Ваня! Тебя плохо?
– А? Что?
– С тобой все в порядке, спрашиваю?
– Не совсем. Что-то нашло. Сейчас, дай отдышаться.
Мы присели на скамеечку.
Я был сам виноват, конечно: погружаться в ММ незнакомого орангутанга – это ли не верх безумия?! Хорошо еще, удалось выбраться без особого урона. Или урон имелся? Действительно, в моей голове гудело: проносились мысли о левой перспективе и том, как замечательно, держа в руках спелый фрукт, сидеть на высоком дереве. По крайней мере, я себя контролировал и мог связно отвечать на вопросы недоумевающей и слегка взволнованной Светланы. Я понимал ее: пришла на свиданку, а парень ведет себя не вполне объяснимо.
– Что с тобой было, Ваня?
– Ах, это? Ничего страшного, не обращай внимание. Я иногда задумываюсь над экономической теорией.
– Над какой теорией?
– Света, я ученый, понимаешь?! Разрабатываю экономическую теорию – можно сказать, разработал, сейчас привожу в порядок. Когда задумываюсь, забываю обо всем. Это не аномалия, ученые все такие, практически без исключений. Немножко психи. Если, конечно, они настоящие ученые, а не кандидаты экономических наук. А у тебя никогда не бывало так, как будто в голове бильярдные шары перекатываются? Вот буквально перекатываются, а когда соударяются друг о друга, высекают научные идеи. Научные идеи могут и спонтанно в голову приходить, безо всяких бильярдных шаров, но с бильярдными шарами надежней.
– Бильярдные шары в голове? Нет, не бывало. У меня…
– Что у тебя?
– Не важно. Ты уверен, что тебе не нужна помощь?
– Я похож на беспомощного?
– Нет.
– Едем ко мне, я покажу тебе рукопись.
Почему одни ребята легко уламывают девушек на секс, а некоторым это дается с трудом? Я не нахожу в этом справедливости. Я бы понял, если бы скорость уламывания зависела, скажем, от размера члена или толщины кошелька, тогда все понятно. Предъявил член и: Ой, вы мне подходите! – или наоборот: Извините, но хотелось бы еще пару сантиметров. То же с толщиной кошелька. Впрочем, в жизни это сплошь и рядом случается, поэтому к дамам никаких претензий. Но почему дамы реагируют на определенные кодовые слова? И почему эти кодовые слова доступны немногим? Даже в том случае, если записаны в популярной брошюре «Как соблазнить девушку за пять минут?», их произнесение в реальной жизни не сопровождается должными эффектом. Слово в устах другого человека теряет волшебную силу? Не так, как полагается, на психологию воздействует? Впрочем, в некоторых случаях кодовые слова срабатывают, как надо – даже в том глупом случае, когда они представляют собой предложение показать рукопись с экономической теорией.
Не знаю, что послужило тому причиной, но Светлана согласилась. Мы взяли тачку и поехали ко мне на квартиру.
