Братья Карамазовы. Том II
Сергей Вербицкий
Это продолжение знаменитого романа Достоевского «Братья Карамазовы» в нем продолжается его идея о нравственном состоянии общества в конце XIX века. Действие второго тома, как и хотел Достоевский продолжаются спустя тринадцать лет в Петербурге. Разница лишь в том, что он задумывал, что Алексей должен стать участником убийства Александра II. В этом романе главный герой, а равно и убийца Императора, станет Иван, а Алексею, как любимому персонажу Достоевского, будет посвящен третий том в трех книгах
Сергей Вербицкий
Братья Карамазовы. Том II
По мотивам одноименного романа Ф. М. Достоевского
К 200-летию со дня рождения Ф. М. Достоевского
Посвящается Ф. М. Достоевскому
Отче, прости им, ибо
они не ведают, что творят.
Евангелие от Луки (гл. 24, 34)
II том
От автора
Книга, которую Вы держите в руках, это второй том «Братьев Карамазовых», созданный по несколько измененной идее Ф. М. Достоевского. Дело в том, что Федор Михайлович в своем произведении, хотел рассказать об Алеше Карамазове, но он стал лишь свидетелем, а сам того не подозревая вывел в первом томе Дмитрия Карамазова, его падение и наказание за не совершенное преступление. Именно он был основным драйвером первого тома, его имя справедливо было бы вынести в подзаголовок романа: «Братья Карамазовы» – «Дмитрий». А второй том – «Иван».
Действие второго тома романа разворачивается, уже в Петербурге, спустя тринадцать лет после окончания первого тома, как и хотел сам Достоевский. Разница состоит в том, что Федор Михайлович интересовался только социально-нравственными вопросами. Покушение же на императора Александра II включает в себя и вопросы политические и в силу существовавшей тогда цензуры не могли бы быть им освящены.
Теперь, спустя почти сто сорок лет, мы можем восполнить этот пробел и представить полную картину произошедшей трагедии. Сохранены все основные персонажи, и по мысли Ф. М. Достоевского во втором томе он хотел отобразить в Алексее Карамазове гибель идеи христианства в XIX веке, сказав при этом, что второй роман об Алеше Карамазове будет главным; мы же пойдем немного другим путем: в этом томе мы проследим на примере его брата Ивана Карамазова, к чему может привести человечество полное отрицание Христа, а Алексей у нас останется нерушимой стеной веры во Спасителя и станет главным героем третьего тома. Он будет самым важным персонажем во всей трилогии, где христианская эпоха заканчивается и начнется постхристианское время.
Это не исторический роман об убийстве императора Александра II, а роман, продолжающий литературные традиции Ф. М. Достоевского в современной обработке, и если Федор Михайлович писал в стиле фантастического реализма, то этот роман написан в стиле документального реализма. Никакая выдумка по интересу и увлекательности никогда не сравнится с исторической правдой.
ПРОЛОГ
Куранты Спасской башни Кремля пробили одиннадцать часов. Семнадцатого апреля 1818 года в Москве в Чудовом монастыре появился на свет будущий наследник Великой Российской Империи. Отец малыша, Николай Павлович, младший брат Александра I. Мать новорождённого Александра Фёдоровна, урождённая принцесса Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская, записала в своем дневнике: «Это маленькое тельце может быть Императором, мне становится почти грустно от этой печальной мысли». А в это время на Красной площади стоял юродивый и орал что есть мочи: «А молодец-то наш – в красных сапогах».
РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО
В Петербурге на Невском проспекте была тихая безветренная рождественская ночь, крупными хлопьями падал снег. Одинокая фигура спешно вышла из одноконной коляски, так называемой в народе «Ваньки», на площадь величественно стоящего Собора Казанской Божьей Матери, раскинувшего в обе стороны, словно крылья, девяносто восемь колоннад, и побежала промеж памятников М. Б. Барклаю с одной стороны и М. И. Кутузову с другой, к северным воротам, отлитым из бронзы по образцу знаменитых крайских дверей XV века во флорентийской баптистерии. (До 1870 года она называлась Рождественская).
Открыв дверь, он вошел внутрь Собора. Это был Иван Федорович Карамазов. Сильный запах горящих свечей ударил ему в нос, кругом царила полутьма, а у последней, пятьдесят шестой колоны, стоял и отчаянно молился Алексей Федорович Карамазов.
– Алексей?! – сказал, восклицая, Иван.
– Иван… пришел, – тихо сказал, обернувшись, Алексей.
– Здравствуй, Алексей, сколько же мы с тобой не виделись?.. Лет семь, с крестин Роди.
– Здравствуй, Иван. Да, около того, – ответил Алексей.
– А зачем позвал?
– У меня к тебе очень серьезное дело.
– А почему не в обычный день? Встретились бы в ресторане каком-нибудь, там и поговорили. У тебя дома все в порядке? Как Lise чувствует себя?
– Здесь обстановка располагает. А дома все в порядке, с женой живем хорошо. Есть, конечно, всякие неприятности, но они, слава Богу, решаемые.
– Ну, тогда говори, чего хотел.
– Иван, ты… ты так изменился. Я узнал… узнал страшную правду, что ты стал с некоторых пор… как это правильно выразить… в общем, одержим одной идеей и, как всякий русский человек, и намерен дойти до конца пока она не осуществится.
– Про какую же идею, дозволь полюбопытствовать, ты говоришь?
– Ты стал революционером-террористом и хочешь убить царя. Скажи, я не ошибаюсь ни в чем, это действительно так? Это же преступление, Иван! И не только перед русским народом, но и перед Богом. Это страшно, Иван, я даже верить в это не хочу!!!
– А ты откуда знаешь? Ты что, Третьему отделению полиции служишь?
– Нигде я не служу, мне Коля Красоткин рассказал, и, ты знаешь, я, как только это услышал, я в ужас пришел! Ты что, крест не носишь?
– Нет, не ношу. А ты хоть представляешь, куда ты влез? Ты хочешь предотвратить убийство царя? Убийство царя – великая тайна. Тебя самого просто убьют.
– Ничего предотвращать я не хочу. Я просто хочу… хочу… хочу тебя спасти, брат, – пролепетал Алексей.
– Меня?! Ха! Подумай лучше о себе. Ты живешь в иллюзиях, не видишь, что в Петербурге творится. Я, если хочешь знать, не только в организации «Народная воля» состою, но я еще и в Исполнительный комитет ее хочу войти, а знаешь почему?
– Христос с тобой, что ты такое говоришь? Отрекись, пока не поздно, брат, – взмолился Алексей.
– Я от Бога отрекся.
– Да ты что, как такое можешь сделать?! Это же жизнь вечную ты отверг. Ты в абсолютную смерть уверовал?
– Я в справедливость уверовал, я против деспотизма стал, я блага русскому народу хочу. Ты о процессе ста девяносто трех что-нибудь слышал? Они просто в народ пошли, а их на пять лет под арест, потом кого куда. Кого в вечную ссылку, кого повесили, восемь человек с ума сошли. А потом еще восьмерых повесили за хранение запрещенной литературы. Это царь-вешатель, чего же его не убить, брат, скажи? Нет никакой свободы печати, свободы собрания, открытого слова… и прочего.
– Александр волен в своих решениях, ибо ответ он будет держать только перед Богом. Не суди, брат, не судим будешь. Какой мерой меришь, такой и тебе отмерится, – чуть ли не со слезами пролепетал, словно маленький ребенок, Алексей Фёдорович.
– Какой мерой, ты что? Когда отмерится? Наши военные суды, что ли? Так они, известно, одному человеку служат и меряют все по высшей пробе. Александр II устроил террор по закону, а мы ему ответим террором против его закона! Ты мне одно скажи: перед народом, значит, он не ответственен? Ну?! – и Иван Фёдорович зло посмотрел на своего брата. Тот молчал и умоляюще глядел на него, широко раскрыв глаза. – Молчишь?! Это тоже ответ! А мы, если хочешь знать, хотим учредительное собрание создать… конституцию принять, а он ничего не даст принять, а потому он достоин смерти.
– Он же отменил крепостное право и еще, может, чего сделает, – снова обрел дар речи Алексей Федорович. – Нужно только время. Пожалуйста, Иван, пойми же наконец: подлинная свобода народа невозможна без Христа, получится только анархия, и тогда сам народ попросит палку и кнут. Без царя никак нельзя, народу нужно живое воплощение Христа на земле.
– Ничего подобного, просто народу нужна другая идея, и мы ее дадим. Царствие Небесное заменим коммунизмом – идеей всеобщего братства, все во имя большинства. Мы законы примем, и все на основании собственной ответственности перед каждым и невозможности уйти от закона нашего…
– Божьего закона, Иван!!! – прервал, Алексей Фёдорович.
– Будут соблюдать порядок, – закончил свою мысль, Иван Фёдорович.
– Еще раз прошу тебя, Иван: отрекись от них, пусть они это делают, а не ты, тем душу свою сбережешь для вечной жизни.
– А я же тебе сказал: в вечную жизнь не верую и тот путь, который я избрал, не оставлю, и точка, – сказал Иван, достал из пальто железную флягу и отхлебнул.
– Иван, вон висит чудотворная икона Казанской Божьей Матери, подойди к ней, поцелуй и глубоко покайся за свои мысли, поступки, слова – она простит, и все наладится, ведь то, что ты говоришь, страшно!!!
– Культ вождя, страх перед государственной властью, преклонение перед земными кумирами всегда были типичными и останутся таковыми для слабого человека. Половина Петербурга во Христа не верует, а царя боится.
– БЛАГОСЛОВИ, ВЛАДЫКО, – прозвучало со стороны алтаря, и началась литургия.
– Тише, тише вы… – послышались голоса.
– Ну, вот и все, пора прощаться. Встреч со мной больше не ищи. Я по-прежнему, как и тринадцать лет назад, люблю тебя. Помнишь наш с тобой разговор в трактире перед смертью отца?
– Помню.
– Так вот, с тех пор ничего во мне не изменилось, а наоборот, получило свое развитие. Не надо мне счастья, построенного на слезинке замученного одного ребенка! Понимаешь?!!!
– Как же так… Иван?! А на смерти Отца народа русского – помазанника Божьего – надо?!
– Надо!!! Ибо приговорен этим же народом русским. А народ, Алексей, не что иное – глас Божий!!! Если хочешь… Все, говорить больше с тобой не могу… Прощай, Алешка, – сказал Иван, крепко обнял Алексея и пошел на выход.
– Иван, я тоже люблю тебя и не остановлюсь, – сказал Алексей, но Иван не повернулся и вышел на улицу.
А на площади перед Казанским Собором с Финского залива задул ветер, и снег буквально валил с неба. Иван Федорович снова прошел между скульптур Барклая и Кутузова к Невскому проспекту, залез в первую же свободную повозку и крикнул извозчику:
– На Владимирский!..
НОЧЬ
Дом Ивана Федоровича был угловым, и стоял он на пересечении Владимирского проспекта и Графского переулка. Путь был близкий, и потому извозчик довольно быстро довез его. Он вошел в подъезд и поднялся на третий этаж. Квартира располагалась справа. Открыв дверь своим ключом, Иван Федорович вошел. Раздевшись в передней и пройдя в комнаты, он увидел свою жену Екатерину Ивановну в спальне. Она сидела на кровати и читала, а в ее ногах играл их семилетний сын Родя. Иван Федорович тихо встал у порога.
– Иван… – встрепенулась Екатерина Ивановна. – А мы тебя ждем праздновать.
– Ложитесь спать, поздно уже. – Иван поцеловал в лоб жену и, наклонившись, обнял сына.
– Но мы тебя ждали! – расстроенно сказала Екатерина Ивановна.
– Папа, папа, мы тебя правда ждали! – оторвавшись от игрушек, вскричал Родя.
– Нет, у меня еще срочные дела, посижу у себя, думаю, задержусь до утра, – холодно сказал Иван Федорович и, не дожидаясь ответа, прошел в свой кабинет. В помещении было темно, но он сразу почему-то уловил, что здесь, кто-то есть. Иван Федорович не возмутился, пройдя в середину кабинета, подошел к письменному столу и зажег стоявшие на нем канделябры. Затем, усевшись на кожаный диван, он увидел человека в черной тройке, сидящего у плотно закрытого гардинами окна.
– А ты кто такой? – строго спросил Иван Федорович. – Впрочем, можешь не отвечать. Я тебя сейчас придумал. Это все моя болезнь, так что брысь, я смертельно устал и хочу отдохнуть.
– Важно, не кто я такой, важно, кто вы, Иван Федорович, – ответил человек в черной тройке.
– Я кто такой?! Ха, это прелюбопытно, но сначала я хотел бы узнать, кто вы такой. Уж сделайте одолжение, иначе разговора не получится. Хотя можете не отвечать, сделайте милость, уйдите туда, откуда пришли.
– Не прогоняйте меня, уважаемый Иван Федорович мне очень надо с вами побеседовать. Вот, я, черный ангел, если хотите знать, а вы, Иван Федорович, маленькая шестеренка, но очень необходимая шестеренка, приводящая в движение весь новый российский исторический процесс…
– Надо же, какой я, оказывается, важный. Это мне уже приятно, – усмехнувшись, перебил его, Иван Федорович.
– Да, да, и потому мне очень, очень важно с вами держать разговор.
– И именно в Рождественскую ночь? Да что вы здесь делаете, когда Он родился?
– А вы что, веруете?
