Светлана Кунакулова "Священные имена"

Священные имена
Светлана Кунакулова

Коллектив авторов сообщества ВК «Книжная Терапия» представляет военно-патриотический сборник «Священные имена».Авторская редакция сохранена.

Священные имена

Составитель книги Светлана Кунакулова

Корректор Светлана Кунакулова

Организатор Книжная Терапия

ISBN 978-5-0060-0920-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Светлана Кунакулова

Священные имена

Провисло небо над землей туманной аркой.
Рассвет над горизонтом ликовал.
Все знали: будет жарко, очень жарко.
О том, что будет ад, никто не знал.
И тишина зловещая… такая…
Нет, не зловещая – звенящая она,
Дыханье смерти мимо пропуская,
Тревожным эхом вторила: «Война!»

И вздрогнула земля, и загудела…
Вдоль обороны мрачно пронеслось
Степенное до нужного предела,
Безудержное в гневе: «Началось!»
Гул самолётов, скрежет, лязг металла,
Орудий залпы… На исходе дня:
«Запомни!» —
Курская дуга стенала
И задыхалась в пламени огня.

Отчизна – Родина, милее нет и краше!
Вторгая в свод «великое начало»,
С мольбой взывали к небу: «Это наше!»
И небо: « Это ваше!» – отвечало.
Сквозь дым и копоть, в саже и в пыли,
Под ливнем пуль и тьмой укрытые
Шли, падали, ползли, вставали, снова шли
В одном ряду живые и убитые —
Шагали в ногу жизнь и смерть в зените!
И верили: наступят времена —
Из слов солдатских писем на граните
Священные восстанут имена!

Андрей Штин

Незабываемая встреча

Эта история произошла в 2002-м году, в конце апреля. Перед майскими праздниками я отправился в Москву по делам и надеялся, что в пути попадутся интересные попутчики. И мне повезло: в купе со мной ехали мужчина в преклонном возрасте, его жена и внук.

Все благополучно разместились в купе, разложили багаж, и состав тихо тронулся. Ребёнок занял верхнюю полку и с детским любопытством смотрел в окно на пролетающие мимо пейзажи, а мы сели знакомиться друг с другом на нижнем ярусе. Мужчину звали Александр Владимирович, они с женой везли внука в Москву, чтобы девятого мая он увидел парад победы на Красной площади своими глазами, а не по телевизору. Мой новый знакомый ехал туда, ещё и чтобы встретить друзей-ветеранов, которых, к сожалению, с каждым годом становилось всё меньше и меньше. Мы разговорились, и Александр Владимирович рассказал историю из своего прошлого, которую трудно забыть.

***

Двадцатого июня 1941-го года он, в звании младшего лейтенанта, прибыл в расположение отдельного истребительного авиаполка на предписанный ему аэродром Киевского особого военного округа. В те дни, по его словам, в воздухе уже витал дух неотвратимо надвигающейся войны. Все понимали: она вот-вот начнётся, но никто не знал точно – когда. За малейшие разговоры о ней наказывали жёстко и сурово.

Слушая его рассказ, я знал, что это были трудные времена не только для советской авиации, но и для всей нашей страны. Перед лицом новой угрозы шло перевооружение Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В части поступало новое оружие и машины. У молодых лётчиков не было опыта пилотирования новейших, ещё только-только поступающих самолётов, не хватало часов налёта на старых моделях, порой их число не превышало двух-трёх десятков. Мой рассказчик так же встретил войну молодым и не имеющим боевого опыта лётчиком на истребителе конструкции Поликарпова – И-16. По его словам, этот самолёт доверяли не каждому новичку. Эта машина была непростого «нрава» и имела свои особенности в пилотировании, за что и получила прозвище «ишачок» – она не прощала пилоту ошибок в управлении. Его не часто доверяли «птенцам» – выпускникам лётных училищ. Большинство молодых пилотов летали на истребителях-бипланах И-15 и на поздних модификациях И-153 – «чайках». Но Александра Владимировича, как отличника лётного училища, посадили на И-16 – в умелых руках он по-прежнему был грозной силой. По многим параметрам эта машина уже сильно уступала немецким самолётам, которые по нескольку раз в день вторгались в советское воздушное пространство, и в открытую вели авиаразведку. В такие моменты у лётчиков-истребителей от бессилия сводило скулы, но сбивать нарушителей границы запрещалось. Командование боялось спровоцировать начало войны, но избежать его так и не удалось… Утром 22-го июня в три часа утра авиаполк подняли по тревоге, пилотам приказали занять кабины машин и держать самолёты готовыми к взлёту.

– А как вы к этому отнеслись? Было же приказано не поддаваться на провокации, – я с интересом слушал его рассказ.

– Нормально, в тот момент никто уже не сомневался, что это не провокация – это начало войны. Мы восприняли этот приказ не то, чтобы с радостью, но с удовлетворением, что тревожное ожидание наконец-то закончилось. Мы в любой день ждали команду «занять боевые места». Вас, молодой человек, там не было, иначе бы вы сами почувствовали запах приближающейся войны. Те, кто имел семьи, и у кого была возможность, ещё до того рокового дня отправили их к родственникам, что жили подальше от границы.

Позже я узнал, что Киевский особый военный округ и в самом деле по личному приказу командования и в нарушение установок из Москвы был приведён в боевую готовность ещё за несколько часов до первых атак фашистов. То же самое было и на Черноморском военно-морском флоте. Наши силы на этом направлении сразу дали такой мощный отпор противнику, что стало ясно – стремительного продвижения немецких войск, как это происходило в Белоруссии и в Прибалтике, здесь не получится.

Но вернёмся в тот страшный день… После взмывшей в небо сигнальной ракеты наши лётчики, в составе двух звеньев из шести И-16, взлетели на перехват самолётов противника, которые уже глубоко вторглись в советское воздушное пространство. Из рассказа Александра Владимировича я узнал, что рации стояли только на машинах командиров звеньев, и те передавали знаки своим ведомым лишь покачиванием крыльев. Набрав высоту тысячу метров, пилоты увидели большое тёмное пятно из множества чёрных точек, которое со стороны запада двигалось вглубь территории их округа. Сомнений в том, что это были немецкие самолёты ни у кого не возникло. Спустя несколько минут небольшое пятно отделилось от основного и направилось в сторону военного аэродрома, очевидно, он и был целью вражеских пилотов. Передав эту информацию на командный пункт, наши истребители пошли на перехват противника.

Завязался неравный воздушный бой: двенадцать Bf-109 – «мессершмиттов», имевших превосходство над нашими истребителями в скорости и в вооружении, против шести наших И-16. Немецкие истребители, имея перевес в числе, не подпускали наших «ишачков» к «юнкерсам» – штурмовикам-пикировщикам Ю-87, которые медленно, но верно «ползли» в небе к аэродрому. Ведущие наших «троек», будучи опытными лётчиками, уводили своих ведомых на виражи, где «ишаки» были устойчивее, чем истребители противника. Но и с той стороны тоже воевали опытные асы, избороздившие небо Европы, и наши, пробиваясь к вражеским штурмовикам, уже потеряли два сбитых самолёта. Но, не оставаясь в долгу, советские пилоты также отправили в землю двух представителей исключительной нации.

– Как у вас это получилось? Ведь 109-й быстрее и вооружён лучше, чем И-16, – в моей голове возникали картины этого воздушного боя.

– Дело не в самолёте, а в том, кто его пилотирует. Они не ожидали от нас такой прыти и, очевидно, уже привыкли к нашему бездействию и бессилию. Расслабились, вот мы им наши зубы и показали, – задумавшись, пояснил Александр Владимирович.

Произнеся эти слова, он замолчал и долго смотрел в окно купе на пролетающие мимо пейзажи. Было видно, что вспоминать прошлое ему нелегко.

– Простите, не хотел вас обидеть, просто слышу про такое в первый раз, – попытался я извиниться за свой скепсис.

– Понимаю вас, молодёжь, сам таким же был. Позже жизнь научила чужой опыт брать на стороне и не испытывать свою шкуру на прочность, – поделился он мудростью и продолжил рассказ.

Когда советские лётчики, ведя бой с немецкими истребителями, всё-таки догнали пикировщики, те уже атаковали наш аэродром. Но и тут их тоже ожидал неприятный сюрприз: атакам «юнкерсов» мешали поднятые в воздух другие наши истребители. В небе была «свалка» из нескольких десятков машин, советских и вражеских, расстояние между которыми порой измерялось лишь десятками метров. В эти минуты мой рассказчик и открыл свой личный боевой счёт. Несколько минут он преследовал и пытался сбить «лаптёжника – немецкого пикирующего бомбардировщика Ю-87. «Лаптёжниками» их прозвали из-за не убирающихся шасси, которые издалека и в самом деле напоминали лапти или другую обувь. Во время атаки наземных целей пилоты этих машин включали сирену, и её вой вызывал у людей на земле чувство паники и страха. «Юнкерс», которого в качестве цели выбрал мой рассказчик, шёл медленнее его истребителя, успешно маневрировал и жёстко «огрызался» огнём пулемёта заднего стрелка. Однако, атаковав противника с «мёртвой зоны», Александр Владимирович отправил фашиста в землю. Упомянув о том, как он зашёл в атаку на другой фашистский штурмовик, он внезапно замолчал. На глазах ветерана блеснули слёзы. Чувствуя, как ему нелегко вспоминать былое, я терпеливо молчал и ждал момента, когда он продолжит свой рассказ.

Моё вежливое ожидание оправдалось: через пару минут Александр Владимирович вернулся в реальность наших дней. По его словам, они уже почти отбили атаку на аэродром. Но несколько пар «юнкерсов» всё ещё продолжали своё дело. Зайдя в хвост одному из них, мой рассказчик с удивлением отметил, что задний стрелок фашистского штурмовика молчит. Скорее всего, он был или убит, или у него закончились патроны. Взяв упреждение, Александр Владимирович нажал на гашетку и, к ужасу, не услышал привычной пулемётной дроби выстрелов и дрожи самолёта от работающих пулемётов. Кончились боеприпасы! До «юнкерса» было «рукой подать», не больше двадцати метров. Тогда мой герой решил пойти на таран. Он прибрал тягу двигателя и медленно пошёл на сближение с противником.

– Вам не страшно было в те минуты? Ведь не известно, чем это могло закончиться, – спросил я, подумав о том, как бы сам действовал в подобной ситуации.

– Почему не известно? Всё было ясно, но в горячке боя злость на фашистов взяла верх, и чувство самосохранения исчезло. Я не мог упустить возможность отправить в землю и этого гада тоже.

Зная, что этот «юнкерс» беззащитен, Александр Владимирович «подошёл» к нему с задней полусферы. Потянув ручку управления на себя, он винтом своей машины «превратил в кашу» хвостовое «оперение» противника, и тот, пролетев метров двадцать, с диким креном устремился к земле. После тарана «ишак» Александра Владимировича на секунду замер в воздухе и словно взбрыкнул: его винт был повреждён, и двигатель заглох. Самолёт летел уже только по инерции. Тогда мой рассказчик выпрыгнул из кабины истребителя и дёрнул за кольцо парашюта. Медленно спускаясь, он с интересом наблюдал с высоты, что творилось внизу. Несмотря на усилия пилотов и средств противовоздушной обороны, немцам всё-таки удалось уничтожить половину стоящих на земле самолётов и почти всю видимую с воздуха инфраструктуру советского аэродрома. Однако взлётная полоса уцелела, она ещё могла выполнять свои функции. Наблюдая горящие здания и дымы от сбитых и уничтоженных на аэродроме машин, Александр Владимирович понял – несмотря на потери, они дали достойный отпор противнику. Вокруг взлётного поля к небу поднимались не менее десятка столбов дыма от сбитых немецких самолётов.

***

Из шести лётчиков, поднявшихся в небо вместе с ним в четыре утра, на землю вернулся только ведущий их звена. Он так же таранил немца, когда у его «ишачка» закончились боеприпасы, и тоже приземлился на парашюте. В страшное утро 22-го июня 1941-го года их отдельный истребительный авиаполк потерял только в воздушном бою двенадцать самолётов. Среди тех, кто поднял их в небо, были не только молодые лётчики, такие, как Александр Владимирович, но и более опытные пилоты, прошедшие небо Испании, Халхин-Гола и Финляндии. Помимо потерь в первом воздушном бою, этим налётом немцы уничтожили и повредили на земле ещё около десятка советских машин. Однако самолёты – это всего лишь железо. Печальнее оказались потери личного состава, потери тех, кто своим мастерством и умением превращал его в грозную силу!

Когда с последствиями утреннего налёта разобрались, в течение двух часов уцелевшие самолёты и обслуживающий персонал перевели на ближайшее запасное лётное поле. И вовремя! Едва они успели это сделать, как над уже пустым дымящимся аэродромом появилась другая группа немецких штурмовиков и истребителей. Во время повторной атаки немцы разбомбили уцелевшие здания аэродрома и взлётную полосу, сделав её непригодной для использования. Несмотря на тяжёлые последствия первой немецкой атаки, авиаполк Александра Владимировича всё же сохранил боеспособность, и в первые тяжелые дни войны продолжил «вырывать перья» фашистских «стервятников» и отправлять тех в землю.

***

По словам Александра Владимировича, первый воздушный бой 22-го июня остался в его памяти не только как «боевое крещение», но и как начало Великой Отечественной войны. После него, несмотря на тяжёлые потери, он уже не сомневался в победе. Эта уверенность всегда придавала сил, и он бил врага сначала в советском, затем в небе Восточной Европы…

За время, пока наш поезд приближался к Москве, Александр Владимирович успел поделиться множеством историй из своего славного боевого прошлого. В августе того же 1941-го года в одном из воздушных боёв он был подбит и ранен, но смог в воздухе удержать машину и приземлиться в поле, неподалёку от своего аэродрома. Потом был госпиталь, из которого мой рассказчик пытался бежать, но ему чётко дали понять: если он хочет вернуться в строй, придётся пройти лечение до конца.

После выздоровления Александр Владимирович вернулся в свой авиационный полк. Из товарищей, с которыми он встретил 22-е июня, в живых остались уже немногие. В те дни наша авиация несла тяжёлые потери. Но ему повезло – Александр Владимирович прошёл огненное небо той войны от самого начала до конца. Девятое мая он встретил уже в Венгрии, имея на личном счету двадцать два сбитых немецких самолёта.

На самом деле их, по его словам, было намного больше, но в то время не всегда удавалось точно определить, кто именно из лётчиков одержал победу в воздушном бою. Для её подтверждения требовалось либо свидетельство с земли, либо товарищей, которые в тот момент тоже вели бой. Существовали ещё и групповые победы, когда было неизвестно, кто именно из пилотов отправил врага в землю. Фотопулемёты* на советские самолёты стали массово устанавливать намного позже, ближе к середине войны. Но, имея отснятые кадры такой атаки, тоже не всегда можно было доказать, что она прошла успешно, и после неё самолёт противника был сбит. Как только лётчик прекращал вести огонь по противнику, камера автоматически отключалась.

***

Благодаря рассказам Александра Владимировича, я словно сам оказался в том времени. Выпив множество стаканов чая, мы проговорили до глубокой ночи. Спать нас, тихо ворча, уложила его жена. В шесть утра наш поезд прибыл на Казанский вокзал, где мы тепло попрощались. До сих пор не могу простить себе, что, будучи увлечённым его рассказами, я так и не узнал фамилию этого замечательного человека.

Хочется пожелать Александру Владимировичу и другим ветеранам Великой Отечественной войны крепкого здоровья, долгих лет и низко поклониться им в ноги. Без этих людей, которых, к великому сожалению, с каждым годом остаётся в живых всё меньше и меньше, не было бы ни последующих поколений, ни меня. Не было бы никого из нас, как и не было бы нашей страны. Честь и слава тем, кому мы обязаны жизнью!