Андрей Олегович Щупов "Гость из прошлого"

– Один нет, а больше, пожалуй, не стоит. Нам еще лететь и лететь. В целости и сохранности добраться до любимой родины.

– А далеко она – твоя родина?

– Четыре часа лету. Славный город Зарайск. Слыхал о таком?.. Ладно, молчи. Вижу, что нет. А зря. Город чудесный. Триста тысяч жителей, семь кинотеатров, одна филармония и три вполне приличных техникума. Один из них, между прочим, я и закончил. В энные сроки и в энном году.

– С золотой медалью, небось?

– Говорят же тебе, в энные сроки! Какая, к дьяволу, медаль! Тем паче, в техникумах медали не жалуют. Там дипломы предпочитают. Красные – тем, кто умеет прогибаться, синие – тем, кто ничего не умеет.

– А какой получил ты?

– Я, дорогой мой, получил справку об окончании. То, чего, собственно, и хотел.

– И уже потом со справкой перевелся в дипломатический корпус?

Геннадий улыбнулся. Сурово погрозил Морису пальцем

– Не прост ты, камарад! Ой, не прост! То-то я на тебя глаз положил. Если бы еще не этот свинский запах…

– А что запах? – Морис, кажется, снова готов был обидеться.

– Ты, брат, извини, но правда есть правда. Несет от тебя, как от дохлой псины. Табачище, мочища, тьфу! Тебя ж ни одна порядочная женщина близко к себе не подпустит.

– Вот уж и нет! – Морис понюхал собственный рукав, пожал плечами. – Самый нормальный мужской дух.

– Верно. И женщины от него валятся с ног, – Геннадий рассмеялся. – Хорошо, назовем это мужским духом. Подставляй фужер на добавку!

Забегаловка состояла из двух просторных комнат. В одной теснились столики для посетителей, во второй стоял обшарпанный бильярд. Даже сейчас, ночью, там вовсю шло сражение. Костяное перещелкиванье шаров напоминало далекую перестрелку.

– Может, допьем? – утерев ладонью губы, Морис нерешительно указал на бутылку. – Не оставлять же?

– Ужин оставь врагу, – задумчиво пробормотал Геннадий. – Не трогай. Это будет твоей первой проверкой.

– Проверкой?

– Именно! – Геннадий достал из кармана коробок, сунул в зубы спичку. – С пагубными привычками отныне покончено, Морис. Талдычат, что это трудно, но вот тебе мой собственный лучезарный пример. Я курил двенадцать лет и благополучно бросил. Правда приходится грызть теперь спички, но сие – мелочь недостойная внимания. Изумителен сам факт отказа. Заметь, абсолютно добровольного! Никакие врачи мне ничего не запрещали. Бросил, потому что обязан был одержать маленькую победу. И одержал. Что поделаешь, человек, Морис, без подобных побед вырастает размазней.

– Ага, вроде меня, – Морис потянулся к бутылке.

– Стоп! – Геннадий остановил его руку. – Кажется, командир здесь я, не так ли?

– Но ты же сам собирался угощать! Вспомни-ка!

– Я угощал котлетами и капустой. Вино получилось сверх программы. – Геннадий ухватил бутылку за горлышко, скрипнув расшатанными ножками стула, отодвинулся. В деревянной кадке поблизости произрастало нечто чахлое и лохматое, отдаленно напоминающее пальму. Остатки вина Геннадий без угрызений совести скормил африканскому растению.

– Эвтопии, Морис, приходят на смену утопиям, а копрофаги остаются копрофагами. Жизнь – не спираль, дружок, она сплошной замкнутый круг. Круг надо разрывать, и мы возьмемся за это дело с сегодняшнего дня.

– Кто это мы?

– Мы – это мы. Книга была такая у Замятина. Сообщество гуманоидов, разобщенных пространственно, но объединенных идейно. Мы предпочитаем не курить и пьем в меру. Но самое главное – нам некогда скучать. Мы действуем и спасаем.

– Чокнутый, что ли? – Морис опасливо спрятал руки под стол. – Кого спасать-то?

– Всех, кого сможем. А в первую очередь, конечно, самих себя, – Геннадий искоса окинул помещение взглядом. – Чтобы вытянуть из воды тонущего, нужно самому стоять на суше. Или по крайней мере отлично плавать. Вот этому самому искусству мы и будем сейчас обучаться.

Геннадий неожиданно преобразился. Лицо его посуровело, глаза наполнились пугающим свинцовым отсветом. Выставив локти на стол, он казенным голосом попросил:

– Документики твои можно? Или таковых не имеется?

Морис суетливо зашарил по сальному пальтецу. Он всерьез перепугался. Мятый, потемневший от грязи паспорт вынырнул из тряпично-шерстяных глубин, покорно лег между тарелкой с недоеденной капустой и пустым фужером.

– Спрячь, – Геннадий, обмякнув, развалился на стуле, беспечно махнул рукой. – Считай, что прошел и вторую проверку. Билет я тебе устрою. В Зарайск полетим вместе.

– В Зарайск? – Морис в волнении шоркнул ладошкой по лицу. Он ничего не понимал. Глаза человека напротив снова насмешливо поблескивали, лицо излучало миролюбие.

– Не вибрируй, принцип добровольности по-прежнему в силе, – Геннадий забарабанил пальцами по столу. – Не хочешь лететь, оставайся. Жди очереди у парового отопления, подбирай чинарики. Но учти, шанс – что белый лебедь! Мимо проплывает один лишь раз. Как в песне у Анны Герман. И наша беда, что мы его упускаем.

– Что еще за шанс?

– Мне нужен верный человек, помощник. Типа оруженосца Кашки. И чтоб дураком не был, ферштейн?

– Делать-то чего?

– Никакого криминала, не бздомэ! Иногда – работа курьером, иногда – денщиком. Плачу наличманом безо всяких бухгалтерских хитростей.

– Зелеными? – вырвалось у Мориса.

Геннадий поморщился.

– Эк, вас всех перепортило-то! Без доллара ни шагу. Между прочим, многие римские воины готовы были служить в родном легионе за один только соляной паек. Назывался он салариум. Потом уже англичане назвали его зарплатой – salary.

– Так ведь я ничего… Паек – хорошо, конечно, но должен ведь это… Какой-то трудовой договор существовать… Чтобы, значит, все в нем по пунктам…

– По пунктам, дорогой мой, на заводе и в собесе, а мы будем работать не за страх и не за бабки, а исключительно за совесть. – Геннадий отшвырнул изжеванную спичку, достал новую. – А если требуются гарантии, то их нет.

– Нет совсем?

– Так точно. Но… На то тебе и дана огромная голова, чтобы разгадывать, порядочный перед тобой человек или нет. Похож я на проходимца, как думаешь?

– Вроде нет…

– Вот и ладушки! Приличное житье-бытье я тебе обещаю, но предсказать все в точности не берусь. Что закон, что дышло – нам это без разницы. Мы люди сильные, а сильные люди повелевают судьбой, как хотят, – Геннадий вынул из кармана портмоне, купюру, достаточно представительную, сунул под одну из тарелок. – Император Диоклетиан, был такой в Риме правитель, тоже объегорил судьбу. Еще в молодые годы ему предсказали дату свержения и последующей казни. Диоклетиан не стал отмахиваться от брюзжания пророков. Дождался указанного срока и наимудрейшим образом отправился на пенсию. Прожил, к твоему сведению, до глубокой старости.

– Это, типа, чего? Угроза? – голос Мориса сел.

Некоторое время Геннадий невинно моргал, затем, откинувшись на спинку стула, громко расхохотался. Люди за соседними столиками оглянулись. Отсмеявшись, Геннадий умолк. Запахнув полы дубленки, поднялся.

– Ладно, философ. Не вышло, значит, не вышло. Я ведь сказал уже: все сугубо добровольно. Не поверил, стало быть, такая твоя карма. А я бодисатвой спустился сюда, бодисатвой и уплыву. Хочешь, считай меня Марой. Ни одной из моих дочерей ты не поддался, так что будь спокоен. Нирвана тебе не грозит.

– Э, погодь! Так ты чего, не шутил, значит? – Морис поднялся за ним следом. – Я ж это… Не понял сразу!

– Сиди, дружок. Куда вскочил? За ужин уплачено. Даже с лихвой.

– А, может, я это… Согласный? Может, мне только подумать немного надо!

– Времени мало, дружок. Дозаправка, отдых экипажа – на все про все два с половиной часа, – Геннадий постучал ногтем по циферблату часов. – Как говорила одна многомудрая дама: цигель-цигель.

– Тогда это… Тогда пусть!

– Чего пусть?

– Ну, к примеру, надумал я. Дальше чего?

– Дальше? – глаза черноволосого пассажира заискрились откровенным смехом. – Дальше третья и последняя проверка.

– Что еще за проверка?

– Видишь ли, я согласен взять на перевоспитание размазню, но требуются здоровые задатки. Эти самые задатки я и должен у тебя выявить.

– Так это… Выявляй скорей! – Морис тоже раздухарился. Возможно, взбурлила под темечком винная порция, а может, сказалась очаровывающая энергия собеседника.

– Что ж… – Геннадий игриво огляделся. – Проверка наипростейшая! Сейчас подойдешь к человеку, на которого укажу, и непринужденно поправишь у него штанину. Объяснишь, что пылинка или ниточка прилипла.

– Что за хрень?

– Во-во, именно ерунда и хрень! – Геннадий согласно кивнул. – Но выполнить надо с артистизмом и изящностью, постаравшись при этом не получить по морде.

Морис опешенно глядел на Геннадия. В глазах его вновь читалось знакомое слово: "чокнутый".

– Решайтесь, сударь. Десять секунд на размышление – и ухожу.

Морис лихорадочно соображал. На виске его бешено пульсировала жилка – жизненная артерия бомжевского мозга. Наконец, натужно кивнув, он облизал пересохшие губы.

– Хорошо, показывай…

Геннадий немедленно оживился.

– Стало быть, дело за тем, чтобы выбрать подходящую кандидатуру, – он завертел головой, озирая людей, как завзятый психотерапевт. – Так… Здесь, пожалуй, ничего интересного не наблюдается. Значит, перейдем к господам бильярдистам.

Чувствуя недоброе и стремительно потея, Морис побрел за черноволосым великаном. Сейчас он в особенности ощущал свою малость и беззащитность. Своему новому знакомому он едва доставал до плеча.

– Ага! Вот тут-то мы и поживимся! – Геннадий выбирал недолго. Обернувшись к приунывшему Морису, глазами указал на кожаную широкую спину. Двое мужчин сидели в стороне от бильярдного стола и, тужась, ломали друг дружку в арм-рэстлинговом поединке. Хозяин кожанки, бритый, багроволицый парень, был могуч и свиреп. В несколько судорожных рывков он уложил противника и тут же, слюнявя пальцы, стал пересчитывать заработанный выигрыш.

– Что, Костик, очередная победа? – бильярдист в клетчатой рубахе с кием обходил стол, выбирая угол прицеливания. – Поздравляю.

К победам "кожаной курточки" здесь, видимо, привыкли. Никаких возгласов, никаких восторгов. Четверо продолжали загонять шары в лузы. У окна, раскинув ноги в омоновских башмаках, смолил самокрутку зеленолицый оборотень. Как известно, конопля здоровья не прибавляет. Терпкий голубой туман сгущался под потолком, лениво заглатывался чуть приоткрытой форточкой.

– Что же ты? – Геннадий подтолкнул Мориса. Тот уперся. Запрокинув лицо, горячечно зашептал:

– Ты не знаешь! Это же Костяй! Тутошний вышибала… Кладет на руках всех подряд. Он меня по стенке размажет!

– Сделай так, чтоб не размазал. Улыбнись, кашляни – дескать, услуга, только и всего.

– Может, нам это… В том зале кого поискать?

– Хренушки! Кандидатура выбрана. Твое право решать. Время на оформление билета еще есть, но уже в обрез. Так что не очкуй понапрасну.

Черт его знает, почему он послушался этого взбалмошного незнакомца, но так или иначе Морис решился, Морис напыжился. К "кожаной курточке" он двинулся на негнущихся ногах, но в развалочку. Так, видимо, ему думалось, исполняются особо опасные задания. И, пожалуй, если бы вышибала Костик-Костяй не заметил этого странного приближения, все могло бы обойтись более или менее безобидно. Однако Костик невовремя повернул голову, а подходящий храбрец глядел в пол, а потому не увидел устремленных на него глаз.

– Чего тебе, фраерок? – после победы Костик был настроен благостно.

– Тут это… Нитка тут, – Морис, как плохо смазанный механизм, наклонился и неловким движением оправил Костикову брючину. И тут же заторопился обратно.

– Сбрендил?! – амбал взбрыкнул мясистой ногой, недоуменно покосился на брючину. До поры до времени ошеломление пересиливало в нем злость.

– Молодец! – Геннадий хлопнул Мориса по плечу. – С проверкой, считай, покончено. А теперь займемся билетами…

За его поведением следили с напряженным вниманием, и дружеское похлопывание истолковали не в пользу гостей.

– Але, вы двое! – вышибала поманил гостей толстым коротышкой-пальцем. – Аллюром сюда!

– Все в порядке, мсье, – Геннадий широко улыбнулся. – Никаких обид. Никто никого не облевал, не оскорбил. Может, в бильярд одну блиц-партию?

– Сейчас тебе будет блиц-партия. Я сказал: аллюром! – слово "аллюр" Костику отчего-то особенно нравилось. Может он где-то его недавно вычитал и запомнил. Так или иначе, но отпускать эту напроказившую парочку он не собирался. Бильярдисты обратились в зрителей, забыв на время о своих шарах, и теперь Костик просто вынужден был играть на публику. Роль вышибалы обязывала.

– Вот видишь, еще один копрофаг, – Геннадий движением руки остановил двинувшегося было Мориса и сам зашагал к атлету. – Что за проблемы, Константин? Почему вдруг аллюром? А если у меня грыжа с геморроем? Или периартрит с коксортрозом?

– Наклонись, остряк! – палец-сосиска вновь энергично задергался. – Очень уж ты высокий.

– Нет, Константин, это тебе придется встать, – Геннадий все также широко улыбался.

– Что ж, напросился, циркуль, – Костяй тяжело и по-медвежьи поднялся. Выпрямившись, он оказался почти такого же роста, как черноволосый пассажир, только смотрелся куда более плечистым и мощным.

От страха Морис зажмурился и потому не увидел, как Геннадий рубанул Константина в челюсть. Глаза он открыл только когда услышал грохот. Вышибала падал, опрокидывая стул и столик, за которым только что мерился силами со своим партнером.

– Тресь, и в дамки! – жестко прокомментировал Геннадий. Взглядом пригвоздив дернувшегося было со стула зеленолицего, промурлыкал: – Анаша, анаша, до чего ты хороша… Дыми дальше, сокол, разрешаю.

Бильярдисты с киями, набычившись, смотрели на него. Глаза игроков не сулили ничего доброго. Он ответил им взором честного стахановца.

– Забыл предупредить, орелики, у меня пушечный удар и масса возможностей. И то, и другое одинаково страшно. Так что играйте в свои шашки и ни о чем не беспокойтесь, – повернувшись к обалдевшему Морису, Геннадий деловито пояснил: – Тяжелых людей бить опасно. Закон инертности. Запросто можно сломать позвоночник. Поэтому старался, как мог, и вот удача! – юный забияка жив и даже пытается подняться, что, кстати, врачами категорически не рекомендуется. С сотрясением мозга лучше отлежаться… Слышал, милок? Постельный режим и ежедневная клизма! Через недельку оживешь. Будешь внукам рассказывать, как повстречался с Кассиусом Клеем.

Было во всех его словах нечто пафосно-театральное, но в данном случае сказанное не расходилось с делом, и никто из бильярдистов на открытое противостояние не решился. Геннадий же, по всей видимости, ждал атаки, и они понимали, что он ждет, и это в еще большей степени сбивало их с толку.

– Ну что ж, нет так нет, сие разумно, – Геннадий подмигнул Морису. – Будем считать, что сеанс спиритизма прошел успешно. Айда на выход, сеньор?..

На улице оба на минуту задержались. Геннадий опять задрал голову. Морис машинально собезъянничал.

– Однако, небо тут у вас! Прямо загляденье!