Евгения Юсупова "Из окна"

Из окна
Евгения Юсупова

Вы когда-нибудь ставили жизнь на паузу? Так случилось с одной маленькой девочкой, которая ждала свою маму, наблюдая за жизнью других людей из окна.

Евгения Юсупова

Из окна

Перед Новым годом дворники регулярно балуются песком. Умеренно расходуя запасы весь год, под финал они щедро засыпают дворовые тропки, от чего снег рыжеет, немного напоминая пешеходам о лете. Но уже через час эта иллюзия тепла и благоустройства превращается в грязную кашу. Такая вот у них игра, у дворников. Хорошо, что по закону подлости, сразу после неё начинается снегопад. Дворники должно быть знают эти законы и философски поглядывают на ситуацию, но не все, а только очень опытные игроки.

Снегопад всегда начинается тихо. Блёклые розовые шлакоблочки уныло сыреют, впитывая всеми порами дыхание зимы и продолжают обрастать сугробами. Домишки уверенно проваливаются в другой мир из пушистого сахарного снега и искристых облаков, утягивая за собой огромное одеяло, накрывающее двор, с вечно гуляющими бабушками, с мамами и малышами, похожими на маленькие пенёчки, гавкающими собаками и другими обитателями. А крыши домов с каждым днём всё суровее надвигают снежные шляпы приближая сказочный финал. Так казалось Маше, маленькой девочке четырёх лет, с карими глазами взрослого человека. Она сидела у окна, с намотанным вокруг горла шарфом и тщательно пыталась поймать тот момент, когда же один из домишек исчезнет с лица земли, в тот самый сказочный мир, полный чего-то прекрасного и уютного, всего того, что может обнимать и любить.

Маша много времени проводила у окна, там она рисовала, играла, болела, покрикивала через форточку знакомым и просто проходящим людям, когда бабушка не видела. Ещё она смотрела на утопающие в снегу дома напротив, водила взад и вперёд маленьким пальцем по прозрачной иллюзорной заслонке, отделяющей её от внешнего мира, и внимательно изучала всё, что происходило вокруг. Вся эта Машина жизнь концентрировалась у окна на подоконнике, потому что именно в том самом окне одним ранним утром она увидела, как уходит мама. Красивая, стройная, она развернулась к Маше, помахала ей и больше не вернулась. Нет, мама никуда не пропала, позже она звонила бабушке, три раза или даже больше. Маша тянула руки и просила дать ей трубку и когда добивалась своего, слышала, как родной голос виновато и коротко врал ей про работу, про дела, от которых нет спасения, про подарки, которые принесёт когда-нибудь. С каждым днём звонков становилось всё меньше и надежды на мамино возвращение тоже.

А вообще, так случалось с мамой прежде, она уходила. Но эти случаи были раньше, они затёрлись в сознании ребёнка, закатились мячиком в дальний угол. А сейчас, ровно в четыре года вдруг появилось новое, неведанное ощущение потери, серой мышкой прижившееся в сердце ребёнка. Маша теперь знала то, что не знают другие дети, то, что называют «пара часиков», «неделька», «месяцок-другой». Не по возрасту она научилась считать и понимать меру времени и это время стало для неё огромной частью жизнеожидания, за которым, должно быть, и начинается сама жизнь.

Снегопад был неумолим, каждой новой снежинкой он добавлял миру ещё одну секунду времени. Дома рисковали утонуть, Новый год не наступить, а Машины глаза окончательно повзрослеть. А там, где-то в совершенно новом году уже никого не ждут, там совсем нет смысла играть, ходить в садик и мечтать о следующем Новом годе.

Но сейчас, проводя время возле окна, находя в этом странную связь с внешним миром, в котором бесследно растворился её главный человек, маленькая девочка очень осторожно расходовала любовь, чтоб потом отдать её всю без остатка маме.

Глава 1

Всегдашно

Утром, серые фигурки прохожих срезают через дворик свой путь. Во дворе оживлённо: пробегают пёстрые стайки школьников, мамы выносят замотанных по уши малышей после завтрака на прогулку, на скамейке активно жестикулируют, споря старушки. Любая проходящая девица в рваных джинсах даёт бабулям новый повод для обсуждения. Все спешат на работу, в больницу, в магазин, все кроме снегопада и Маши, сидящей на подоконнике, у неё снова температура. Бабушка торопливо стряхивает ртутный градусник.

– Тридцать семь и пять. Возле окна бы не сидела, Маша.

– Мне надо, бабушка. Ты чего такая хитренькая? Мне же надо рису?ть, – Маша тут же берётся за альбом, подтягивая его к подоконнику.

– И что рисуешь?

Маша деловито ставит банку с карандашами, доставая первым делом зелёный:

– Сугроб.

– Что это сугроб у тебя зелёный? – интересуется тут же бабушка.

– Белый не подлезет.

– Куда не полезет? Выдумщица.

Бабушка гладит по голове внучку, нежно поправляя пряди:

– Куда, куда, белый с белым – ничего не видно.

Бабушка, заглядевшись на Машу, излучая тихую ласку, вдруг осекается, вспоминает о чём-то более важном и насущном.

– Закутайся- ка в платок. И форточку не открывай, слышишь. Забыла, что болеешь? В магазин схожу.

– Я тебе махать буду, погляди на меня.

В Машином окне появляется бабушка, она машет и грозит пальцем. Маша, взбирается поближе к стеклу и строит бабушке рожицы, так они «разговаривают» с минуту. Бабушка неслышно для Маши здоровается с соседками, они снабжают её последними новостями, темпераментно размахивая руками, указывая куда-то в сторону. Бабушка сочувственно качает головой и ещё раз взглянув на окна своей квартиры, уходит. Сквозь окно слышатся звуки сирены скорой помощи, отвлекая Машу от написания очередного шедевра. Она бросает карандаш и наблюдает, как останавливается машина скорой, как во двору проходит фельдшер с ярким чемоданом в руках.

– Врач лечить приехал. Лекарства у него, целая сумка и укол. Вот такой! Мне делали, я не боялась. Поплакала и всё. А может совсем кто-то умер, как баба Зина. Пришла к нам, конфетки мне дала, ушла домой, а потом сразу быстро умерла. А что это такое, я не знаю. Нет её теперь и в квартире пусто. Соседи говорят: «Кошки не будут бегать». А разве они плохие? Полосатые, в горошек. Бабе Зине нравились и мне. Значит я тоже умру? – Маша снова берёт карандаш в руки и наклоняется над рисунком, – Ну и ладно, меня тогда на машинке покатают, я попрошу, возле дома. Анекдок им расскажу, если не захотят катать. Только скажу им, чтоб укол не делали, меня уже укалывали им. Хватит.

Машины мысли прерывает воробьиное чириканье, несколько юрких птиц суетливо скачут по веткам деревца.

– Птички, птички, что вы летаете? Весело вам, а я одна. Мне смеяться никак нельзя, когда я смеюсь, сразу хрюкаю. И летать с вами не могу, мне маму ждать надо. Ну, сначала бабушка с магазина придёт, а маму надо ждать всегдашно.

Глава 2

Коньки и ковбаса

Местный дворник, приняв свою участь вместе с непрекращающимся снегопадом, вышел на очередной раунд соревнований между человеком и непогодой. Радостное шарканье метлы, бодрый скрежет лопаты сменился обречённым на провал звуком тех же инструментов, плавно погружающихся в бесконечное полотно снега. Всё было бы одинаково тоскливо, если бы не прилетевшие снежки, запущенные не прицельно, но весьма точно. Дворник дёрнулся, оглядываясь и пригрозил кулаком источнику баловства. Это последнее, что увидела Маша, когда в квартире хлопнула входная дверь. Маша спрыгнула со стула и побежала в коридор. На пороге неспешно отряхивалась бабушка.

– Ну как ты? Не скучала?

Маша погладила мокрые от снега рукава бабушкиного пальто.

– Скучала. Когда мне стало скучно, я захотела спать и немного поплакала.

– Всё успела, артистка.

За время отсутствия бабушки у Маши скопилось много новостей, которые она незамедлительно начала рассказывать:

– Дворник наш дядя Паша лопатой снег тыкает, я тоже хочу снег лопатой, хорошая у него работа.

– В дворники значит метишь?

– Думаю. Дяде Паше можно снегом играть и песочком посыпать везде. Всегда льда у тебя много – много сосулек разных, гуляй на улице в любую погоду. – Маша проследовала за бабушкой на кухню, – лучше дворника только в цирке. Я была в цирке с мамой, давно. Там тиграм что-то вкусненное дают, есть лошада Кони и такая тётя, загибатка называется.

– Так лошадка или конь?

– Бабушка, ты чего, лошаду так и зовут Кони.

– Эка ты, на ходу выдумываешь, – бабушка достала из старой сумки незамысловатые продукты.

Маша влезла на табурет.

– А ещё красивые фигуристки. По телевизору видела, как они по льду бегают. Там дядя одну тётю взянул и высоко бросил, а у неё юбочка блестящая, она вверху волнуется, волнуется, и так десять раз, потом дядя её решил поймать, видит, наверное, что ей надоело уже там и что она уже сейчас оттуда ругаться начнёт. А потом ещё по земле он её катал, положил и давай вокруг себя катать. – Маша задумалась и наморщила лоб, вспоминая что-то очень важное и добавила, – вот у нас во дворе Юркины родители как-то так же катались, но Юркина мама в халате была и без коньков. Лето тогда было, и полиция пришла. А для льда коньки нужны очень. Коньки- такие ножики, они острые, ими можно и хлеб резать и ковбасу. Хорошо коньки когда. И в магазин сбегать и тииброд отрезать. Я маме расскажу, когда она придёт.

– Сколько раз говорить, правильно: бу-тер-брод, болтушка.

Маша спрыгнула со стула и удаляясь в комнату грустно спросила:

– А какая разница?

Глава 3

Уже большая

По заснувшему двору, после обеда, в момент, когда снегопад поставлен на паузу, медленно двигались двое старшеклассников. Маша не спала днём и в эти моменты очень скучала у окна. Даже бабушки отдыхали после обеда, что уж говорить о всех остальных. А тут такая удача, сразу два персонажа. Один из долговязых мальчишек шаркающей походкой старика дошёл до скамейки и влез на неё с ногами, другой прибавив звук в телефоне, встал рядом, но Маше всё равно не было слышно. Потирая уши от холода, мальчишки погрузились в гаджеты и почти замерли. Маша наблюдала за ними, громко рассказывая обо всём бабушке, которая штопала в другой комнате:

– Мальчишки идут, со школы. Все в телефон смотрят, как только не падают? Они тут всегда стоят, музыку включают. Такую смешную, – Маша попыталась напеть, – Тын-тын, тын-тын. И зачем они нужны? Мальчишки эти? У нас в садике тоже есть такие.  Драчуны, а как, что – плакают. Я вот думаю: ну и зачем они нужны, такие плаксы? Я у Макса машинку взянула посмотреть, просто посмотреть. Ну кукол покатать, недолго. Он так кричал, что все прибежали. А Лика замуж за него собралась, совсем обавдела, чего она с ним замужем делать будет? Слушать, как он кричит? Совсем эта Лика дурак.

Маша зашептала и мигом залезла на окно:

– Бабушка форточку сказала не открывать, а я открою чуть-чуть, музыку послушаю. Ой, ноги, ноги мои, куда вы меня несёте?

Форточка открылась почти бесшумно, в комнате стала слышна музыка. Парни болтали между собой.

– Вот этот тоже крутой трэк.

– Не шаришь совсем! Это полный трэш. Смотрел сколько у него дизлайков? Ну глянь.

– Пошёл ты!

– А чего посмотреть стрёмно? Подсел?

– Пошёл ты, говорю.

– Это ты мне?

– Тебе!

Один из долговязых толкнул в плечо другого, так что телефон из рук прыгнул куда-то в снег. Мальчишки сцепились, упираясь лбами.

– По морде хочешь?

– Сам получишь.

Маша очень удивилась такому стремительному развитию событий.

– Ой, дерутся. Ух я им.

Дураки! Дурные! – закричала, что было силы Маша, – У меня в шкафочке ремень большой, как выйду, как дам!

Парни вскинули головы и расцепили паучью хватку. Один быстро поднял телефон и протянул долговязому товарищу.

– Погнали отсюда, слышь.

Мальчишки громко затопали по тропинке, убегая. Бабушка, услышав крики оставила шитьё и пришла в комнату:

– Маша, маленькая хулиганка! Слезь с окна сейчас же!

Маша серьёзно посмотрела на бабушку и прикрыла форточку.