Джио Россо "Добрые злые сказки"

но опоздать на целый век.

«Скорый поезд до города N, где солнцем согрета земля…»

Скорый поезд до города N, где солнцем согрета земля.
Моя непослушная Энн, ты все еще помнишь меня?
Здесь ржавый кленовый лист цепляется за рукав,
а теплая осень спит, свернувшись клубком на руках.
Ты всё ещё слушаешь джаз? Срываешь цветы орхидей?
Не любишь избитых фраз и дикость нелепых идей?
Ты больше не носишь кос? Не пишешь сюжеты драм?
И твой наглый рыжий пес не будит тебя по утрам?
А помнишь, как я читал судьбу по твоим рукам,
и солнце веснушек след размазало по щекам?

Платформа под номером пять, и поезд до города N.
А мне б повернуть время вспять, моя незабвенная Энн.
Я помню центральный парк, и твой покрасневший нос,
как я отдавал свой шарф и чушь несусветную нес.
Пустые вагоны метро, ты помнишь – друзья навек,
за поднятый ворот пальто мне сыпался мокрый снег.
Ты знаешь, я повзрослел. Стал сам на себя не похож.
Моя непослушная Энн, у взрослых вся истина – ложь.
Табачное тлеет нутро – я так и не бросил курить,
но если не ты, то кто, сумеет меня изменить?
А поезд до города N, уходит, по рельсам гремя,
моя невозможная Энн, ты все еще помнишь меня?

«Танцуй на острых клыках огня…»

Танцуй на острых клыках огня,
Танцуй, глаза закрывая.
Танцуй, сегодня луна – твоя,
и ветер тебя обнимает.
Танцуй, открывая небу лицо,
и смело шагай в бездну.
Гори, ведь в конце концов,
и ритмы гитар исчезнут.
Кружись, упиваясь теплым дождем,
и мокрой дорожной пылью.
Не верь никому – мы с тобой не умрем,
пока есть за спинами крылья.
Пока Земля вертится, и Млечный путь,
из Лунных ладоней льется,
танцуй, моя осень, когда-нибудь,
Ад Раем земным обернется.

Трещат кастаньеты в смуглых руках,
гитара легка и звонка.
Палящее солнце вязнет в песках,
скользит по прибрежной кромке.
Цыганская кровь под кожей кипит,
в груди отзывается эхом.
Танцуй, мое сердце, выстукивай ритм,
шуми заразительным смехом.
И сотни дорог впереди, сотни дней,
и сотни несозданных песен.
Мы вместе. А вместе – значит сильней.
Пусть каждый нам враг, а мир тесен.

Танцуй же, со мной или без меня,
о бедах своих забывая.
Гляди, я украл вороного коня,
и ключ от небесного края.
Гори, видишь, сердце мое горит,
песчинки царапают плечи.
Я буду любить тебя, слышишь, Лилит? —
Я буду любить тебя вечно.

«Я не верю в красную нить судьбы…»

Я не верю в красную нить судьбы,
и дожди, идущие в январе.
В горле комом горькое – «если бы».
Если бы ты только была моей.
Если бы я родился в надцатый век,
времена королей и железных лат,
Я бы вызвал на бой весь проклятый свет,
небеса и землю, Эдем и ад.
Ты смогла бы верить моим стихам,
и словам, что кровью звенят в ушах:
«Я тебя никому никогда не отдам»,
и «ты знаешь, чертовски болит душа».

Я рожден в двадцать первый, усталый век.
У меня – сквозная дыра в груди.
Я не вижу цветов и огней во сне,
только белую пудру сухой пурги.
Снег скрипит под ногами, мой Север тих.
И неважно, сколько ведет дорог,
Мне суметь бы только одну найти,
ту, что выведет прямо на твой порог.
Всё в тебе неуместно, но так легко.
Льется теплая медь золотистых кос.
Мне бы только коснуться тебя рукой,
и у ног свернуться, как верный пес.
Ты из солнца, и кажется, из песка,
сплетена из тонких, звенящих струн,
Поднебесных гор и прибрежных скал,
сизокрылых и яснооких лун.
Всё во мне – это иней, сырой туман,
сотни книжных страниц и табачный дым.
Я не знал, что такое – сходить с ума.
Я не знал – это значит, я был пустым.
В твоих венах – живая драконья кровь,
а во мне – металлический серый сплав.
Тот, на небе, кто раздает любовь,
в этот раз ошибся, так был не прав.

Я не верю в сказки, не верю в сны,
мы с тобой из разных земных широт.
Я не видел крыльев цветной весны,
всё во мне – это ломкий и колкий лед.
Только в руку врезается красная нить.
Двадцать третье холодное января.
Это бред. И такого не может быть.
Но на землю падают капли дождя.

«Двадцать тысяч лье…»

Двадцать тысяч лье
под
водой.
Которая плещется
Между
мной
и
тобой.
Я живу у тебя в груди,
За костяной закрытой дверцей.
Я – твоё
неизлечимо
больное
сердце.

Двадцать тысяч дней
без тепла.
Зима заблудилась в городе,
и не ушла.
Белой метелью влетела
в твое окно,
Ставни закрыла,
и
залегла на дно.

Знаешь, а мне бы пару незримых рук,
Я бы варил тебе кофе, готовил чай.
Просто, пожалуйста, мой дорогой друг,
Сердце свое когда-нибудь повстречай.

Те, кто действительно необходим,
Не предадут и не причинят боль.
Пусть будет
он
сильным один,
И непобедимым
вместе
с тобой.

Двадцать тысяч лье
под
водой.
Которая плещется
Между
мной
и
тобой.
Я живу у тебя в груди,
За костяной закрытой дверцей.
Я – в тебя
безнадежно
влюбленное
сердце.

«Кафельный пол, на стенах трещины…»

Кафельный пол, на стенах трещины,
водопроводная грязь.
Я бы любил тебя, даже если бы
ты