Поцелуй Катрины
Елена Рождественская
Будучи мексиканкой по рождению, я должна была пойти по стопам своей матери. Выйти замуж, завести детей и собирать агаву для производства текилы. Да вот только моя мама была необычной женщиной и притягивала неприятности магнитом. Полюбив женатого мужчину, она навлекла беду на весь наш род, а мне разгребай.Ну ничего, в моём теле течёт не простая кровь, а смешанная с порохом и соусом Tabasco. Берегитесь, ведь я приношу не только любовь, но и поцелуй Катрины!
Елена Рождественская
Поцелуй Катрины
Часть 1
Вся моя жизнь это череда слайдов, перемешанных между собой временем и обстоятельствами. Желанными или необходимыми. В порыве смутной неопределённости или непонимания, я закрываю глаза и проваливаюсь в глубокий транс. Там, в глубинах моего подсознания, разбросаны горы карточек, связанных с моей жизнью. Миллионы слайдов. Они связаны невидимыми нитями с моей семьей, случайными знакомыми или близкими друзьями. Тонкими неразрывными путами.
Осталось найти самые важные и смонтировать фильм о своей жизни!
Глава 1. На свадьбу и на крестины не ходи без приглашения.
Я всегда была выше, чем другие девочки моего класса. За это меня часто дразнили, называли дылдой и шпалой. Я не обижалась, а с высокоподнятой головой гордилась своим ростом и происхождением.
Удивительно, ведь я родилась в Мексике. Если вы знаете, мы – мексиканцы не отличаемся европейским гигантизмом. Мы маленькие, коренастые, компактные. Словно сахарные мишки, наполненные текилой и какао-бобами.
Когда я надевала шпильки, облегающее темное платье, делала на голове высокий хвост, меня принимали за девушку с европейской недели мод.
Да, у нас в семье тоже был телевизор, и мы кроме наших сериалов смотрели и другие передачи. Обычно пульт был у дедушки, как у вождя нашей семьи. Только у него было священное право включать и выключать телевизор. Иногда внучке вождя, то есть мне позволялось брать пульт и выбирать передачу на вечер. Уверяю вас, это было крайне редко, в основном только по праздникам. В такие дни, я позволяла себе смотреть то, что не выносили мои дедушка с бабушкой, это передачи о моде и красоте, об автомобилях и оружии. О деньгах и богатых мужчинах.
Я смотрела и впитывала в себя богатую жизнь, ту которую не могла себе позволить. Мечтать очень даже полезно и однажды я надеялась заполучить такую жизнь, которой достойна.
Я в это верила всем сердцем и оно мне подсказывало, что так и будет. Все потому, что я не чистокровная мексиканка, как моя мама или бабушка Донома.
Нет. Не поэтому!
Мой папа родом из Венгрии, был высоким блондином с ярко-голубыми глазами. Они были почти синие, как не ограненный сапфир.
Когда мама первый раз увидела папу, она не могла отвести глаз от глубокого синего цвета. Этот оттенок проник в ее сердце настолько глубоко, что ее зрачки темного коричневого цвета стали с синими крапинками.
Так мне рассказывал мой дедушка. У меня нет причины ему не доверять. С синими крапинками, значит так и запечатлим на одном из слайдов.
Их встреча произошла на одном из Юкатанских пляжей в Мексике. Честно признаюсь, нелепость была у папы в крови. Словно она была смешана с другими его чертами характера, но выступала главным недостатком. Хотя наверно можно это назвать и достоинством. Тут, с какой стороны посмотреть.
В день знакомства, первое, что папа смог увидеть – женские ступни с вишневым педикюром. Нет, он не загорал в тот момент, хотя мне иногда кажется, что это было бы не так грустно. Мой папаша ползал по белоснежному Юкатанскому пляжу и собирал образцы для своей научной работы. Лупа и пинцет – вот с каким оружием, он первый раз встретил мою маму.
Зная Мэрисоль, которая не могла пройти мимо всего необычного и нелепого, мама остановилась прямо перед носом светловолосого мужчины. Будучи очень любопытной мексиканкой, она заинтересовалась этим интересным случаем.
Пляж, на котором они встретились, назывался Сиан-Каан. Он входил в списки наследия ЮНЕСКО. Первозданная тишина, природный уют, мелкий белый песок. А еще необыкновенное море, меняющее цвет от лазурного оттенка у берегов, до цвета бирюзы и изумрудов над морскими глубинами.
Самый шик был в том, что пляж считался охраняемой заповедной зоной, и проходить туда абы кому не разрешалось.
Но только не моей маме.
Избороздив половину Юкатана в поисках лучших фотографий, она всегда находила то, что другим было просто не по силам. Будучи хрупкой и маленькой девушкой, она могла забраться на любую гору и пройти ее вдоль и поперек, пока другие срывались вниз и ломали шеи.
А еще Мэрисоль могла прыгнуть в самый глубокий карстовый колодец в Мексике, без костюма дайвера и подготовки. Вот так сгоряча, выключив голову и включив камеру. Без страха и сомнений.
Важно было только одно – если там было, что поснимать, она летела к этому месту, сбивая на пути все препятствия. Будь то люди, природные явления или собственные эмоции. Казалось, моя мама, и страх никогда не были знакомы и даже не слышали друг о друге. Все это было верно, до одного события, которое изменило ее жизнь.
Но до этого пока рано.
Когда она попала на пляж Сиан-Каан, она тут же начала искать подходящие виды для своей фотосъемки. Времени было немного, через час или два, сюда могли заявиться охранники с полицией и выгнать её отсюда.
Вот тут она и увидела моего отца Зорана, бесцеремонно копошащегося в белоснежном песке. Словно, он там что-то потерял и никак не мог найти. С таким усердием, он всматривался в рассыпчатую пудру камней, что Мэрисоль решила подойти и помочь мужчине.
А потом были удивлённые синие глаза и белоснежная улыбка. В тот момент, Мэрисоль подумала, что никогда не видела столь красивого мужчину в Мексике.
Поэтому первое, что она сказала, чтобы разбавить минутное молчание, показавшееся ей бесконечным и глупым, было:
– Можно я вас сфотографирую. Не переживайте, я сделаю это быстро и не в полный рост! – произнесла она на испанском языке.
– Что вы здесь делаете, это закрытая территория?! – произнёс мой отец на ломаном английском.
– Нет, ну что вы, мне глаз вполне достаточно. Никогда не видела таких синих глаз. Вам никто не говорил, что они напоминают сапфир? – И снова на испанском. Не понимая того, что мой отец говорит совершенно на другом языке.
– Сапфир? Я бы мог подарить вам сапфир! Вы же не против? – произнёс отец на венгерском, надеясь, что может быть мама знает его родной язык.
Одновременно рассмеявшись и не понимая ни слова, мои родители сели на песок и посмотрели друг на друга.
– Мы думаем одинаково, вам не кажется это забавным? – Усмехнувшись произнесла Мэрисоль.
– Я бы с удовольствием пригласил вас на свидание, если бы вы хоть немного понимали меня! – Серьёзно произнёс отец.
– Я хотела бы сделать столько фотографий ваших глаз, чтобы они превратили наш дом в поле синего Агератума. – Грустно произнесла Мэрисоль.
– Агератум мексиканский, очень красивый цветок! Как и вы…
Мой папа к тому же был очень умным учёным, поэтому со всей серьезностью отнесся к сложившейся ситуации. Он пригласил маму на свидание, как подобает джентльмену, надеясь, что она не откажет такому красавицу.
Цветы, костюм и такси все было подготовлено на высшем уровне.
Но он не знал мою маму, которая сделала все наоборот. Не поняв отца, она сама его пригласила. Хорошо, что в небольшом городке, откуда была моя мама, было только одно приличное кафе.
Вот только со временем они напутали, и кажется с днями недели тоже. Получилась полнейшая неразбериха.
Но если бы вы знали моих родителей, вы бы поняли, что свидание все-таки произошло!
Я ведь как-то родилась.
Без сомнений, без оценки, без условий.
Именно так любили мои родители друг друга.
Они узнавали друг друга постепенно, не торопясь, словно страшась сделать какую-нибудь нелепую ошибку. Исследуя поступки друг друга, они удивлялись схожести характеров, мыслей и приходящих в голову идей.
Не зная прошлого друг друга, они все-таки строили совместное будущее.
Счастливое, безоблачное – именно такое они хотели в своих мечтах. А мечтали они о многом: о большой семье, в которой дети и внуки никогда не покидают родной дом;
о любви до старости, где не нужно считать морщинки и седые волосы, потому что у тебя столько же, если не больше; о добрых соседях, которые празднуют вместе с тобой День Мертвых и разбрасывают оранжевые лепестки семпасучитль[1 - Семпасучитль – оранжевый цветок, символ Дня Мертвых в Мексике.] из дома до кладбища.
Мама приучала папу к мексиканской культуре, и он как хороший ученик поглощал знания усердно и с удовольствием.
Родители много гуляли по мексиканским пляжам – по работе Зорана, и ездили по сенотам и горам – по работе Мэрисоль.
Изучали венгерский и испанский язык, смеялись над ошибками и изъяснялись жестами. Они часто понимали друг друга без слов, одним лишь взмахом ресниц или улыбкой становилось ясно, о чем они думают или что хотят сказать.
Зорану нравилось, когда Мэрисоль начинала ругаться на испанском. В такие моменты, она очень быстро переходила на повышенные тона, махала руками и сверкала тёмно-карими глазами.
Было страшно, но в такие моменты Зоран любил мою маму ещё сильнее. Ведь она была настоящей мексиканкой, которая не терпела возражений и сомнений. Невероятно красивой и огненно-страстной.
Мама многое прощала папе, за одни только сапфировые глаза. Стоило ему подойти так близко, что расстояние между ними исчислялось миллиметрами и посмотреть на нее, как она таяла. В такие моменты, Мэрисоль распускала волосы, так как нравилось отцу, брала его за крепкую шею и тонула в его горячих поцелуях.
На момент знакомства моей маме было девятнадцать лет. Не знавшая любви и жизни, она полюбила Зорана горячо и как ей казалось на всю жизнь. Папа уже тогда был состоявшимся ученым и красивым мужчиной, но был у него один недостаток, о котором он долгое время пытался рассказать.
Но ведь и, правда, пытался!
Мой отец был давно и безнадежно женат.
Если бы Мэрисоль знала венгерский язык, она бы поняла это в то самое утро, когда пыталась сфотографировать моего папу. Но мама упорно не хотела учить венгерский, считала это пустой тратой времени и сил. Ей не нравился этот язык, и она его в большинстве случаев не понимала. Поэтому моему отцу ничего не оставалось, как начать усиленно учить испанский. Мама ему в этом помогала, и через несколько месяцев он уже бегло шутил на языке ацтеков и индейцев Майя.
Жить вместе они начали очень быстро, потому что поняли, что не могут существовать друг без друга. Дед естественно был против такого расклада и решил поговорить с детьми на тему свадьбы. Именно тогда папа решил все рассказать, только уже на испанском. И это была не шутка, потому что после этого разговора мама пропала.
Не сказав никому ни слова, она исчезла.
Отец пытался ее искать, но толком не зная Мексику, ему ничего не оставалось как только ждать ее возвращения.
Зоран был разбит, он впал в депрессию и первый раз напился, да так сильно, что попал с отравлением в больницу. Дед рассказывал, что именно в это время Мэрисоль вдруг появилась. Пришла в больницу и осталась с любимым мужчиной в палате, никого не подпускала к нему, ухаживала, читала книги на ломаном венгерском и показывала фотографии, которые сделала за время отсутствия. Папа смеялся и пытался исправлять ее венгерский, но мама злилась и постоянно его щипала и кусала за это.
Они были такими странными.
После маминого возвращения, Зоран быстро пошёл на поправку и пообещал, что как только выйдет из больницы, поедет в Венгрию и подаст на развод.
Слово он своё сдержал.
Папа уехал в Будапешт и вернулся спустя три месяца разведенным мужчиной.
Как сказал мой дед Антонио, мудрейший человек нашей семьи, это и стало началом конца.
Теперь мои родители могли пожениться и стать счастливыми. Хотя они и не были несчастными. Ну, до тех пор, пока не поженились. Брак это отстой. Ничего хорошего, кроме развода не приносит. Никогда не выйду замуж!
Они и правда могли пожениться, но без благословения отца, Мэрисоль никогда бы не вышла замуж, и мой отец знал об этом. Поэтому свадьбу начали готовить, как только дедушка согласился отдать любимую дочку венгерскому ученому – Зорану.
Все шло по плану, но только чей он был, так никто до конца и не понял.
***
Свадьба мамы и папы была проведена по всем мексиканским традициям. Яркая и веселая, она еще долгое время вспоминалась многим. Для дедушки Антонио и бабушки Дономы свадьба единственной любимой дочери была настоящим праздником, поэтому они подготовили ее очень тщательно, стараясь ничего не упустить.
Они пригласили гостей с обеих сторон, со стороны Зорана была его мать Адриана и брат Денеш. Они приехали из Венгрии и были в полном восторге от Мексики. Так они говорили тогда, в день свадьбы, всего один раз.
Больше такой оплошности они не совершали.
Со стороны Мэрисоль, присутствовал весь район небольшого городка Оахака. Приглашенных было столько, что свадьбу решили собрать рядом с домом деда Антонио. Столы, расставленные вдоль улицы, ломились от ароматных цветов и кушаний, приглашая всех на праздник.
Свадебное лассо, что набрасывается на шею жениха и плечи невесты в виде знака бесконечности, шила сама бабушка Донома. Перешив своё лассо она добавила тот цвет, который выбрала дочка для своей свадьбы. Это был цвет глаз любимого Зорана, цвет сапфира.
В наряде невесты была одна важная вещь, которая досталась ей от матери. Перешитая в срочном порядке голубая юбка, которую подогнали под размер худенькой и маленькой Мэрисоль, надевалась под открытое свадебное платье простого покроя. Только после этого невеста считалась готовой вступить в брак и в новую взрослую жизнь.
Агатовые волосы невесты украсили крупными пионами и цветами синего Агератума.
