Когда Крылов вышел, Тримаскин снова набрал селектор. На том конце ответили:
– Ильин слушает.
– Здравия желаю, товарищ контр-адмирал. Тримаскин моя фамилия. Тут у меня представитель промышленности Ванин Алексей Валерьевич. Он показал интересные документы. Хочу доложить.
– Давай завтра, Виктор. Я через полчаса уезжаю, буду поздно.
– Завтра утром он выезжает в КЗК в Германию. Надо бы до его отъезда принять решение.
– Что, так срочно?
– По-другому я бы и не стал беспокоить, Игорь Леонидович.
– Хорошо, бери своего представителя, и дуйте ко мне.
Ванин давно был наслышан о контр-адмирале Ильине, но встречаться лично до этого не приходилось. Говорят, до Москвы он служил в Севастополе. Когда пошла эта чехарда с разделом флота, Ильина, прекрасного специалиста, толкового командира и организатора, перевели в столицу. Поручили заняться внешней торговлей. В узком кругу знали, что на флоте Ильин курировал контрразведку.
Ильин сидел в большом кожаном кресле, на спинку которого был аккуратно наброшен флотский китель. Широкие плечи, кулаки – с кувалду. Волосы коротко пострижены «под ежика». Седые, прямые усы. Форменная, свежеотутюженная рубаха застегнута на все пуговицы, черный галстук. Из-под густых бровей смотрят большие серые глаза. Взгляд тяжелый. По щекам пролегли две длинные, глубокие морщины.
Говорил он густым басом, не вставая из кресла и не протянув руки:
– Докладывайте.
Выслушав Тримаскина, Ильин задал вопрос:
– Вы что предлагаете, Виктор Александрович?
– Я бы хотел согласовать с вами следующее… Давайте поручим Алексею Валерьевичу предварительно прокачать этого австрияка. Потом он его нам передаст. Этот австрияк еще нигде по нашим архивам не проходил. Неизвестно, что за всем этим стоит. Мы посмотрели, что там в его списках. Этого добра у нас на складах достаточно. К тому же, Игорь Леонидович, план нам спустили аховый. Надо набирать объемы.
– Ты мне про план не говори, – буркнул Ильин.
Потом продолжил, уже твердым командирским тоном:
– Значит, так… Дайте Алексею Валерьевичу необходимые материалы. Не только по номенклатуре вашей службы, но и другое – пусть позанимается более широкой тематикой. Нам может пригодиться. Подготовь от нас доверенность. По полной форме. Еще нарвется на кого-нибудь из наших – вопросов не оберешься – кто дал право, что, зачем…
– Вас понял. Вы подпишете?
– Подпишу. Когда подготовите, зайдешь. Но не раньше семи вечера. Я на совещание поехал… Хотя погоди… Если там опять галиматью пороть будут, я раньше вернусь. Ты мне позванивай… Да, кстати, ты с Первым отделом переговорил?
– Сейчас перезвоню Вертяеву. Но, Игорь Леонидович, Алексей Валерьевич давно нам известен. Его дело у Вертяева есть. Ванин легализован и по линии Министерства, и по всем остальным линиям.
Ильин одобрительно угукнул, вышел из-за стола и крепко пожал Ванину руку:
– Ну, тогда с Богом.
Когда возвращались в отдел, Тримаскин спросил:
– Ну как тебе наш Ильин?
– Суровый дяденька.
– Суровый, но справедливый, – поправил Тримаскин. – А мужик классный. Будь моя воля… Помнишь, у Маяковского: «гвозди бы делать из этих людей – крепче бы не было в мире гвоздей».
– Курит?
– Чего это тебя так заинтересовало?
– Воздух в кабинете чистый, не то что у некоторых, – намекнул на постоянные клубы дыма в кабинете у Тримаскина.
– Можно подумать, ты не грешишь табачком, – отпарировал Тримаскин. – А он завязал. Когда переводили из флота, хватил его инфаркт. Второй. С тех пор не курит и не пьет.
Вернувшись от Ильина, Тримаскин спросил:
– Паспорт с собой?
Ванин полез в пиджак:
– Вот.
– Да не-е-е… – махнул рукой Тримаскин. – На кой мне твой загранпаспорт! Ты мне дай внутренний, российский.
Снова набрал селектор:
– Сергей Палыч, зайди. От Ильина есть поручение.
Отдав офицеру паспорт и объяснив, что надо сделать, Тримаскин вызвал к себе еще нескольких сотрудников, сказав, чтобы те прихватили с собой информационные материалы.
Собралось несколько человек. Тримаскин поручил в течение часа, максимум двух, собрать сводную папку для Ванина, с картинками, технико-тактическими характеристиками – чтобы все было честь по чести.
Загрузив подчиненных, Тримаскин и Ванин пошли пообедать. Столовая была тут же, в административном здании, в подвальчике.
Поели. Перекурили, выйдя во дворик. Снова поднялись в кабинет на третьем этаже.
Вскоре стали подходить сотрудники из отдела Тримаскина.
Начали инструктировать Ванина, что и как делать.
Тримаскин сидел за столом с, казалось, скучающим видом, подперев щеку ладонью. Послушав, о чем и как идет разговор, заметил:
– Мужики, кончай! Такие вещи, как и с кем торговаться, Ванин сам знает. И нас еще научит. Давайте что посущественней.
– Мне бы еще по ценам уточниться, – вставил Ванин.
– Ну ты, Валерич, и загнул… Это же секретная информация. Мы и то не все знаем, что почем, – загудел майор Саша Крикунов.
– Ладно, Саня, не звезди, – прервал его Тримаскин. Потом, обращаясь к Ванину:
– Бери бумагу и карандаш. Пиши.
Снова Крикунову:
– Сань, накиньте процентов пять-десять на уторговывание. Алекс, давай договоримся, мы тебе этого не давали. Узнают, кирдык нам всем – употребят всех без вазелина. И еще, не вздумай потерять папочку-то. Смотри, чтоб не попала к буржуям! Тогда вообще труба.
– Ладно, не боись, – отшутился Ванин. Я по ночам вместо женщин буду спать с твоей папкой в обнимку.
Тут прошел вызов по связи:
– Виктор, я на месте. Где там твоя доверенность?
Это был Ильин. С совещания вернулся раньше, чем обещал.
– Уже несут.
– Пусть сразу заходят… Чертовы бюрократы, – выругался Ильин, вспоминая, очевидно, совещание.
Пулей слетали с доверенностью к Ильину, не забыли в канцелярии поставить печать.
– Ну, господа офицеры, подведем итоги – потирая руки, сказал Тримаскин. – А что, есть повод обмыть нашего нового агента.
Народ одобрительно промолчал.
Тримаскин открыл свой здоровенный сейф, извлек из него початую бутылку «Русского стандарта», пару лимонов, конфеты, какие-то сухарики. Потом, еще порывшись в недрах сейфа, извлек из старинных, совсем древних запасов армянский «Арарат». Расставил граненые стаканы. Пошел, запер дверь. – Так-то оно надежней.
Выпили по разу, по другому. Чокались, держа стаканы за венчик, накрывая ладонью. Чтобы не звенели.
Офицеры расстегнули воротники, ослабили галстуки.
Видя, что деловой разговор окончен, Ванин пошутил:
– Слушай, Вить, у тебя, похоже, все есть?
– А что еще изволите, сэр?
– Ну, как же… Коньяк, кофе… Потанцуем… Где те женщины с пониженным уровнем социальной ответственности?
– Не, мужики, я после этих страшилок со СПИДом и прочей нечистью стал оберегаться.
Тримаскин снова покопался в ящике стола и вывалил пригоршню презервативов.
Мужики просто покатились со смеху.
– Да вы послушайте! На прошлой неделе был у меня директор одного оборонного завода. Докладывал о планах поставок на экспорт, про нетрадиционную для предприятия продукцию. – Вот, новые образцы. Может, Внешоборонпоставка захочет поторговать кондомами?
Опять громким залпом грянул всеобщий хохот.
– Ну, Тримаскин, чем-чем, но торговать резинотехническими изделиями для интимного использования – это сильно сказано!
– Зря гогочете! – входил в раж Тримаскин. – А вы знаете, как берегут снайперы винтовку от попадания грязи в канал ствола? Все тот же кондом на дуло натягивают… Спецзащита!
– А чего далеко ходить, – заговорил Крылов. – Я тогда еще на полигоне служил, давненько было. Как-то привезли к нам на испытания новую авиационную пушку. С пушкой приехал и ведущий конструктор. А спиртищи привез… мама моя родная! Стали мы стрелять. День бабахаем, второй… На третий день, в пятницу, уже после обеда, наступило время последнего технологического перерыва. Только мы сняли наушники, присели, смотрю, а на полу под пушкой – лужица масла. Дело – швах. Это если составлять акт, то заставят отписываться всю субботу. А кому охота? К тому же, конструктор уже закусь готовит. Но, что больше всего обидно, стрелять-то осталось всего ничего – каких-то выстрелов сто. Подозвали тихонько конструктора, показываем. Он сразу определил, что полетел уплотнитель на гидравлическом амортизаторе отката. Мы его пытаем, что это за уплотнитель? Говорит, резиновое кольцо диаметром сорок, высотой семь миллиметров. Стали репу чесать, где ж нам колечко достать. И тут старина Петрович, наш местный Кулибин, хлопает себя по лбу: – Есть идея! У Кольки Белявского надо спросить, может у него есть пара презервативов. Хотя, парой не обойдешься. Надо больше.
И точно, прапорщик Белявский – бабник еще тот. У него это добро точно должно быть. Послали Петровича… Стал Петрович у Кольки презервативы выманывать. У сундука от удивления даже шапка на шевелюре поднялась:
– Петрович, старый ты хрен!!! Зачем тебе презерватив, колись?
Петрович и так, и эдак… Колян дает ему презерватив. А Петрович-то и говорит: – Одного мало. Давай все.
У Коляна вообще башню сорвало.
– Ну ты, Петрович, гигант! Это что ж за баба такая? Красивая?
Чтоб Колька меньше вопросов задавал, сунул Петрович ему четушку спирта. За спирт Колька отдал ему все, что нашел во всех своих куртках, кителях, брюках, шинелях и бушлатах. С вожделением и благодарностью снова глянул на спирт. «Погоди. – Колян порылся пальцем за подкладкой шапки. – Это последний. Не, ну ты, Петрович, даешь! Вот тебе и дедуля! Везет же людям!»
Мы потом быстро скинули кожух, разобрали полетевший цилиндр. Аккуратненько срезали колечки. Отвернули мы головку, поставили кольца – как будто там они всегда были… Петрович подтянул все, как следует. Продолжаем испытания. Раз стрельнули… Стоят гондоны! Еще бахнули. Смотрим, не течет ли? Стоят, родные! Испытания закончили на ура.
А Колька Белявский потом еще с полгода доставал Петровича: «Что хоть за краля была? Уж больно интересно!»
– Да, в армейском хозяйстве даже презервативу найдется место. Стратегический материал! – философски подметил Тримаскин. – Может, еще и поторгуем ими. А?
Посидели. Подымили у открытого настежь окна. Разлили по последней.
Тут Тримаскин поднялся со стула:
– Господа офицеры!
Все встали, как по уставу, выпятив грудь колесом.
– Во славу русского оружия! Троекратно… – Тримаскин произносил слова четко, выдерживая паузы и интонации, как на параде. – Два коротких… Третий протяжно, с воодушевлением… Только тихо, мать вашу, а то вся контора сбежится! Гип-гип…
Приглушенными голосами дружно рявкнули:
– Ура! Ура! Ур-р-а-а-а!
Ванин стал поглядывать на часы.
Тримаскин понял намек.
– Ладно, напоследок расскажу анекдот про московских бомбил.
Едет как-то по ночному городу таксист. Смотрит, возле ресторана три мужика голосуют. Солидные, в длинных пальто, с крутыми затылками. Притормозил. Куда везти? Те говорят, поехали, тут недалеко – прямо и направо. Только они сели, один достает пушку и командуют, давай, мол, на выезд из города. Таксист от испуга чуть в штаны не наложил, но пушка и в самом деле – жуткий аргумент. Едут. Вот уже проехали черту города. Вот уже лесок пошел. Тот, что с дурой, командует стоять. Выходи, говорит. Мужик вышел, озирается. Снимай, бычара, штаны! – командует. Таксист заартачился, но те его подпнули. Снял штаны, а сам думает, не на геев ли нарвался? А те зажгли зажигалку, и все норовят ему в задницу заглянуть. Таксист взмолился, дескать, побойтесь Бога! А один из них-то и говорит: «Да ты не бзди. Просто мои пацаны ни разу не видели, как очко от страха играет. Вот я и решил им показать».
С первого взгляда трудно было поверить, что этот подвижный, необыкновенно коммуникабельный человек, кладезь несметного количества всяких шуток и прибауток, был танкистом от Бога, кавалером серьезных боевых наград, прошедший Афган.
Но таков уж он, полковник Тримаскин.
