Крылатый ковчег: сборник рассказов
Светлана Чередниченко
Приграничье, Никель, Комбинат. Автобиографическое путешествие проносится сквозь две клинические смерти, четыре поколения семьи, города и страны. Из СССР в лихие 90?е. Из дворников в Совет Федерации. Из подземки на подлодку. Страшная авария связывает жизнь никельчанки с легендарным адмиралом и приводит в писательство. 13 лет службы меняют взгляды на жизнь и страну. Ковчег памяти, сотканный из любви и металла, помогает поверить в мир неслучайных возможностей на пути к себе. Добро пожаловать на борт!
Светлана Чередниченко
Крылатый ковчег: сборник рассказов
Посвящается нашим героическим дедушкам и бабушкам, дорогим и любящим родителям, бесстрашным покорителям морских и подземных глубин
Часть 1. Поехали в Никель!
Глава 1. Три трубы
Помните фильм «Мужики»? Так вот, я оттуда, из Никеля[1 - Ни?кель (в 1936–1945 годах – Колосйоки, фин. Kolosjoki) – посёлок городского типа, административный центр Печенгского муниципального округа Мурманской области. Популярный советский фильм «Мужики» хоть и снимался в Мончегорске, по сценарию, главный герой приезжает именно в Никель.].
Три трубы. Славно дымят. Значит, дом близко! Уже от Пахты ждешь, пока в окнах поезда не появятся серебристые клубья газовых облаков.
Вдох. Сердце стучит чаще, и сладкий привкус серы стекает с языка: «Прибыли!»
Украина. Донецкая область. 1950 год.
– Ваша станция, Константиновка.
Ба-бах! Чемодан летит из тамбура на перрон прямо в парня с зачесанной челкой.
– Дура! Ты что, из Бердычи?[2 - Берды?чи – село на Украине, в Донецкой области, расположенное в верховьях реки Дурной.] – покрутив у виска, мой будущий дедушка Гриша помогает собрать бабы Томины вещи.
А дальше их ждет целина. Потом на Север, в поселок Никель, за лучшей долей. Дед – бригадиром на стройку. Бабушка – маляром. По-стахановски возводили жилье для переселенцев. Сами ютились в бараке, потом в домике в Заречье. С ними два сына, что родились друг за другом, Костя и Витя. Сложно было детей поднимать. Одежду шили сами. Садика не было. Оставить ребятишек не с кем. Крутили им хлебные катышки в марлю. Длинными поводками из простыней привязывали к кроватям, чтоб до каши добрались. А сами чуть свет – на работу…
Другая половина семьи взяла начало в деревне Алявино Вологодской области.
Шел 1945 год. Население Никеля насчитывало около семи тысяч человек.
Как заключили договор о перемирии, Финляндия вернула Печенгский район Советскому Союзу со всей территорией никелевых разработок. Американцы, которых пригласили на восстановление производства, полагали, что восстанавливать придется не менее десяти лет, но советские власти призвали молодежь из регионов. Предложили им суровый северный рубль и светлое будущее. Наряду с демобилизованными солдатами-освободителями и ссыльными в приграничный поселок поехали и добровольцы.
«Фаинка, вызов от брата пришел, собирайся, на Север поедешь!»
Так после войны старшая из семерых, Фаина, пересела с поезда на пароход и добралась из Кадуйского района до Печенги. Оттуда грузовиком прибыла в Никель, где «канадские» домики, сосны да разрушенный немцами завод, позже названный ГМК «Печенганикель».
«Вместе на беседу ходили. Там и сошлись», – коротко объясняла потом о знакомстве с дедом.
Юморная, веселая, с косичками, метр в прыжке, Фаинка и дед Федя, великан в костюме с гармонью – душевная парочка.
Трещит печка. В хрущевке тепло и уютно от детского смеха и запаха пирогов. Трудились они по совести. Фаина – в кинотеатре «Дружба», Федор – в энергоцехе. Жаль, рано осколки войны оборвали жизнь фронтовика, не дали понянчить внучку, что родилась в Ленинграде. Меня.
А вот и тоннели ленинградского метро через годы несут папу Витю в штольню рудника «Каула-Котсельваара». Нескоро отпустит отца Комбинат…
Помню, как мечта поскорее увидеть маму гонит меня, маленькую, сквозь снег по рельсам на базу ОРСа «Печенганикеля».
Никель. Мурманская область. 2000 год.
С Питером не сложилось. И снова теми же рельсами еду я с маленьким сыном. Впереди рудник «Каула-Котсельваара». Три года в подземке в должности стволовой шахтоподъема с желанием выбраться. Вдохнуть полной грудью земную поверхность. Найти лучшую долю.
Больше не дымят три трубы. Бабушки только снятся. Родители переехали в Вологду. За последние семь лет в Никель возвращались только на кладбище, на могилки к близким.
«А знаешь, сынок, – говорю я сыну. – Бог руды и металла неспроста твоих прадедов позвал. Познакомил. Судьбу определил. И нам с тобой путевки в жизнь выписал».
Глава 2. Милочка
– Милочка, а ты-то здесь за что? – помятым басом любопытствует интердевочка у сидящей на батарее перед кабинетом следователя беременной девчушки. И кашель колоритной девахи с начесом эхом рикошетит о синие стены отделения милиции Московского вокзала Ленинграда.
– За драку, – сухо отвечает студентка факультета холодильной промышленности. – Свидетелем.
– Начальник, прогуляй до клозета! – путана из обезьянника озадаченно пытает взглядом скромный девичий силуэт.
Ночью, в канун моего дня рождения, 9 июля 1976 года, днюшка друга в «Пельменной» на Невском для мамы закончилась ох как не скучно.
Который раз она в красках пересказывает эту историю.
– После милиции утром к отцу приятель зашел. Неважно, – говорит, – Таня, выглядишь.
Я же дома, в Никеле, рожать собиралась. Блины в дорогу жарила, а у меня воды отошли. Пошла в поликлинику. Закрыто. Возвращаюсь. Тут схватки начались. Отец скорую вызвал. Повезли в больницу, где роды принимают преждевременные. А у меня схватки, оказывается, своевременные – напутали что-то со сроком. И немудрено. Полбеременности месячные шли. Живота не видно. Лыжи, баскетбол, соревнования. Темные мы были!
– «У тебя олимпийское спокойствие» – завидовали подруги-чемпионки из питерского «Спартака». А мне спать охота, и в животе пульс бьется. Выйду, поблюю на остановке, и легчает, – продолжает мама.
– А это у вас откуда? – таращась на сверток в одеялке, сопящий на двух сдвинутых стульях, изумлялись в общежитии.
– Надо же, родила. А ведь не видно было, – не скрываясь, шептались старушки на лавочке.
– Как учиться? Что делать? Куда ехать? – сокрушалась мама. Родители отца лишь развели руками. Позвали: «Хорошо, уговорил, Витя. Ждем домой. Учеба – заочно».
«Нате вам Светлячка, расхлебывайте!» – уверенно заявила я миру своим первозданным видом. Законы природы шептали: «Ты – невозможна». Но ведь зацепилась корнями за ниточку жизни. И родители справились. Папа в армию отправился. Мама – работать. А соседи – нянчиться всем подъездом.
Дед Петя со второго этажа плел рыбацкие сети. К тете Римме ходила разглядывать деревянный летучий корабль с парусами, а ее сын Валерка, десятиклассник, клялся жениться, когда вырасту. Димка с третьего этажа выводил за меня букву «о» в прописях, а я потом рыдала из-за четверки.
Весь пятиэтажный подъезд на Октябрьской, 3 жил единым двором. Люди старой закалки, прошедшие войну, из разных уголков страны приехавшие на Крайний Север покорять вечную мерзлоту, построившие вместе поселок, плавили металл, добывали никелевую руду. Честные, открытые, светлые, крепкие духом. Кто частушкам научит, кто намоет и чаю нальет, кто убаюкает и уложит спать. Маме помощь бесценная.
– Ну а что в той гостинице за драка случилась перед родами, мам?
– Да не в гостинице, а в ресторане. Никельчане-первокурсники танцевали, дурачились. Случайно ногой дядю подшофе задели. Поймали ответный удар в нос. Японцы рассыпались по углам. Моряки из Мурманска за земляков вступились. Ну и понеслось.
В общем, спорить с природой я не планировала, но так уж вышло, что родилась.
Глава 3. Чемпионы любви
Тринадцать лет назад, 8 июля 2009 года, газета «Полярная правда» в заметке «Чемпионы любви раскрыли секреты» напишет про моих родителей:
«Семейная пара Виктор и Татьяна Чередниченко о своем браке говорит так:
– Вместе мы уже практически тридцать три года. Познакомились еще в школе. Сначала учились в одной параллели, а в седьмом стали одноклассниками. У нас двое детей; сегодня как раз у сына двойня родилась: мальчик и девочка. Весь секрет долгой семейной жизни, конечно, в любви, в чем же еще! Нам помогает вера друг в друга, в наши силы. И любовь к детям – она очень сближает. Молодым парам мы желаем тепла и уюта в доме. Нужно, чтобы домой обязательно хотелось возвращаться. А еще будьте мудрее и терпимее друг к другу!»
В тот день Витя с Таней получили медаль «За любовь и верность». И да, мои родители уже сорок шесть лет вместе. Позади долгая, по современным подсчетам, семейная жизнь. Четырнадцать ремонтов. Учеба в Ленинграде, где родилась я, Север с приграничным Никелем, переезд на Вологодчину.
Двое детей, четверо внуков построили гостеприимный дом под Вологдой, который всегда открыт для друзей. Простой благодарности мало, когда у тебя реально замечательные близкие. Помогут, подскажут, выручат, когда надо – направят.
– На ком же семья держится? На маме?
– Ну да! Она энергичная, деятельная, открытая. Объединяет всех и отличается особой чуткостью к людям. И если мячик уронили, то Таня нырнет первой и достанет: четко, быстро, без паники. Недаром бегала на лыжах за ленинградский «Спартак». Не только в горе, но и в радости наша мама, как сама любовь, живет с добрым и преданным сердцем. А семейные праздники благодаря ей – это те еще маски-шоу, с песнями и заливистым хохотом.
– Или на папе?
– Точно! Он умный, рассудительный, домовитый. Уважаемый человек и, по совместительству, Кулибин. Дом сам построил. В Никеле главным механиком рудника работал, депутатом послужил. Да и сейчас, когда в среднюю полосу переехал, к нему любой может обратиться, будь то соседи или внуки с уроками, он всегда даст грамотный совет. Сама частенько ему по вопросам ремонта звоню: «Пап, а какой пол лучше сделать, на лагах или наливной?»
Выходит, совет да любовь бок о бок живут. А семья – она на двух китах держится!
Глава 4. Застывший мед
Кто в детстве не жевал гудрон? Я жевала.
Ходили с подружками на стройку, выискивали в грязи коричневые липкие сгустки и клали прямо в рот, вместо «бубль-гума».
До сих пор помню едкий вкус химикатов, жженой резины и песка. Коричневая масса прилипает к зубам, а ты представляешь, будто жуешь реальную жвачку.
Главное, не глотать.
– Поживешь с мое с гудроном, а потом попробуй выплюнуть, – смеется брат.
– Так если проглотишь, все свищи сойдут, – подхватывает двоюродный.
– А я карбид в печку кидала. И пороха много было от него, – подсыпает смешинок мама.
– Да, пороху в пороховницах собиралось хоть отбавляй, да и ягоды в ягодицах не переводились, – смеемся мы. Радуемся встрече. Не виделись с августа.
Камин подкидывает жару в картинки нахлынувших воспоминаний о никельском детстве. Пистоны постоянно покупали. Патроны ходили искать за речку. В ножички играли. В карты резались.
По очереди ковыряем столовой ложкой застывший мед из банки. Он тянется туго, непрерывными карамельными спиралями.
– А вы в детстве на шлачку ходили? – зачерпнув ложку янтарно-жидкого золота, спрашиваю я. И мысленно все уже катятся с черной сыпучей горы.
– На стальном листе вниз с отвала ка-а-ак вжухнешь! – выпаливает Дэн.
– Садишься на фанерное дно шкафа с загибоном или на дверь. Нормальная дверь лакированная хорошо скользит. Если соскочил с нее и завалился в шлак, весь колючими занозами покрываешься, одежду потом можно выкидывать, – жестикулируя, добавляет Виталик.
